.
Из тени в свет перелетая
(пьеса-воспоминание в 2 действиях)

Время и место действия пьесы — Москва 1982-1985 годов.

Действующие лица (в порядке их появления)

Миша, 33 года. Бывший аспирант факультета психологии МГУ.
Маргарита Алексеевна, 60 лет. Бывший экономист ЦСУ, ныне на пенсии.
Петр Иванович, 52 года. Участковый милиционер.
Маша, 25 лет. Поэтесса, выпускница Литинститута. Невеста Миши.
Володя, друг Миши, 28 лет. Выпускник технического вуза, без определенных занятий.
Борис, друг Миши, 40 лет. Переводчик, псаломщик в церкви.
Игорь, 42 года. Псаломщик в церкви, толкователь Апокалипсиса.
Владимир Дмитриевич, 35 лет. Сотрудник КГБ, майор. Молодой, перспективный, делает карьеру.
Федор Борисович, 55 лет. Врач-психиатр. Крупный, представительный мужчина в больших роговых очках.
Церковный сторож.
Сосед и соседка.
Больные разного возраста из психиатрической больницы.
Медсестры и санитары психбольницы.

Пролог.

На сцене — полная темнота. Когда зажигается неяркий свет, мы видим героя пьесы — Мишу, который сидит на стуле посредине сцены. Глаза его закрыты, он погружен в глубокую задумчивость. Все дальнейшее — его видения или воспоминания. Сцена вновь погружается в темноту, и луч прожектора, словно вспышки воспоминаний, выхватывают из темноты Мишину тещу, Марину Алексеевну, Участкового, мишиных друзей — Володю и Бориса, Сотрудника КГБ, Психиатра, Машу, Игоря, безымянных персонажей — больных психбольницы. Все действующие лица — в застывших позах. Когда свет зажигается снова, сцена пуста.

Действие первое.

Сцена 1.
Маленькая кухня в малогабаритной квартире. Все стандартное, как бывало в «советских» кухнях. На окне — пара горшков с геранью и фиалками. В репродукторе звучит какой-то романс 30-х годов. За столом — хмурая женщина лет 60, в кофте неопределенного мышиного цвета и больших роговых очках. Входит герой — худенький, маленького роста, в потертой джинсовой куртке. Переминается с ноги на ногу.

Маргарита Алексеевна. Здравствуйте, Миша. Что вы молчите?
Миша (растерянно) Да, добрый день. Это все так странно... вы меня пригласили прийти в отсутствие Маши. Почему?
Маргарита Алексеевна. Отчего же странно? Я хочу поговорить с вами начистоту. Выяснить, что вы скрываете. Не спорьте, вы скрытный человек. Она может помешать нашему разговору. Извините, чаю не предлагаю. (А в прошлый раз вы очень хвалили мои ватрушки!) Не до чая!
Миша Вы на меня так смотрите... сурово, что ли? что случилось?
Маргарита Алексеевна. И вы еще смеете так говорить? (повышает голос до крика) Вот невинная овечка! Это я должна у вас спросить, что случилось!
Миша (растерянно): А разве Маша вам ничего не говорила? О наших чувствах, что мы любим друг друга... на всю жизнь?
Маргарита Алексеевна. Что она говорила, значения не имеет. Бредни это все... Она же свой голос потеряла, в вашу дуду дудит. Гипнозом вы, что ли, на нее действуете?
Миша. Да как вы не поймете? Просто мы любим, вот и все. И хотим жить вместе.
Маргарита Алексеевна. Что значит — "вместе"? Жить в моей квартире, на моей шее? (возбужденно ходит по кухне, ударяя себя по шее).
Миша (путая слова0: Да не хочу я жить на вашей шее! Я хочу жить с вашей дочерью.
Маргарита Алексеевна. Не паясничайте, вы не в цирке! (внезапно. глядя в упор): Что такое, по-вашему, любовь?
Миша Ну, это неописуемое... Это такое... Это как Россия — умом не понять.
Маргарита Алексеевна. (машинально): Аршином общим не измерить... Я вам скажу, что такое любовь! Любовь — не вздохи на скамейке и не прогулки при луне...
Миша (машинально): Щипачев.
Маргарита Алексеевна. Щипачев, Грибачев — какая разница! Да, я скажу, что такое любовь. Любовь — это крепкая семья, тяжелый труд, чувство долга...
Миша. Долгов у меня, кажется, нет. В Москве, по крайней мере.
Маргарита Алексеевна. (внезапно): Покажите вашу трудовую книжку.
Миша. Зачем?... Не помню, где она лежит.
Маргарита Алексеевна. Она в вашем портфеле. Принесите.
Миша. Какое вы право (кричит) имеете рыться в чужом портфеле?!
Маргарита Алексеевна. (кричит) Такое право, что я мать своему ребенку, которого вы губите! Мать я или не мать?

Сцена 2.

Свет гаснет. Когда свет зажигается, мы видим обстановку кабинета в отделении милиции. На окнах — решетки, на подоконнике — герань. В репродукторе — песня: "В коммунистической бригаде..." На стене — портрет Андропова. За столом — простоватый на вид, улыбчивый участковый лет 40, в больших роговых очках. Второй собеседник — в тени.

Участковый Петр Иванович. Давайте сюда повесточку, распишусь. (расписывается) Документики есть? Паспорт? Трудовая книжка?
Миша. (теперь свет падает на него, и мы видим, что это он): Да, есть. Послушайте...
Петр Иванович. Это я вас послушаю. Но сначала документы. Та-ак... Занадворов Михаил Самуилович. Национальность — русский. (внимательно смотрит на Мишу, с издевкой): точно, русский. Состоит в браке с гражданкой Богатых Зоей Павловной. Ну, об этом после поговорим.
Миша. (ерзая на стуле): Послушайте, почему...
Петр Иванович. (не слушая, напевает): Скажите, почему мы с вами повстречались... (резко обрывает фразу романса): Где ваша трудовая книжка?
Миша. Вот, пожалуйста.
Петр Иванович. (листает): Замусоленная, потрепанная... Противно в руки взять. Да-а... Вот объясните, никак не доходит у меня: как это у вас так выходит? После аспирантуры год нигде не работали. Устроились церковным сторожем. Хорошее место — после аспирантуры! Через три месяца — уход по собственному желанию. (пристально смотрит на Мишу) А может, за пьянство, а? Потом опять — полгода без работы. Как это называется?
Миша. Не знаю... Я искал себя, занимался переводами, стихами.
Петр Иванович. У нас тут не литературный клуб, а милиция.
Миша. Это я вижу.
Петр Иванович. Это называется, согласно Указу, "паразитический, антиобщественный образ жизни". Тунеядство, одним словом.
Миша. Я не тунеядец!
Петр Иванович. На какие средства вы живете? Может, жена вас кормит? Или воруете?
Миша. Да как вы можете... Я верующий человек!
Петр Иванович. Не знаю, в трудовой не отражено. По закону вы давно тунеядец. И вообще, государство пять лет вас учило, сколько денег потратило, потом еще аспирантура — и в церкви дьячком, вместе с неграмотными старухами? Разводить религиозный дурман? Не стыдно вам так разбазаривать свои способности!
Миша. Это мое дело, мои убеждения — чем заниматься.
Петр Иванович. Ну, в идейные дискуссии не вступаю. Об этом вы поговорите с другими... специалистами.
(звонит телефон)
Петр Иванович. Николай! Здоровеньки булы. Что делаю? Да вот, разбираюсь с одним тунеядцем. Злостный нарушитель Указа. Оформляю на работу в районы крайнего Севера. Что-что? Майор уже? Ну, поздравляю. А ты что звонил-то? Звездочки обмыть? Хорошее дело. Ладно, после обсудим. Бывай.
Миша. Как это?!
Петр Иванович. Вот так... Пошутил я. Ты что, шуток не понимаешь? Ладно, привлекать пока не буду. Вот бумага, прочитай и распишись.

(протягивает листок, на котором типографским шрифтом отпечатано: "Предупреждение об ответственности лиц, ведущих паразитический образ жизни...")
Миша. (читает, подписывает. По радио — песня "Едут новоселы по земле целинной...")
Петр Иванович. Теперь слушай сюда. Дальше, значит, так. Устроишься на работу в 10-дневный срок. Хоть дворником. Или космонавтом. Если нет — пошлем работать на ЗИЛ. По комсомольской путевке. Вместе с алкоголиками.
Миша. Ну, прощайте. (встает)
Петр Иванович. Обожди. Тебя еще один человек дожидается. Давно.
(уходит. Из боковой двери входит молодой брюнет, лет 35, в аккуратном сером костюме. На лацкане — "поплавок" юрфака. Показывает красную книжку. )

Сцена 3.

Обыкновенная маленькая кухня квартиры Бориса, Мишиного друга. Миша сидит за столом, что-то печатает на машинке. На столе в беспорядке разбросаны рукописи, самиздат и тамиздат. Внезапно дверь открывается, входит Маша — девушка лет 25, будущая жена Миши. Мрачно смотрит на него, нервно ходит по кухне, задевая табуретки.
Маша (подходит к столу, берет листочки, читает): Меерович, .. Ташкентская спецпсихбольница, 15 отделение, Чантурия, Сычевская СПБ, Олекса Калюжный, Черняховская СПБ, 20 отделение. ... Миша, что это такое?
Миша (раздраженно): Как «что такое?» Ты что, не понимаешь? Это списки политзэков.
Маша. Это ты не понимаешь, чем занимаешься! Не знаешь, какое сейчас время? Андроповское !
Миша. Я вообще из другого времени.
Маша. Ты можешь быть хоть марсианином, но у нас за такие дела сажают.
Миша. Да я знаю, что сажают.
Маша. А какой тогда в этом смысл? Во всех этих бумажках? Зачем тебе-то все это? (плачет) Представь: из-за каких-то листочков тебя самого – в тюрьму. Или в психушке запрут. На много лет… А я буду тебе передачи носить. Как жена декабриста. Не знаю только – в дурдом или в тюрьму? Я бы лично тебя в психушку отправила.
Миша. Ну, отправила бы. И что дальше?
Маша. А дальше? (растерянно) Дальше не знаю.
Миша. Дальше – тишина. Пьеса есть такая, Раневская там гениально играет.
Маша. Да только вот ты из другой пьесы. Посмотри на себя. Худой, маленький… Какой из тебя герой? И вообще, все эта ваша борьба никому не нужна. Вас Андропов, как клопов, одного за другим передавит, а народ еще спасибо ему скажет. Вот и будет полная тишина, без всякой Раневской.
Миша. А что ты так плохо о нашем народе думаешь?
Маша. Я вообще-то о нем нормально думаю, у меня и бабка деревенская. Но я тебе точно скажу: советскому человеку все эти разговоры про свободу слова и прочие заморские штучки до фени! Ему сериалы и колбасу подавай!. "Страшно далеки они от народа", — это про вас сказано (задевает рукой стакан, он падает, с грохотом разбивается. Растерянно) На счастье… (Сталкиваясь лбами, оба собирают с полу осколки и рассыпавшиеся листочки).
Миша. (наклонившись и собирая осколки и листочки текста): Пусть даже так! Главное — что Бог все равно с нами.
Маша (с пафосом читая по листочку): «Христос сильнее любого дьявола, любого ГБ! Все эти жертвы, усилия Андрея Дмитрича, Тани Великановой, Сережи Ходоровича приближают день, когда это царство Зверя, эта идеология рухнет! Я верю в это!» (делает паузу, пораженная) Ну и высокопарщина! Да ты прямо фанатик! У тебя даже глаза горят! Точно – кандидат в психушку. А ты подумал, что вырастет на этих обломках? Гватемала какая-нибудь? Город Глупов? (тяжелая пауза)
Миша. Не знаю, что будет... но хуже уж точно некуда. А Россия Гватемалой никогда не станет.
Маша (устало) А городом Глуповым станет. И неизвестно что еще хуже.
Миша. Машенька... (пытается ее обнять), я все-таки не совсем сумасшедший. Я осторожен, квартира пока не засвечена...
Маша (отстраняясь) Вот именно — пока. Я от этого пока скоро спать по ночам перестану. Нет, хватит с меня нервотрепки и вашей конспирации. А вдруг моя мать узнает? Да она ж тебя и так терпеть не может А узнает – донесет еще! Сделай милость ради меня. Верни все эти подпольные листочки и. скажи, что больше не можешь. У нас же скоро свадьба.
Миша. Ладно, попробую.

свет гаснет.

Сцена 4.

Время действия — за полночь. Обычная, плохо обставленная кухня в квартире Бориса. От остальных кухонь она отличается лишь тем, что в красном углу висят иконы. Володя — молодой человек лет 35, неопределенных занятий, в свитере и джинсах. Сидит за кухонным столом, тщательно зашивая ботинок толстой ниткой. На столе — приемник, работает "Голос Америки", заглушаемый ревом глушилок. Дверь открывается, входит Миша.

Володя. Мишаня, салют! Ты откуда так поздно?

Миша. Был у Пети Старчика. На концерте. Песни на стихи Цветаевой. "Лебединый стан". Замечательные песни!
(напевает):
Андрей Шенье взошел на эшафот,
а я живу, и это страшный грех —
есть времена, железные для всех. —
не человек, кто в наши дни живет,
не человек, кто в наши дни поет...

Володя. Не, я больше Высоцкого люблю. Слушай, Миш, давай чай пить. Я тут у одного барыги достал пачку цейлонского, на большее денег не было.(ставит на плиту чайник) Может, пока закипит, в крестики-нолики поиграем?
Миша. Да нет, не буду. Какие крестики-нолики? Устал я. Знаешь, целый день по городу мотался. Да, кстати, Володя, давно хочу тебя спросить. Зачем все это?
В. Что это? О чем ты?
Миша. Да это все... наша борьба с этой премерзкой старушонкой-процентщицей Софьей Власьевной, советской властью то есть. Вот ты, например, переснимаешь на пленку “Архипелаг..”, печатаешь, кому-то продаешь, может быть. даже малознакомым людям... Рискуешь за это сесть. Я на машинке печатаю протоколы судов над диссидентами, статьи всякие для самиздата, еще что-то... Печатаю под псевдонимом за рубежом. Может, это и тешит самолюбие. Но... зачем это все? В чем смысл?
(по столу ползет таракан. Володя щелчком сбивает его. Таракан шустро бежит по полу и исчезает).
Володя. Вот, смотри, тебе и ответ. (напевает)
Таракан сидит в стакане,
ножку рыжую сосет,
он попался, он в капкане,
и его погибель ждет.
Мы — как этот таракан, маленький — да шустрый. Гэбуха нас собьет с ног, а мы - встали, отряхнулись и побежали дальше.
Миша. Нет, Володя, я серьезно... Зачем все эти жертвы, наша жизнь «отщепенцев», как они нас величают? Я вот — талантливый психолог, МГУ окончил, а вынужден торчать в этом проклятом ЖЭКе!
Володя. Какого ты ответа хочешь? Лучше быть дворником, сторожем, кем угодно, чем служить этой системе. Я просто не хочу чувствовать себя свиньей, которая хавает из корыта все, что ей дают, все, что попало - разные объедки. Ну, немного опасно -- и что теперь? Бежать самим в КГБ сдаваться? "Простите меня, бес попутал..." Помогите пристроиться по профессии. Ну как тебе картинка?
Миша. Да, картинка еще та... Но не выходит ли так, что мы все делаем только ради себя, из-за самолюбия? Нервы щекочет, чувствуешь себя героем… Нет ли в этом особого эгоизма?
Володя. Ну какой тут эгоизм - рисковать свободой, а может, и жизнью? Вспомни, как Исаич здорово писал, я даже наизусть это выучил:: “… не призываю вас идти на баррикады. на демонстрации, разбрасывать листовки. Просто начните с себя. не живите по лжи, не участвуйте в чем-то грязном - и за вами пойдут другие» Ты что,. боишься тюрьмы?
Миша. (задумчиво) А ты что, не боишься?
Володя. Нет, не боюсь. Я готов отсидеть, сколько дадут.
Миша. А я боюсь. Иногда даже мороз по коже – до того боюсь. Иногда... когда совсем уж худо бывает. В дверь позвонят – думаю, что за мной.
Володя. Ну, если страшно, прекрати это дело, и все. Женись на своей Маше, детей заведете…Псаломщиком в храм пойдешь, за это власть не преследует, да и там платят хорошо.
Миша. Извини, и в псаломщики без санкции КГБ не возьмут. И потом, я чувствую, что наше дело – это дело Божье. Всегда это вспоминаю — и легче становится. Даже страх куда-то девается. Я про это даже в статье пишу. (зачитывает) «Пускай нас мало, пусть лучшие люди томятся по тюрьмам и ссылкам, погибают в психушках, Андрей Дмитрич в Горьком, но все равно сила Божья с нами… "Блажен, кто душу свою положит за други своя". « А иначе и жить не стоит.
Володя. Ты чего это в такой пафос вдарился? Ну ладно уж, не трусь. Мы в Хельсинские группы не входим, слишком мелкая сошка. До нас не доберутся.
(входит Борис, хозяин квартиры -- заспанный, шлепанцы на босу ногу, полуголый. Длинные волосы. густая борода. На груди - старинный медный крест.)
Борис. Чего вы кричите? Три часа ночи! Я только задремал..
Володя. Мы тут о диссидентстве при Андропове.
Борис. Ребята, да о чем тут говорить! Какое диссидентство, давно оно кончилось. Сейчас за что угодно сажают. Подписывать какие-то письма протеста, что-то там печатать на машинке, передавать другим, неизвестно кому - это же самоубийство! Раньше власть, при Брежневе, кое-как еще терпела вас. А нынче и терпение лопнуло, Андропов решил вас под корень извести. Как я-то вас еще терплю в своей квартире — не понимаю. Наверно, такой же сумасшедший, как вы.
Миша. Извини, Боря, я не могу иначе. ( неотрывно смотрит на распятие)
Борис. Не могу иначе? А смысл-то, в чем смысл? В борьбе за безнадежное дело? Выпьем за успех нашего безнадежного дела, так, что ли? У евреев, хотя они и рискуют, идут на конфликт, все-таки реальная цель - выезд в Израиль, на историческую родину. Зов крови - великое дело! А “борьбу за права человека” и Церковь осуждает, и правильно делает. Потому что надеяться на Бога надо, а не слабые силенки человеческие. Как там, в Писании, сказано? Не надейтесь на князи, на сыны человеческие, в них же несть спасения.... Ему, Иисусу Христу, молиться надо, чтобы вразумил нас и избавил нас от этого рабства египетского у коммунистов....
Володя. Борь, погоди... Дай я тебе скажу...
Борис. И слушать не хочу! Давайте лучше помолимся святому Николаю Угоднику, его же и память ныне. Он особенно помогает тем, кто в тюрьмах страдает, невинно осужденным. Канон почитаем... (зажигает лампаду перед иконой)
( Внезапный шум снаружи, входная дверь трясется от ударов кулаками: “Ой, помогите! Ой, убивают!” Боря поспешно открывает. В дверях -- голося, появляется растерзанная баба лет 45, волосы растрепаны, в помятом халате. За ней следом — матерящийся пьяный мужик в тельняшке, в руке его зажат кухонный нож).
Шум. Все бросаются на площадку спасать бабу и усмирять мужика. Свет на сцене гаснет.

Сцена 5.

Интерьер тот же, как и в сцене 2.
Владимир Дмитриевич. Владимир Дмитриевич (протягивает руку)
Миша. (колеблясь, с усилием пожимает ее)
Владимир .Дмитриевич. Простите уж, слышал ваш разговор. Ну, сильно вас запугал этот грубиян? Про тунеядство все твердил... Образования не хватает, такта... Не интеллигент, не то что мы с вами.
Миша. (приоткрывает рот, но тут же закрывает.)
Владимир .Дмитриевич. (продолжает монолог): Даже закурить вам не предложил. (протягивает пачку "Явы") Курите, пожалуйста.
Миша. (колеблясь): Я ведь бросил курить. Уже давно.
Владимир Дмитриевич. Бросили, я знаю, а теперь опять закурили. Я из окна видел, как вы подходили. Курили и, наверно, крепкие. Даже закашлялись.
Миша. (наконец берет сигарету. Оба закуривают. Внимательно смотрят друг на друга. Пауза.)
Миша. Я понимаю... Это вы организовали эту повестку, с вызовом сюда!
Владимир Дмитриевич. (фамильярно): Дорогой мой, а как мне еще было с вами познакомиться? Ведь не вызывать же прямо т у д а ? И оснований нет никаких, правда же?
Миша. Правда, нет.
Владимир.Дмитриевич. Рано вам еще туда приходить. Ведь вы же советский человек?
Миша. Да... советский.
Владимир Дмитриевич. Вот видите. А познакомиться, поговорить хотелось.
Миша. Зачем "поговорить"?
Владимир Дмитриевич. Интересный вы человек, вот зачем. То, что аспирантуру бросили, в религию ушли — это я понимаю... Не то, что этот участковый. (пренебрежительно) "Религиозный дурман"!
Миша. Понимаете?!
Владимир Дмитриевич. А как же. У меня тоже к религии сложное отношение. Атеисты, они разные бывают. Я вот Библию, например, на досуге по вечерам почитываю.
Миша. Зачем вам — Библия?
Владимир Дмитриевич. (словно не слыша): Кстати говоря, можем вам помочь в храм устроиться. Будете псаломщиком. Я слышал, вы священником хотите стать? Тоже можем помочь, в дальнейшем.
Миша. (твердо): Нет, спасибо. Я как-нибудь сам. У меня впечатление, что не случайно меня в церковь не берут.
Владимир Дмитриевич. Ну, сами так сами. Я не навязываюсь. А впечатление свое держите при себе. А то, если начнете тем, другим говорить, что, мол, КГБ виновато, так это ведь клевета на органы госбезопасности получится. А это уже статья. Кстати, раз мы о церкви заговорили... Передайте при случае привет отцу Павлу. Ведь вы с ним знакомы?
Миша. Так, шапочно. Видел в храме раза два.
Владимир Дмитриевич. Так уж в храме? А на исповеди его не посещали, неделю назад, на квартире? Зря он это делает, вне храма это — нарушение Закона о культах.
Миша. Откуда вам... ?
Владимир Дмитриевич. Известно, известно. Да не бойтесь вы за него! (пауза, внезапно) Книжки он не предлагает читать Зарубежной Церкви?
Миша. (быстро) Нет, никогда не видел.
Владимир Дмитриевич. Нет так нет. Знаете что, есть у меня идея. Что нам здесь сидеть? Неуютно. Давайте продолжим разговор на свежем воздухе. Есть тут рядом, на Чистых Прудах, летнее кафе. Согласны?
Миша (помедлив) Согласен.
Свет гаснет.

Сцена 5.

Квартира Мишиной тещи. Миша потихоньку крадется по узкому темному коридору. Вдруг зажигается свет. На пороге комнаты — теща Маргарита Алексеевна в халате, на носу — большие очки. волосы закручены в бигуди. Она грозно смотрит на Мишу.

Маргарита Алексеевна. Вы куда это крадетесь?
Миша. (растерянно) Я? Куда? В спальню к жене. Тише, она спит уже.
Маргарита Алексеевна. (язвительно) Откуда же так поздно? Постойте... У вас, кажется, пятна на куртке. Не у любовницы ли были? (подозрительно приглядывается к пятнам) Кажется, я догадываюсь, что это!
Миша. Это воск! От церковной свечки!
Маргарита Алексеевна. (удивленно) Вы были в церкви?
Миша. Ну и что? Я верующий, хожу в церковь. Сегодня же Пасха! Христос воскресе! (пытается поцеловать тещу в щеку).
Маргарита Алексеевна. (отстраняется, вытирает платком щеку, с иронией) Спасибо, я в курсе. Слушайте, как вы, интеллигентный человек, с высшим образованием, можете верить во всю эту чушь? В Боженьку, непорочное зачатие и все такое?
Миша. (гневно) Я не позволю... Не оскорбляйте моих религиозных чувств!
Маргарита Алексеевна. Я и не думаю вас оскорблять. Я только взываю к вашему разуму. Как вы можете верить во весь этот бред?
Миша. Да, я верю. Я верю в Бога как Абсолютный Дух, Абсолютное Добро. Я тоже взываю к вашему разуму. Оглянитесь же вокруг, посмотрите! (обводит рукой прихожую) Разве красота, великолепие природы, горы, леса, моря не говорят о Боге-Создателе? "Красота твари свидетельствует о Творце", --- сказал когда-то древний философ.
Маргарита Алексеевна. Я никакая не тварь, а порядочная женщина. Не будьте идиотом! Вы же изучали в университете биологию, теорию эволюции, диалектический материализм...
Миша. Вот именно. И давным-давно не верю в догмы материализма. Он не выдерживает никакой критики.
Маргарита Алексеевна. Вы — сумасшедший, если такое говорите. Как это — не верите? Материализм — мировоззрение нашего общества. Вы что, против общества? Может, вы вообще антисоветчик? Жили бы вы при Сталине, не так бы запели.
Миша. Слава Богу, я не жил при Сталине. Давайте поговорим по существу...
Маргарита Алексеевна. Религия — это вообще опиум для народа, как сказал Ленин.
Миша. Во-первых, это сказал не Ленин, а Маркс. У меня была пятерка по научному атеизму. А во-вторых, сколько же можно жить в слепоте! Снимите, наконец, эти черные очки! Уберите шоры с глаз! (срывает очки с Маргариты Алексеевны и уходит)
Маргарита Алексеевна. (в полной растерянности) Прекратите хулиганить! Я ничего не вижу! Отдайте мои очки! (тычется вслепую из стороны в сторону)
Миша (возвращается). Да заберите свои очки! (отдает очки и уходит потихоньку в комнату. Свет гаснет)

Сцена 7.
Низкий сводчатый потолок подвала старинной церкви.
Маленькая комнатка метров 10, что-то вроде кухни. Большая печь -- “голландка”, шкаф с самой простой посудой, фаянсовые тарелки, алюминиевые ложки, маленькая кушетка в углу, покрытая овчинным тулупом. В углу — две иконы: Спаса Вседержителя и Казанской Богородицы. Игорь -- высокий, лысоватый человек лет 30, с черными горящими глазами, в подряснике, сидит за грубо сколоченным деревянным столом. По лестнице в подвал входит Миша. Здороваются.
Игорь. Вы от отца Павла? Да... замечательный священник. Такие нынче редкость. Да вы располагайтесь (усаживает Мишу на лавку). Здесь вот я и живу, если утром служить. Тулупом укрываюсь вместо одеяла. Часто и сторож сюда заходит, хотя у него своя сторожка имеется
Знаете что? Давайте чай пить. Я люблю чай, когда он крепкий. Я по ночам много пью, когда пишу. Мысли как-то проясняются.
( разжег плиту, поставил на конфорку старинный медный чайник).
Миша (осторожно, с опаской) А что вы пишете?
Игорь. Я часто думаю, когда печка топится и жар от нее идет, что все вокруг: Москва, вся Россия, да что там - весь мир! - пронизано каким-то вселенским, космическим холодом. А здесь, в этом подвале, у печки, рядом с иконами - последний оазис тепла. И вокруг никого, ни души. Только Я и Бог. Христос - Он в моей душе и здесь где-то, рядом. Наверно, так и должен себя чувствовать человек в “последние времена”.
Миша. А что, они уже наступили?
Игорь. Какой вы прыткий! Ничего, скоро сами все узнаете. Недолго осталось. Многое вам простится по вашему неведению. Да и откуда вам ведать-то? Об этом в проповедях не услышишь. Надо о том, что Антихрист пришел в мир и скоро воцарится окончательно, до Христова пришествия, в набат со всех колоколен звонить, в трубы трубить, чтоб пробудить к покаянию. уснувшие души. А ни одного, даже тишайшего слова не доносится.
Миша. (взволнованно) Как... как вы узнали, о “последних временах”?
Игорь. Подождите, сейчас все сами узнаете. Не чай же, в самом деле, я вас сюда позвал пить. А знает тот, кому Бог открывает и ангелы Его. Вы первый, кому я это открываю. Должно же наконец знание явиться миру!
Вот это вы должны перепечатать (протягивает Мише толстую черную тетрадь). Первая часть этой рукописи - мой духовный дневник. Мой путь к Богу. Да, раньше я был большим грешником - пил “по-черному”, употреблял наркотики, кололся... ну и прочая скверна, о чем лучше не вспоминать. Но Господь сжалился надо мной и дал мне время для покаяния.
А здесь самое главное, — вторая часть моих записок, - то, что мне было открыто Духом Святым. Озаглавлена "Под пятой семиглавого Зверя". Здесь - толкование Апокалипсиса. Особенно тех глав, что гласят о последних временах, пришествии Антихриста, Страшном Суде, тысячелетнем царстве святых... Да., неведомым промыслом мне было дано проникнуть в смысл образов и символов Тайновидца Иоанна, и даже было дано большее - вычислить, буквально арифметически, с логарифмической линейкой в руках рассчитать “времена и сроки”, вплоть до календарных дат. Как мне это удалось?! Вы сами все узнаете из этой тетради!
Миша. А вы разве не знаете, что еще лет 700 - 800 назад Церковь на одном из своих соборов запретила заниматься толкованиями Откровения Иоанна? Потому что в Писании сказано: “Никто не знает ни дня. ни часа сего... только Отец Небесный”.
Игорь. А откуда вы знаете про Собор-то? Ах, это вам духовник рассказывал? Не всякому духовнику можно верить. Вы бы лучше отца Павла спросили. Такого Собора в Православии не было, я этот вопрос особо изучил. Был какой-то латинский собор, в связи с учением Иоахима Флорского и его так называемой ересью хилиазма (хотя это совсем не ересь), ну да католики нам не указ.
А во-вторых, что касается “ни дня, ни часа....”; вы прочтите внимательно. там дальше сказано: “ и тому, кому Отец захочет открыть”. Запрет на толкование Апокалипсиса есть.. для непосвященных, для тех, кому не было откровения, а они дерзают из своего утлого человеческого разума все эти таинственные вещи объяснять. Я этого не делаю, прошу вас заметить.
Миша. Вы что же, посвященный? Во что?
Игорь. Посвящение бывает разным. В смысле тайного гнозиса - да, посвященный. С Иоанном Богословом я себя, разумеется, не равняю. Хотя и мне было некое видение, и повеление на истолкование... впрочем, вы об этом прочтете в моих записках. Только пока - кроме меня, отца Павла и отца Мефодия - никому! Если это попадет туда, в Комитет глубокого бурения - сами понимаете... Поэтому другим священникам - никому не показывать, даже вашему духовнику! Мало осталось истинных пастырей, нынче все больше “волки хищные”.
Миша. А как же вы отличаете истинные видения от ложных? Бывают же состояния прелести, когда святой в одержимость впадает, об этом и у святых отцов-аскетов много написано?
Игорь. А почему это вы о прелести заговорили? Вы что же, думаете, что я? Что я похож? На Него? (длительная пауза, Миша с испугом смотрит на Игоря.))
- Да нет же, успокойтесь! Прелесть тут ни при чем. Лучше выпейте чаю, он мозги прочищает. Смотрите, вовсю кипит!
( разливает по чашкам чай ( сахару побольше кладите, сахару! Сушки берите, не стесняйтесь...) и снова говорит, быстро, ускоренно):
- Да, о чем это мы? Как узнать, в каком состоянии человек, можно ли верить его толкованиям? Это очень просто. Вот пример. Когда в восьмидесятом году диакон Варсонофий (слышали, наверно?) на Красной площади проповедовал, что в июле на Московской Олимпиаде прямо на стадионе явится Антихрист, - это была прелесть, в точном богословском смысле. Или, если хотите, даже грубее, - психическая болезнь. Шизофрения. Бесы ему все карты спутали. Мои же выводы, повторюсь, основаны на точных расчетах и подлинном знании, переданном, можно сказать, из уст в уста.
Хотите, я прямо сейчас изложу значение основных символов Откровения Иоанна?
Миша. Да, хочу. Очень хочу.
Игорь. Тогда слушайте и пожалуйста, не перебивайте. Вопросы будете потом задавать. Самое главное, - ясно, что символы и события “последних времен” следует толковать применительно к современной России. Эти события уже совершились в 20 веке или произойдут в самое ближайшее время - год-полтора.
Например. что такое “зверь. выходящий из бездны”? Или Красный дракон? Очевидно, это красная, безбожная, богоборческая власть коммунистов-богоборцев. Речь идет о том, что в семнадцатом, годе Великого мятежа, напоившего землю кровью святых, в мир явился коллективный Антихрист, что предшествует Антихристу как личности, “сыну погибели”. В учении старообрядцев о коллективном Антихристе была мистическая глубина. хотя, конечно. в сроках они ошиблись. что немудрено....”Удерживющий”, то есть русский царь, пал - и были сняты печати от бездны, хтонического хаоса. Россия стала мистической второй Голгофой, в ней же совершится и второе Пришествие.
Миша. А кто такой, по-вашему, личный Антихрист? Когда он явится?
Игорь. Осталось совсем немного. Вы видели его портреты, - член Политбюро. Скоро, наверно, в декабре, маразматик Брежнев умрет, и он станет Генеральным, владыкой полумира.
Миша. Кто же это?! Неужели?
Игорь. Именно. Андропов. Главный гонитель диссидентов.
Миша. Но он же - атеист. Антихрист же - пародия на Христа, создатель новой всемирной религии. Так и в “Розе мира” написано.
Игорь. Андропов же - тайный масон. Наполовину еврей, из колена Данова. Вы этого не знали? Он начнет последние гонения на истинно православных христиан, на тех, в ком жив дух Христов, кто еще не предался Сатане.
Миша. А кто это - великая блудница с чашей, сидящая на Звере?
Игорь. Разве ваш духовник из этих... сергиан? Конечно, это сергианская “Красная церковь”, мерзость запустения на месте святе. Она и поклонилась Зверю. Читали, может.быть, книгу “В объятьях семиглавого Зверя”? Семь же гор, на которых, как сказано, восседает Блудница - это семихолмие Москвы. Все сходится, заметьте.
Миша (удивленно): Но вы же сами служите в храме?
Игорь Храмы разные есть. Есть по милости Божией несколько храмов, где сохраняется благодать. где причастие истинно. Туда и ходят истинно православные христиане. Конечно, это все - в тайне. Мерзость же “Красной церкви” окончательно обнажится, когда главой ее станет Антихрист. То есть Андропов. Лже-Патриарх всея Руси!
Миша. (потрясенный) Да, может быть! Как я раньше не подумал! Но кто же те два пророка, свидетели о Христе, в которых многие комментаторы Апокалипсиса видели воплощение духа Илии и Еноха?
Игорь. Это же очень легко увидеть, здесь даже не требуется особого Откровения. Конечно же, это Солженицын и Сахаров, самые мужественные и мощные борцы с коммунизмом в 20 веке.
Миша. Я сам бесконечно преклоняюсь перед Андреем Дмитриевичем, но как же он может быть пророком Божьим, он ведь неверующий, в лучшем случае - агностик?
Игорь. Он - главный враг Андропова, а значит, Антихриста. И человек, святой по своей жизни, начиная с момента его участия в правозащитном движении. Но когда в скором времени, по моим расчетам, в июле - августе, он обратится к Богу и открыто бросит вызов Антихристу -- это будет великий святой. Солженицын же прямо о себе в “Теленке” написал, что чувствует себя мечом в руке Господней, “заговоренным на всякую нечистую силу”.
К концу же владычества Антихриста, которое продлится, как сказано в Писании, 42 месяца, они оба будут убиты за свидетельство о Христе, один - в Горьком, может быть, во время голодовки в больнице, другой - в Вермонте, и трупы их, непогребенные, будут лежать на Красной площади. Это случится, я думаю, в 94 году. А где будет труп, там соберутся орлы. Какие там орлы - вороны! Ха-ха!
(входит старик — церковный сторож, в валенках, с густой бородой)
Старик. Что же ты делаешь-то, а? Сколько раз тебе можно говорить! Опять, уходя, лампады не погасил в храме. Лампадное масло дорогое, сколько же это его за ночь нагорит!
Игорь. (быстро) Ну, вам пора. С Богом! (сует Мише рукопись)

Действие второе.

Сцена 8 (продолжение сцены 5)

Летнее кафе возле пруда на Чистых Прудах. За дальним столиком — Владимир Дмитриевич и Миша, на столике — сухарики, бутылка пива, минеральная вода. Неподалеку — скамейки с пенсионерами, мамаши с колясками. Из магнитофона на скамейке (его держит парень лет 25) доносится песня: "У павильона "Пиво-воды" стоял советский постовой..." Владимир Дмитриевич слушает, морщится.

Миша. А все-таки, почему вы меня пригласили на беседу?
Владимир Дмитриевич. Так вам сразу и скажи... Интересный вы человек, Михаил Самуилович, вот почему. Да я уж вам говорил про это. А с умным человеком и поговорить любопытно. Согласны? Вижу, что согласны. Вы же не только молитесь, в церковь ходите. Вы еще, я знаю, и статейки пописываете. И публикуете, между прочим.
Миша. Да, религиозно-философские статьи.
Владимир Дмитриевич. Хотите сказать, что религия далека от жизни? Не согласен с вами, никак не согласен. Может быть, религиозные-то вопросы и есть самые жизненные. Не скрою, заинтересовала меня ваша статья в самиздатном журнале "Зов вечности", в прошлом году появилась (показывает ксерокопию. Несколько фраз подчеркнуты красным карандашом).
Миша. Да, это рецензия на фильм Тарковского "Сталкер". А что в ней такого... необычного? А журнал "Зов вечности", он хоть и в самиздате выходит, но ведь сугубо патриотического направления, так ведь?
Владимир Дмитриевич. Так, так. Я хорошо знаю редактора Георгия Михалыча. Вполне по-советски, патриотически настроен. Но, может быть, вы не знаете, разные люди вокруг него... Но вернемся к вашей статье о Тарковском, дай бог таланта Андрею Арсеньевичу! Меня в ней поразила одна мысль. Вы пишете (заглядывает в текст), что в людях много чего есть — и черного, и белого, что это — проявление греха. А Сталкер — он выступает как катализатор, и проявляет, усиливает то темные. то светлые стороны своих партнеров по общению — Писателя и Ученого. А вы, я заметил, себя отождествляете именно со Сталкером? А какой же стороной я к вам оборачиваюсь — темной или светлой?
Миша. (растерянно): Не знаю... Отождествляю ли я себя со Сталкером? Наверное... хотя мне до него далеко.
Владимир Дмитриевич. (иронически): Тогда, значит, вы и юродивым готовы стать? Ведь вы сами Сталкера сравниваете с юродивыми Древней Руси.
Миша. Нет, такой подвиг мне не по плечу.
Владимир Дмитриевич. Что это вы так заволновались? Да, вернемся к нашему вопросу. Просьба у меня к вам есть — выступить в качестве эксперта по религиозным делам. Хочу вас попросить — возьмите 3-4 номера "Зова вечности" и составьте мне такую записку, страничек на 5: как вы оцениваете разных авторов, их отношение к церкви и государству, их философию... Может ли советская власть использовать журнал в своих интересах?
Миша. Не знаю, смогу ли я... Получится ли? Не такой я знаток...
Владимир Дмитриевич. Сможете, сможете! Я давно за вашими работами слежу. Тем более вы и всю редакцию знаете — и Шометова, и второго редактора, Ибрагимова, и Казакова.... Заодно и подтвердите в своем отзыве их патриотическое направление. Нас это вполне устроит.
Миша. Хорошо, согласен (волнуясь, закуривает).
Владимир Дмитриевич. Теперь на другую тему. Вижу, таланты ваши даром пропадают. Можем помочь вам, в литературном плане. Я знаю, вы стихи пишете, и везде вам отказывают. Говорят, слабые.
Миша. Откуда вы...? Ах, да... КГБ все знает.
Владимир Дмитриевич. (довольно) Именно. Так вот, можем вам помочь с публикациями. Вы где хотите печататься — в "Новом Мире", в "Знамени"? Выбирайте. А дальше и членом Союза будете.
Миша. (твердо): Нет, спасибо. Вот почему столько дерьма в журналах печатают! А я-то не знал.
Владимир Дмитриевич. Что это вы так грубите? Неинтеллигентно. Ладно, не хотите — не надо. Минералку-то пейте, от печени помогает (наливает Мише в стакан). одна просьба (помедлив): Вы бываете в разных компаниях религиозной молодежи, студентов — отца Павла знаете, отца Александра... (протягивает листочек) Вот мои координаты. Сами понимаете, нам нужно знать... о настроениях, что у людей за душой. Для их же блага, чтобы их не занесло... не туда. Так вот... прошу вас, хотя бы раз в месяц, сообщать мне о разговорах, настроениях, особенно если о политике. Это в их же интересах... понимаете?
Миша. (решительно): Нет, не могу. Это не мое... Совесть не позволяет.
Владимир Дмитриевич. (укоризненно, в упор глядя на Мишу) : Совесть — вещь растяжимая. Зря вы так... рискуете. Ладно, уговаривать не буду. Так рецензию не забудьте, через неделю. И вот еще... разговор наш строго между нами. Распишитесь здесь (протягивает листок). Миша читает: "Предупреждение об ответственности за разглашение...", расписывается.
Миша. До свидания.
Владимир Дмитриевич. До скорого свидания, Михаил Самуилович.

Занавес.

Сцена 2.

Кабинет зав. отделением психбольницы. За большим письменным столом — лысоватый мужчина с крупным мясистым лицом лет 60, в больших роговых очках. На стене - портрет Павлова. Стол завален папками, историями болезни. На стуле — Миша, в больничной одежде, растерянный.
Врач (не отрывая взгляда от амбулаторной карты): Я – Федор Борисович, ваш лечащий врач (изображая участливость): на что жалуетесь, что вас беспокоит?
Миша. Федор Борисович., раньше все вроде было нормально. Но в последние месяцы появилась какая-то тревога, непонятные страхи. Кажется, что мои разговоры прослушивают, что на улице за мной следят неизвестные люди. Даже было ощущение, что хотят арестовать.
Федор Борисович. И кто же, интересно, вас хочет арестовать?
Миша. Да органы КГБ. Якобы "за антисоветскую деятельность".
Федор Борисович. Так... Типичные симптомы. (записывает в карту, говоря в сторону): "бред преследования, страхи бредового характера".
А вот здесь еще врач из диспансера записала (громко читает): утверждает, что верующий, верит в Бога, в Иисуса Христа. Как это с вами случилось?
Миша. Что случилось?
Федор Борисович. (сердится): как это — что случилось? Как это вы вдруг в Бога поверили? Кто-то убедил вас? Или сами?
Миша. Я сам... давно уже стал размышлять о смысле жизни... духовные поиски...
Федор Борисович. Так-так.... появились мысли о смысле жизни, увлечение философией. Очень интересно.
Миша. И потом еще — я ведь поэт. Пишу стихи. И вот однажды появилось бы как будто озарение, что стихи просто так не рождаются, из какого-то быта, обыденности, что это — дар свыше, с неба.
Федор Борисович. Какая мысль! "Внезапное озарение..." ведь это же явное начало болезни. Вас это не встревожило, вы не пошли к врачу, к психиатру? такие странные явление в голове...
Миша. (не понимая): Зачем — к психиатру? Что же, тогда все поэты — душевнобольные?
Федор Борисович. (пишет): "Отсутствие критики". (Мише): Да уж, не здоровые, особенно те, которые мистики. Расскажите-ка мне еще про ваши "явления".
Миша. Какие явления? Ничего такого у меня нет.
Федор Борисович. (укоризненно): Не отрицайте, в вашей истории болезни записано об явлениях ангелов и святых.
Миша. У меня не было таких явлений. Я просто верю...
Федор Борисович. (не слушая, развеселившись): И в каком же виде являются? В виде призраков? В полночь? (напевает): В двенадцать часов по ночам...
Миша. Да вы же меня не слушаете! Я объясняю, что просто верю, что святые могут являться некоторым людям, по их молитвам. И потом, это же чистая логика: раз я верю в существование иных миров, то есть же какое-то общение между нашим миром и иным.
Федор Борисович (записывает, в сторону): Верит в существование иного потустороннего мира, зрительные галлюцинации... Ну-с, на что еще жалуетесь? Здесь еще написано, что вас не интересуют явления окружающей жизни? Наш социальный строй вам глубоко чужд?
Миша. Про строй я ничего не говорил. Да, так называемая "окружающая жизнь", про которую в газетах пишут, меня мало интересует. Я стремлюсь к духовной жизни.
Федор Борисович. Духовная жизнь? Поповщина, вера в Бога? (записывает, в сторону): сверхценные идеи, оскудение интересов, эмоциональной жизни. Что же, теперь все понятно. Постараемся вас вылечить от ваших "видений".
Миша. И долго будет продолжаться мое лечение?
Федор Борисович. Все зависит от течения болезни, от диагноза... Месяца два три, не менее. Сейчас идите в палату, дежурный врач вас ознакомит с нашим распорядком. (кивает, машет рукой. Входит санитар и уводит Мишу)
Федор Борисович. Полный набор симптомов, хоть студентам показывай. Жаль, что нельзя.
(звонит телефон)
Федор Борисович. Да, это Федор Борисыч. Владимир Дмитрич? Узнал вас. Задворный у нас, занимаемся им. Что? Подозреваете в симуляции шизофрении? Заведено дело? Нет-нет, симуляция исключена. Стопроцентный шизофреник. Можете мне поверить, я психиатр с 30-летним стажем. Лечить получше? Вылечим! Будет здоровенький, как огурчик. (смеется)

Свет гаснет.

Сцена 3.

На сцене темно. За сценой в темноте слышится песня Галича: "Шизофреники вяжут веники, а параноики рисуют нолики..." Свет зажигается. На сцене — помещение ЛТМ (лечебно-трудовые мастерские). Больные разного возраста, все — мужчины, очень сосредоточенно, от напряжения высовывая языки, орудуют отвертками, развинчивая счетчики и другие электроприборы. Где-то среди них — Миша. По радио диктор бубнит: "Передовики производства... коллектив завода "Серп и Молот"... трудовая вахта..."

Разговоры больных разного возраста.

1-й больной. А у нас на полдник за работу по два стакана компота дают. Свежие яблоки, пополам с грушами.

2-й больной. А вот в нашем отделении дают по одному стакану сметаны. Жирная, совсем неразбавленная! Один так торопился, на себя весь стакан опрокинул. Перемазался! (все дружно смеются).
3-й больной. А вот у нас ваще! По стакану компота, да еще пачку вафель ананасных "Красный октябрь", да еще печенья по 3 штуки.

4-й больной. Слушай, как у нас бывает, со смеху помрешь. Сам зав. отделением приходит с компота пробу снимать. Зараз по три стакана выпивает. Вот так — уух! (показывает)

1-й больной. А что у нас вчера было за обедом! Двое, ну которые на работу не ходят, начали все хватать, вафли, печенье, и в рот запихивать. От жадности давятся, а мы им тут надавали, да еще санитаров позвали. Их скрутили и на уколы повели.

Звучит резкий звонок. Больные уходят на перерыв. Собираются в большом холле на "производственную гимнастику". Вперед выходит инструктор — плотно сбитая женщина с химической завивкой лет 40, командует: "Начинаем производственную гимнастику". Туловище прямо, ноги на ширине плеч. Раз-два-три- четыре... Руки вверх, потом в стороны..." Больные с трудом вытягивают дрожащие руки, потом ноги. Дергаются, мышцы от лекарств сводит судорога. Инструктор недовольно морщится. "Слабовато делаем. Стараемся, стараемся... Раз-два-три... (хлопает в ладоши, задавая темп). Кому тяжело, разрешаю посидеть". Двое больных ложатся на кушетки. Трое — прямо на пол. Остальные продолжают.
Гимнастика кончается.
Медсестры выстраивают больных и ведут в свои отделения. В одной колонне — Миша, он шепотом молится: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый бессмертный..."

1-й больной — Мише: "Что бормочешь? "Голоса"? Меня они тоже замучили. В левом ухе — голос любовника жены, издевается: "Ты, дурак, в психушке сидишь, а я тут с твоей женой трахаюсь". А в правое ухе — голос нашего главврача: "Будешь таблетки выплевывать — на уколы посажу!"
4-й больной: "А мне рожи видятся мерзкие, черные, зеленые... Давеча в телевизоре их видел: кривляются, ухмыляются.
1-й больной: Дурак ты совсем! Это же партийный съезд был!

Уходят со сцены. Свет гаснет.

Сцена 4. Разговор с тещей (продолжение) Интерьер тот же, как и в сцене 1 Действия.

Маргарита Алексеевна. Какая у вас книжка — грязная, замусоленная... Противно в руки взять. (Листает, с сарказмом) : Хороша у вас трудовая биография, нечего сказать! Полгода здесь, три месяца там... Сторож, диспетчер Жэка... Легкой жизни все ищете! Летаете, как птички, с ветки на ветку, зернышки клюете.
Миша. Живите, как птицы небесные, — сказано в Евангелии.
Маргарита Алексеевна. Не юродствуйте! Мне ваш Христос не указ.
Миша. Я не ищу легкой жизни, я ищу себя. Есть разные обстоятельства...
Маргарита Алексеевна. Знаю я ваши обстоятельства! (тычет в лицо Мише трудовую книжку): Что это такое? Что это?
Миша. (не понимая): Как что? Моя трудкнижка.
Маргарита Алексеевна. Вот, смотрите, эта запись: "В январе 1984 года назначена инвалидность 2 группы по общему заболеванию".
Миша. Ну и что? Я вам уже рассказывал. Временно не работаю. Да, у меня инвалидность. В прошлом году попал в автокатастрофу. Переломы обеих ног, тяжелое сотрясение мозга.
Маргарита Алексеевна. Вы меня обманули. Вы меня нагло обманули!
Миша. Как? В чем?
Маргарита Алексеевна. Я давно вас подозревала. Ваши странности, ваш образ жизни...Я пошла выяснять в районный психдиспансер. И там мне открыли глаза! Вы стоите на учете по психиатрии!
Миша. Вам не могли такого сказать! Это нарушение врачебной тайны!
Маргарита Алексеевна. (торжествующе): А-а, так вы сами признались! Я все рассказала врачу: что вы мне угрожаете, угрожаете счастью моей дочери... И мне поверили, поделились вашим "секретом". У вас тяжелое психическое расстройство! Вы шизофреник!
Миша. Кто это мог вам сказать про такой диагноз? Мало ли почему человек может стоять на психучете?
Маргарита Алексеевна. Нет, если тяжелое расстройство, а диагноз не сообщают — это точно шизофрения! Вы обманули мою дочь, завлекли ее своими сладкими речами! Стихи ей читали, а я еще, дура, слушала. Уши развесила. Это я, я во всем виновата! Что будет с Марией? Бедная девочка! Кого вы можете родить? Только урода, сумасшедшего! Такого же психа, как вы! (бурно рыдает)
Миша. (растерянно): Маргарита Алексевна, ради Бога, успокойтесь. Ничего не случилось. Мы совсем не собираемся рожать ребенка.
Маргарита Алексеевна. (пораженная): Как это — не собираемся?! Я так мечтала о внуке! Чего же Маша мне говорила, что беременная... Это вы придумали, научили ее меня обмануть! Сумасшедшие — они все очень хитрые.
Миша. И вообще я никакой не шизофреник, разве врачи не могут ошибаться?
Маргарита Алексеевна. (впадает в ярость): Врачи — ошибаться? Нет, советская медицина не может ошибаться! Советская психиатрия не может ошибаться! Советская власть не может ошибаться!
Миша. Прошу вас, успокойтесь...
Маргарита Алексеевна (подходит в ярости, с силой толкает в грудь Мишу, который отлетает к стене, чуть не падает).
Теперь я все поняла! Вы не просто шизофреник! Вы антисоветчик, сионист! Только сионисты могут ходить с литературный клуб во главе с этим, как его...Эпштейном! Вы и Марию туда таскали, я знаю!
Миша. Мы же поэты, там читают стихи, рассказы...
Маргарита Алексеевна. Наслушалась я ваших рассказов! Хватит! Вон... вон из моего дома! Мое дитя никому не отдам! (хватает лежащий на полу веник, начинает бить Мишу веником, выталкивая из кухни).

Конец сцены.

Сцена пятая (заключительная)

Как и в Прологе, Миша сидит один на пустом стуле посередине сцены, погруженный в раздумья, в полумраке. Вокруг него звучат голоса невидимых персонажей: сначала они говорят по очереди, затем голоса сливаются в общий хор.

Маргарита Алексеевна. Мать я или не мать? Вы посягнули на мою дочь, и вам нет прощения!
Участковый. Лица, ведущие паразитический образ жизни, караются по Указу о борьбе с тунеядством...
Психиатр. Не волнуйтесь, мы вас вылечим. У нас лучшая в мире медицина. Как только вы избавитесь от своих бредовых мыслей, вы будете здоровы.
Маша. Миша, я очень боюсь за тебя... Ты очень неосторожный. Но все равно, что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
Сотрудник КГБ. Советую вам раскаяться и признаться в своей антисоветской деятельности...
Игорь. Апокалипсис уже наступил, а люди этого и не заметили. Неужели уже поздно, и Антихрист явился в мире?
Борис. Приходи, двери моего дома для тебя всегда открыты. Друзья познаются в беде.
Больные. Начинаем утреннюю гимнастику. Бег на месте. Раз-два-три-четыре... Руки на ширине плеч, ноги в стороны… Мы любим нашу больницу и верим докторам. Главное — расслабиться и спокойно принимать лекарства...
Миша (обхватив голову руками): Господи, пусть они все наконец замолчат! Дай мне остаться одному и понять себя!"

Голоса умолкают. Свет на сцене становится ярче. Помедлив, Миша встает и медленно идет за кулисы.

Конец.

Занадворов Михаил Самуилович. 1950 г.р. Психолог, член СРП.

Адрес: Москва, 117042, ул. Адм. Лазарева, 68, кв. 100.
Тел. 714-17-42.