Старый хомяк, набив полные щеки засохших зернышек гречихи, шлепал своими маленькими лапками вразвалку вдоль кромки поля. Его толстый белый хвостик то и дело мелькал между рыжей пожухлой травой и остатками сгнивших ржаных колосьев. Была осень, такая же рыжая и пожухлая, с тяжелыми проливными дождями, пронизывающими ледяными ветрами, с разбухшей от влаги остывшей землей, первыми заморозками и редкими проблесками острых желтых лучей заспанного солнца. Деревья поскрипывали от сырости и холода, роняя последние свои листья на разноцветный мох, а поля и луга опустели и почернели, осиротев без светлого, жаркого и душистого лета. Природа постепенно опускалась в долгую зимнюю пропасть, становясь слабее с каждым днем.
Эдра шла быстрым шагом, почти бежала по глухой тропе, вьющейся среди дубов-колдунов. Она то и дело останавливалась, чтобы перевести дух и оглядеться по сторонам, не идет ли кто за ней по пятам. Но в этом дремучем лесу она была совершенно одна, за бугристыми мшаниками мелькал лишь огненно-рыжий лисий хвост. Плутовка, видно, из любопытства сопровождала Эдру на тропе. Прижав уши к спине и вытянув по-змеиному свое гибкое тело лиса след в след кралась за женщиной. Вдруг та резко остановилась и шумно выдохнула. Лиса от неожиданности села на задние лапы, потом быстро развернулась и молнией понеслась в обратную сторону.
Эдра подошла к огромному в три обхвата дубу, прислонилась спиной к сырой, обсыпанной лишайником коре и подняла свое морщинистое лицо к небу.
- Все! – полушепотом произнесла она, - Вот здесь я и буду ждать, пока не спустится ночь, и не загорятся звезды. Мне терять нечего, я свои дороги вдоль и поперек прошла!
С этими словами старая Эдра закрыла глаза, которые когда-то были темно-голубыми, скрестила руки на впалой груди и блаженно заулыбалась, притягивая к себе былые воспоминания.
Она очнулась, когда просвет между деревьями закрыли тяжелые черные тучи, и с неба посыпала мелкая снежная крупа. Суставы Эдры закоченели от холода и сырости, но она, сделав усилие над собой, оторвала свою спину от ствола дуба, протерла глаза руками и, сощурив их, начала напряженно вглядываться в глубину чащи. Вокруг не было слышно ни звука, абсолютно мертвая тишина. Лишь с неба падал мокрый мелкий снег, ложась на серый шерстяной платок старухи и седые волосы, торчащие из-под него. Медленно колючие осенние сумерки вползали в лес. Эдра продолжала вглядываться в темноту, едва дыша. Она слышала бешеный стук собственного сердца в своих ушах, и ноги ее дрожали от холода и напряжения. Вдруг старая женщина тихо охнула и отступила назад к дубу. По размытой тропе, припорошенной свежим снегом, завернувшись в темно-синий плащ, размашистым шагом и совершенно бесшумно прямо к ней шел он - Шардан. Он был высок ростом и широк в плечах. Его смуглое лицо - большой лоб, высокие, выдающиеся скулы, длинный прямой нос с резкими очерченными ноздрями, густые черные брови, сближающиеся к переносице и большие выразительные глаза стального цвета с темным ободком вокруг радужки – несло печать, силы, решительности и глубокой мудрости. Седые короткие волосы, вьющиеся крупными кольцами, обрамляли его голову, и над этими серебряными прядями возвышались мощные, завитые по спирали к вискам, светло-коричневые рога. Эдра почтительно и преданно склонилась перед ним, Шардан же ответил снисходительным кивком. Как давно они не видели друг друга! С их последней встречи прошло лет пять или шесть. Он постарел и еще больше поседел, а складки в уголках широкого красивого рта углубились и придавали печальное и усталое выражение мужественному лицу. Шардан приблизился к старухе.
- Здравствуй Эдра! – его тихий низкий голос согрел женщину своей энергией.
- Приветствую тебя, мой Повелитель! – дрожащим от волнения голосом ответила та,
- Сколько воды утекло с нашей последней встречи, Шардан!
Он нахмурил властные брови и слегка качнул рогами.
- Это неважно. Важно сейчас, что мы встретились с тобой снова, женщина!
Эдра подобострастно заглядывала в его глаза и ждала его решения. Шардан вздохнул и раскрыл плащ. Из-за полы плаща показалась маленькая детская голова с двумя жиденькими рыжими косичками, курносый нос и испуганные зеленые глаза. Это была девочка лет шести, худенькая и очень хрупкая. Она судорожно цеплялась маленькими белыми пальцами за голенище сапога своего хозяина. Эдра ахнула и всплеснула руками. Шардан же посмотрел на ребенка сверху вниз и едва заметно улыбнулся.
- Можешь забирать ее. Она готова служить людям, как подобает, по совести и чести!
В глазах старой женщины заблестели слезы.
- Господи! Деточка, как ты выросла! Иди сюда ко мне, радость моя, иди, не бойся, твоя Эдра очень соскучилась по тебе!
Но девочка не двигалась с места. Приоткрыв свой пухлый ротик, она удивленно и пугливо поглядывала на старуху, продолжая прижиматься к ногам Шардана. Он аккуратно разжал своими большими сильными руками цепкие пальчики и легонько подтолкнул рыжее создание вперед. Ребенок захныкал и попытался снова спрятаться за темно-синим плащом Шардана. Но тот был неумолим.
- Ступай, Ириана! – тихо, но властно произнес он, - Отныне ты будешь жить с Эдрой!
Девочка тяжело, совсем не по-детски вздохнула и позволила незнакомой бабке обнять себя. Эдра нежно прижимала маленькую Ириану к груди и гладила дрожащими морщинистыми руками ее рыжие косички. Шардан смотрел на эту сцену, опустив голову и нахмурив брови.
- Вам обеим пора идти. Но прежде, чем ты уйдешь, Эдра, я хочу тебе сказать, что мы больше никогда не увидимся. И с нынешнего дня ты отвечаешь во всем за Ириану.
Старуха тревожно поглядела на своего повелителя.
- На все твоя воля, мой господин! Девочка получит все, что нужно, я буду очень стараться. Но как я смогу поручиться за то, что кто-то однажды не обидит ее жестоко?
- Я позаботился об этом, - ответил Шардан, скрестив руки на широкой груди, - Ириана приобретет силу Солнца в двенадцатое весеннее равноденствие ее жизни.
Эдра заволновалась, и лицо ее и без того бледное побелело еще больше.
- О, Шардан, ведь это будет так не скоро! А ну, как я умру раньше времени? Что тогда будет с ней?
- Не печалься, женщина! Об этом я тоже не забыл. Ты получишь энергию еще на десять лет вперед, но поэтому я сегодня с тобой прощаюсь, ты не вечна.
По худым щекам Эдры покатились слезы. Он всхлипнула и начала вытирать их темными ладонями. Ничего непонимающая девочка бросала удивленные и наивные взгляды то на нее, то на своего рогатого повелителя.
Близилась ночь. Желтая луна начала выглядывать из-за свинцовых туч, отбрасывая слабые блики на сырые стволы мертвых деревьев. В глубине леса замелькала чья-то тень. Шардан тревожно оглянулся по сторонам.
- Скажи мне, женщина, тебя точно никто не видел? Я чувствую, что кроме нас здесь есть кто-то еще!
- Что ты, что ты, мой Господин! - Эдра испуганно замахала руками, - Хороший хозяин в такое время собаку на улицу не выпустит! Нет тут никого. Это же Сонная лощина! Сюда без заклинания ни один человек не войдет!
- Хорошо, будем надеяться, что нас никто не видел. А теперь слушай меня внимательно. Я отдаю в твои руки талисман Ирианы – красный камень Солнца, - с этими словами Шардан снял со своей сильной загорелой шеи большую золотую цепь с крупным ярко-красным рубином и положил ее на ладони старой женщины, и та почувствовала через камень горячую энергию повелителя.
- Как только Ириана переступит порог своего тринадцатилетия, пускай отведает она твоего сна-дурмана, а ты вложишь этот камень ей в грудь, между ребер. Таким образом она окончательно соединиться с силой Огня и Солнца. А до той поры зарой камень в землю и присыпь золой голубой ели, и никто не должен знать о нем, никто. Когда туман окончательно закроет горы, наше племя уйдет на север. Мы больше не увидимся. Но, если Ириане вдруг понадобится помощь, приди снова в Сонную лощину и оставь мне знак, я сам ее найду.
Эдра тяжело вздохнула и бессильно опустила голову. Пряди пепельных волос закрывали ее щеки.
- Мне страшно об этом говорить, мой Господин, но вдруг моей девочке суждено будет пасть от руки какого-нибудь негодяя, что тогда?
- Этого не случиться никогда! Мы спасем ее, что бы ни произошло! Случится другое: у нее никогда не будет ни мужа, ни детей, как бы она к этому не стремилась! Однако, она человек, и в один прекрасный день, пусть и не надолго, но чувства могут восторжествовать над предназначением. В таком случае спасти ее будет намного сложнее. И все же, все же…,- Шардан бросил задумчивый взгляд на рыжую крошку.
Девочка высвободилась из объятий старой Эдры и попыталась снова прижаться своим маленьким худеньким телом к ногам повелителя, цепляясь руками за голенища его сапог. На какое-то мгновение в стальных глазах Шардана промелькнула тоскливая нежность, но он тут же изобразил на смуглом красивом лице сердитую гримасу и аккуратно, но настойчиво оттолкнул Ириану от себя.
- Нельзя, малышка! Со мной теперь тебе нельзя! И не вздумай лить слезы, ты уже большая и сильная! Теперь твоя родня – это Эдра. И ты должна слушаться ее во всем. Ты поняла меня?
Ириана тряхнула огненными косичками в ответ и тихо всхлипнула. Эдра сняла со своей седой головы теплый шерстяной платок и укутала им девочку, хотя та попыталась сопротивляться, смешно морща веснушчатый нос и вертясь на месте.
Шардан запахнул полы темно-синего плаща и глубоко вдохнул морозный ночной воздух. Он поднял свою рогатую голову и посмотрел на звездное небо. Где-то, в лесной чаще ухнула большая сова.
- Все, ступайте, пора! – с этими словами он протянул большую крепкую ладонь на прощание старой женщине. Эдра схватила ее двумя руками и прижала к своим бледным сухим губам.
- Прощай, мой Господин! Мне будет тебя не хватать. Я буду помнить о тебе всегда и повсюду!
Шардан ласково потрепал свою собеседницу по плечу, погладил рыжую голову Ирианы и с грустью произнес:
- Мне тоже будет вас не хватать! Удачи вам и счастья! Помните о самом главном!
Он резко развернулся и широкими шагами стал удаляться в глубь леса, та ни разу не оглянувшись.
Девочка заплакала, теперь уже громко и, всхлипывая, повторяла имя того, кто заменил ей отца и мать. Эдра заторопилась и повела ребенка за собой в обратную дорогу, на ходу вытирая ей слезы. Когда они вдвоем вышли на опушку леса к полю, то женщина увидела, как туман начал медленно затягивать заснеженные вершины виднеющихся вдали гор.

**********************************

Старый мельник Грумми бежал со всех ног через опустевшее поле, перепрыгивая сырые кочки рыхлой земли, словно мальчишка. Его всклоченные волосы грязно-соломенного цвета развивались по ветру, он прерывисто и тяжело дышал, однако хода не сбавлял. Грумми на бегу пытался застегнуть потертую овечью безрукавку, но толстый и отвислый живот не позволял ему это сделать. В конце концов старик в сердцах плюнул, махнул грубой мозолистой рукой куда-то в сторону леса и выбежал на узкую каменистую дорогу, ведущую к его мельнице. Было уже совсем темно, когда он, спотыкаясь на каждом шагу и посылая в ночь проклятия, очутился на пороге своего старого, осевшего полукаменного, полудеревянного дома. Собаки рвали цепь и заливались бешеным злобным лаем. В окнах дома замелькал тусклый свет. Грумми рывком отворил тяжелую дубовую дверь и тут же столкнулся на пороге со своей женой Аттой. В отличие от мужа Атта была высокого роста и худой. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не печать вечной усталости и недовольства на бледном хмуром лице и не погасший взгляд выцветших серо-голубых глаз. Женщина держала в вытянутой руке свечной фонарь и сердито смотрела на мельника.
- Ну и где тебя носит, старый? - произнесла она низким с хрипотцой голосом, - Полночь скоро, а ты только на порог явился!
- Уйди, женщина, с дороги! Я тебе сейчас такое расскажу, отчего кровь в жилах застынет!
- Так ты меня пугать решил, на ночь глядя? – тихо засмеялась в ответ Атта, пропуская мужа в дом.
- Глупая, глупая баба, - бормотал Грумми и метался из угла в угол по темному проходу между маленькой кухонькой и чуланом, - говорили мне не жениться на сестре ведьмы, да только я, дурень, не послушался! Что смотришь, женщина? Будто не знаешь, о ком я говорю! Я в лесу твою сестрицу видел! Черт меня дернул тащиться через лес! И знаешь, с кем я ее видел, знаешь?! Правду люди говорят, твоя сестра настоящая колдунья! Она путается с самим Рогатым! – при этих словах мельник Грумми выпучил глаза и поднял толстый указательный палец вверх, после чего трижды плюнул через левое плечо и перекрестился.
Атта поставила фонарь на кухонный стол и сердито уставилась на мужа.
- Что ты несешь, старый олух? Видать, обпился пива у стекольщика Гарга и теперь слов своих не разбираешь! И какого лешего тебя понесло через лес?
- Атта, Атта! Думаешь выставить меня дураком, зря стараешься! Ох, плохо мне, в груди жжет, и дышать тяжело! – Грумми стал медленно оседать на пол, ловя воздух ртом и закатывая глаза. Его лицо сильно побледнело, а толстое дряблое тело затряслось от судорог.
Жена не на шутку испугалась и бросилась к старому мельнику. Благо, что сил у нее было еще предостаточно. Атта подхватила своего нерадивого супруга под руки и потащила на низкую дубовую кровать, стоящую по середине маленькой комнаты. Повалив мельника на кровать, женщина открыла кованый сундучок, расположенный на стенной полке у изголовья, и достала оттуда небольшую флягу, обтянутую сморщенной бычьей кожей, откупорила горлышко и поднесла ее к ноздрям дергающегося Грумми, а затем влила содержимое фляги в рот сквозь стиснутые желтые зубы мужа.
Через мгновение судороги перестали мучить мельника, и он изможденный открыл слезящиеся глаза. С укором и беспокойством Атта смотрела на него.
- Скажи, мне, Грумми, ты заходил в Сонную Лощину?
Но Грумми лишь слабо отмахнулся и замычал. Женщина покачала головой и тяжело вздохнула.
- Старый ты олух! Да если бы не снадобье Эдры, ты бы Богу душу сей же час и отдал! Вот до чего доводит тупое любопытство. Ну, ничего, с восходом Солнца все позабудешь! - последние слова женщина произнесла почти шепотом. Они не предназначались для ушей благоверного.
Тем временем мельник окончательно пришел в себя, расслабился и заснул непробудным сном, даже ответить ничего не успел.
Атта просидела до самого рассвета, не сомкнув глаз на маленькой кухоньке, глядя в мутные стекла окошка на покрытые туманом горы, покуривая трубку. Тяжелые, гнетущие мысли доводили ее до головной боли, заставляли гнать сон прочь.

************************************

Холодное бледно-желтое солнце медленно поднималось над крышами селения.
Священник сельского храма епископ Агур с самого рассвета находился в его стенах. Он метался по залу церкви от алтаря к входу и обратно, стуча коваными каблуками своих сапог по мраморному полу. Епископ Агур пребывал в неистовстве и страхе. Он кутался в церковную ризу, пытаясь заглушить внутренний холод тела. Черные глаза священника то раскрывались на выкат, то сужались до маленькой щелочки. А с тонких бескровных губ срывались страшные проклятия. Каждый раз после произнесенных жутких слов Агур останавливался у алтаря перед распятием и яростно крестился.
- Мой сон, Боже Всемогущий, мне виделся сон! Я чувствую, они вернули ее, они вернули! Проклятие! Чертово рогатое племя! Ненавижуууу!!! – завывал епископ, стоя на коленях перед распятием и потрясая худыми кулаками в своды храма, - Я утоплю ее в огненной лаве, я сожгу ее на позорном столбе, я разорву ее сердце и скормлю воронам! Проклятая ведьма Эдра, я доберусь до тебя и до твоей девчонки!
Внезапно Агур прервал свои ужасные речи. Он медленно поднялся с колен, отряхнул полы священного одеяния и злобно улыбнулся.
- Я натравлю на вас мой народ, - полушепотом произнес епископ, - Я буду медленно травить вас людской ненавистью и праведным гневом Божьим! Ты не получишь свое двенадцатое весеннее равноденствие, Ириана!
К полудню по селению поползли слухи, что старая Эдра притащила с болот дочку болотных духов. Первая, кто появился на пороге дома колдуньи, была ее сестра Атта. Женщина сразу поняла по хмурому виду родственницы, что разговор предстоит тяжелый, и молчаливым жестом пригласила Атту в хижину. Жена мельника неуверенной поступью зашла на кухню и села на грубо сколоченную лавку перед окном. Она шумно вздохнула и огляделась по сторонам. На протянутой под потолком дубовой балке висели перевязанные пенькой засушенные травы, плетенки лука и чеснока. На приколоченных к темным стенам полках стояли банки, корзины и глиняные кувшины, расписанные причудливыми узорами. В зеве покосившейся от старости печи тлели угли, а на столе, прикрытый холщовым полотенцем, стоял горшок с дымящимся запахом гречневой каши.
Эдра сходила в чулан и принесла небольшой бочонок свежего душистого хмельного пива. Она выставила перед сестрой деревянную кружку и заполнила ее до краев золотистым пенящимся напитком.

- Угостишься? – осторожно спросила женщина, тревожно поглядывая на Атту.
- Не откажусь! – низким голосом ответила жена мельника, взяла своими загрубевшими руками кружку и несколькими большими глотками осушила ее, словно мучилась жаждой.
Затем она медленно вытерла тыльной стороной ладони влажные от пива полные губы и бросила усталый взгляд на старшую сестру.
- Ну, и где она?
- Кто?
- Девчонка?
- Она спит, еще не просыпалась. Всю ночь плакала!
- А чего ей плакать, не в рабыни же попала, - сердито буркнула Атта.
- Маленькая она еще и совсем беспомощная, я ей вместо отца и матери буду!
Атта пристально смотрела в тревожные глаза Эдры, а та пыталась отвести взгляд, затем села напротив сестры и принялась разглаживать сухими ладонями складки на своем сером переднике.
- Послушай, Эдра, откуда она взялась, девчонка эта?
- Так я ее в лесу подобрала, когда хворост собирала. Сидела она под старой елью, глазенки свои грязными кулачками терла и плакала. Заблудилось, в лесу-то страшно, холодно. Думается мне, родителей ее разбойники убили, что с Песчаных Холмов спускаются.
- Зачем она тебе? – с недоверием спросила жена мельника.
- Пусть у меня живет! – махнула рукой Эдра, - Одной-то тоскливо, своих детей не нажила, так мне она вместо дочки будет.
- А если за ней кто из родных явится?
- А вот, когда явится, тогда и посмотрим!
- Сестра, сестра! – покачала головой Атта, - Мудрая ты и умелая, как старая лиса, да только врать не научилась! Чую я, что дите это не просто так на голову тебе свалилось. Или не слышала, что люди про вас в селении говорят.
- Ничего не знаю и знать не хочу!
- Так ведь слухами земля полнится, сестрица!
- Пусть плетут пустое! Ребенок не звереныш, приживется! – упрямо стояла на своем старая женщина.
- Эдра! Люди ходят к тебе и уважают тебя, но побаиваются, сама знаешь, за что!
Хозяйка дома резко вскочила со своего места и быстро, зло заговорила, сдерживая крик:
- Как же, знаю я, чья это работа! Не иначе, как первый сплетник на селе, твой муженек растрепал весть на всю округу! Язык ему мало отрезать, так еще гвоздем к доске приколотить!
- Видел он тебя! – перебила сестру Атта, - Видел! В Сонной Лощине он был, ему потом плохо стало, чуть концы не отдал! Я его твоим зельем отпоила. Не под елкой девчонка сидела, а Рогатый тебе ее передал, Рогатый!
- Тише, тише! Молчи, родимая! Неправда все это, дурак твой муж, что в Лощину поперся! Хорошо жив остался! Забудь что он тебе говорил, не навлекай беду. Девочка все равно при мне останется, так надо!
Эдра села рядом с Аттой и обняла ее за плечи. Жена мельника немного успокоилась и даже тихо рассмеялась.
- Ну, сестрица, ты даешь! Делай, что хочешь, тебе виднее. Если что надо будет, помогу, чем смогу, но большего не жди! А дурню Грумми язык я не отрежу, он и так проснулся и ни черта не помнит, что с ним было. Оно и хорошо. А слухи по деревне и собаки пролаять могут! Правда? Ну-ка, налей-ка мне еще пива, больно оно у тебя терпкое.
И сестры сидели и пили хмельное пиво, ели гречневую кашу, тихо беседовали и перебрасывались шутками, как будто ничего и не произошло. А потом, когда за тусклым окошком кухни посыпал мелкий голубоватый снежок, и солнце переложило свой рыжий туманный бок через полдень, женщины встали тихо и прошли в маленькую комнату, поглядеть на малышку. Увидев ребенка, безмятежно спящего на большой подушке и посапывающего вздернутым веснушчатым носиком, Атта побледнела и нахмурилась. Но ничего не сказала и вышла вон. Одно лишь почувствовала жена мельника, что девочка эта послана старухе Эдре с какой-то большой целью, что она перевернет все с ног на голову, и безмятежный и ленивый покой людей селения отныне закончится.

ВСЕ О ЖЕНЩИНЕ

Женщина, подобная волчице, женщина похожа на лису
Женщина летать умеет птицей и расти цветком в глухом лесу
Женщина коварна и опасна, в губах – сладкий яд, в глазах – вино
Женщина в Луне, Луна прекрасна, нежно греет Океана дно
Женщина – русалка, ведьма, кошка, женщина – жемчужина, огонь
Женщина – открытое окошко, женщина – горячая ладонь
Женщина – по ветру колесница, верная и нервная всегда
Каждой ночью в звездах свет струится – женская улыбка и слеза

БЕССОНИЦА
(Подражание Анне Ахматовой)
Тихо вянет камыш над болотной рекой
В эту ночь ты не спишь, ты утратишь покой
И Луна над тобой наклоняет свой лик
Чашу влаги ночной хочешь выпить за миг
Чтобы утро зарей загорелось скорей
Сердце плачет тоской – Ты не пой, соловей
А туман холодней, покрывалом взмахнул
Замолчал соловей и в ночи утонул

********
Листва шептала нежно о чем-то неземном
Пустым и безнадежным казался мне мой дом
Моя Любовь угасла – себе я солгала
Мне снился сон прекрасный, хотя я не спала
Мне снилось, что я – птица, безумная, одна
Небесной тьмы напиться хотела допьяна
Но я пила не небо, а горькое вино
Со мной любимый не был, и сердце жгло оно

ЗВЕЗДА
Вот она моя Звезда
Здравствуй, дорогая
Мы сегодня как всегда
Весело болтаем
Я, любительница грез
О тебе мечтаю
Во Вселенной много роз
Но ты одна такая
Милый камушек цветной
Как же я тоскую
Ты не исчезай, постой
В небе я земной росой
Сердце нарисую
Женщинам, родившимся под знаком зодиака «ВЕСЫ»
Я не живу, а плачу
И не люблю – страдаю
И сердце быстро скачет
Когда я умираю
Я умираю часто
Мгновенно и беззвучно
Когда я жду напрасно
Когда мне просто скучно

ОНА

Сначала было Ничто. Он долго метался в глубоком мраке бесконечной Бездны, борясь с ее противостоянием. Огненные вихри обжигали и отбрасывали Его в запредельную даль, но, превозмогая боль и силу неизвестности, Он снова и снова возвращался в самый центр Хаоса. И с каждым мигом возвращения набирал все большую мощь своей сущности.

Мириады новых звезд и тысячи пульсирующих галактик проносились мимо, ослепляя то безумным раскаленным светом, то леденящей кромешной тьмой, царящей вокруг. Бешеные смерчи из ниоткуда пытались вырвать Его из центра, но тщетно. В полузабытье своего необъятного сознания Он ждал часа, чтобы доказать, что Он есть Всё. Он сам создал себя из долгого пути бесконечности, и огромная бездна Вселенной должна отступить перед Ним. Звезды, галактические спирали, космические вихри и огненные дожди - это и есть то начало, которое станет Его продолжением.

Страшная боль тишины и небытия, обрушившиеся на Него, укрепили Его Дух и Основу. Завоевав центр, Он стал Создателем. Он выдохнул, и Тьма обратилась синим Светом. В глубокой тишине Он направил свой измученный взор вдаль и увидел точку. Это была Звезда, одна из миллионов, нежно мерцающая зеленовато-голубым огоньком. Она светила безумно далеко, но Её тепло, преодолевая огромные расстояния, дошло и проникло в Него. Дух стал живым и могучим. Он уснул в новом времени, набирая в глубоком сне все больше и больше сил. А когда пробудился, то снова увидел Звезду. Она все так же грела Его зеленовато-голубым светом. Вдруг глубокую тишину пронзил звук. В этом звуке Звезда донесла до Духа одно лишь слово. Что это было за слово, увы, до сих пор никому неведомо. Услышал его только ОН.
Семь отрезков времени потребовалось Ему, чтобы стать Властелином. А в глубине Вселенной летела по своей новой орбите молодая зелено-голубая планета.

***

Он шел вдоль берега огромного вечного Океана и мыслил. С каждой мыслью планета становилась более живой. Это была Его планета. Гигантские лазурные волны нависали и обрушивались , сметая пустоту, но, соприкасаясь с Духом, мгновенно отступали, отползали, будто страх собственного ничтожества сковывал их. Он шел по берегу и суровым властным взором оглядывал свои владения. Кругом Океан и Песок, и маленькие бесформенные клочки суши, которым только суждено стать материками. И исполинские камни - черные метеориты, пытавшиеся однажды разорвать и сжечь молодое тело планеты. Но своей силой Он удержал их, и теперь беспомощных и мертвых их облизывал Океан.

" Моя воля!" - Его громовой голос вонзился в пучину волн, разбивая их на мелкие течения. И вдруг в холодном эфире Он ощутил далекое знакомое тепло. Взор Властелина потемнел. Он направил свои шаги туда, откуда шло это тепло. Странная чуждая энергия медленно и осторожно проникала в Дух. Песчаный берег был окутан голубовато-дымчатым облаком. И в центре этого облака Он увидел ее. У нее было тело, прекрасное, нагое, стройные, чуть полноватые ноги, округлые бедра, напоминающие очертание волн, высокие, налитые соком жизни груди. Словно вся планета затаила в этом теле свое дыхание. У нее были руки, гибкие и мягкие. У нее было лицо, не красивое и не уродливое, просто живое, необыкновенно живое лицо. У нее были глаза - две бездонные чаши, полные лазурного океана, сверкающие тем самым манящим нежным светом. В них отражался Он сам.

Она танцевала у самой воды, она просто танцевала. Волны ласкали ее ступни нежными прикосновениями. Она взмахивала руками, словно крыльями, кружась в необыкновенном танце, и слушала голоса звезд. С ее бархатных губ слетал шепот Вселенной. Она увидела Его и подалась вперед. Сила увиденного породила удивление.

- Ты!? - воскликнул Он.

- Я!- засмеялась она, - Я!- повторила она снова.

- Ты моя сущность! - произнес Он.

- Да! - ответила Она.

- Ты мое творение!

- Нет! Я была рядом.
Противоборство породило гнев.

- Как ты смеешь противостоять мне? Ты никто и ничто! - крикнул Он.

Она печально улыбнулась и вздохнула. Волны зашептали и закачались в ответ на ее вздох.

- Я дарила тебе свое тепло, пока ты спал. Тебе было холодно.

- Нет!

Дух Его наполнился необъяснимым близким чувством, горячие потоки пронеслись по сознанию и воле. Но гнев был сильнее. Он направил всю мощь этого гнева на нее, и Океан застонал, задрожали исполины метеориты. Но она устояла, лишь прикрыла свою нежную грудь руками. В глазах ее светились печаль и ласка.

- Ты сердишься, Владыка? Но ты слышал меня и ощущал. Я звала тебя. В твоем имени есть один звук, который никто не может произнести так, как я.

Он подался вперед навстречу ей, бросая тяжелый гневный взор на нее, но Его разум предугадал, что произойдет.

- О-О-О!- полушепотом пропела она. И звук разнесся над черными камнями и лазурным Океаном, вонзился в центр Вселенной и вернулся назад, рождая чистую музыку кристаллов.

- Я преклоняюсь перед тобой и люблю тебя, мой Властелин!

И эхо, первое земное эхо застыло в страхе, боясь донести до Него смысл первой земной песни.

*******

Мужчина вышел из дремучего удушливо-влажного леса на берег океана. Синие волны перекатывались друг через друга, словно играли невидимыми могучими мышцами, а лучи рыжего ослепительного жаркого солнца тонули в бездонной морской пучине. Мужчина шел по раскаленному белому песку и щурился от яркого солнечного света. В одной руке он нес наперевес копье, легкое и острое, как жало большой осы, с древком, обтянутым лоскутами кожи красного быка. А другой рукой почесывал широкую загорелую грудь, покрытую темными волосами. Взгляд его карих глаз был пронзительным и хищным, а густые брови сдвинуты к переносице. Его крепкие сильные ноги погружались по щиколотку в жаркий песок. Со смуглого с резкими чертами лица стекали соленые струйки пота. Мужчина устал. Он был зол и голоден. Три дня и три ночи он славный и жестокий охотник-одиночка след в след шел за дикой и опасной кошкой с огромными клыками и смертоносными когтями. Он ранил кошку жалом осы, но та успела обмануть смерть и вырваться из ее объятий. Мужчина шел ровно и быстро по запаху крови, который щекотал его хищные ноздри.

Но природа обманула охотника, и добыча снова ускользнула из его рук. Зверь исчез, как будто его и не было. Соленый океанский ветер сбил обоняние страстного следопыта, и теперь мужчина не знал, то ли он идет за кошкой, то ли кошка крадется за ним, готовая отомстить. Ведь не раз охота меняла противников местами.

Но голод заглушал страх и неуверенность, и мужчина открыто и упорно двигался вдоль берега, ища на песке звериные следы. Вдруг он резко остановился, присел на корточки, упираясь мускулистыми руками в песок и замер в напряжении. Он шумно втянул ноздрями воздух. Запах! Вот он этот запах крови, пугающий и вместе с тем дурманящий, манящий. Но что это? С ним смешался еще и другой. Совсем чужой и непонятный. Сладковато-пряный, пронизывающий все тело, покалывающий кожу. Так похоже пахнут ночные цветы, из чашечек которых он пил росу на восходе огненного шара. И стиснулись зубы, загорелись глаза яростным огнем. Мужчина вскочил и, выбрасывая гибкое тело вперед, крадясь, побежал вдоль полосы леса.

И что же он увидел за высокими буйными, вечнозелеными травами, лежа на животе и держа перед собой свое копье, приготовившись к решающему прыжку. На берегу на ослепительно-белом песке разлеглась та самая пятнистая черная кошка, распластав свои огромные лапы. Ее рана в боку была прикрыта большим изумрудного цвета листом дерева с толстыми прожилками. Кошка лениво помахивала хвостом. А у самого океана танцевала она, совершенно нагая. Ее нежную кожу ласково тронули лучи солнца, и она вся светилась изнутри. Ее густые длинные рыжие волосы прикрывали дивную грудь и упругие бедра. Ее гибкие руки плавно извивались, будто лесные змеи. Волны целовали ее маленькие ступни легкими прикосновениями. Ее глаза светились зеленовато-голубым огоньком.

Внезапно кошка заметила своего преследователя. Она резко вскочила на пружинистые лапы и зарычала. Желтые зрачки расширились и засверкали на черной морде. Сделав огромный сильный прыжок, зверь метнулся к лесу. Мужчина, застигнутый врасплох, подпрыгнул, рывком метнул копье и промахнулся! Он снова промахнулся! Для него это было невыносимо. Дикая ярость обуяла его сознание, и он закричал, задрав косматую голову в небо и сжав кулаки. А она стояла на черном камне, прикрыв себя руками, и глядела на него с нежностью и земной печалью. Ветер играл в ее огненных волосах, едва касаясь легкими солеными поцелуями шелковистой кожи.

Он бросил на нее обезумевший от черного гнева взор.

- Иди сюда, рыжий зверь! Я вызываю тебя на бой! Я убью тебя и съем твое сердце!
Она не тронулась с места и лишь засмеялась. Тогда мужчина направил свои твердые шаги к ней. Он схватил ее своими сильными руками за мягкие бедра и повалил на песок, подмяв под себя. И тут же утонул в звездных глазах! Он заглянул туда, куда не разу за свою жизнь не смотрел.

- Кто ты? – задохнувшись, спросил он.

- Твое второе "я", - прошептала она в ответ.

- Нет, ты не как я. Ты зверь?

Она звонко засмеялась.

- Я женщина! Я буду тебя греть, пока ты будешь спать. Я буду петь тебе песню.

- Нет!

- Да! Я буду дарить тебе самое главное!

Мужчина почувствовал, как его тело наливается необыкновенной будоражащей силой. Такого он не знал еще.

- Ты моя добыча! - хрипло прошептал он.

Она закрыла его рот маленькой ладошкой, а свободной рукой обвила его мускулистую шею.

- Нет, я твоя часть. Коснись меня, и ты узнаешь себя.

Женщина отпустила ладонь, и черная дикость слилась со звездной нежностью в два начала без конца. Мужчина прикоснулся своими грубыми шершавыми губами к ее солоноватым и жарким губам. Он забыл про голод и про ярость. И вдруг из ниоткуда, или из Млечного пути сорвалось и вонзилось в сердце Чувство. Он обхватил ее руками и ногами и, задыхаясь, прошептал в губы: "Ты моя!"

А потом ночь окутала берег океана. Звезды, тысячи звезд падали в него серебряным метеоритным дождем.

Женщина сидела на песке и держала на коленях голову спящего мужчины, который во сне обнимал ее ноги и улыбался. А звезды все падали и падали, освещая морскую гладь до самых сокровенных глубин. И тогда, глядя в темно-синее бесконечное небо, она тихо произнесла:

- Ты плачешь, Владыка? Не плачь, ведь это слезы счастья. И я люблю тебя, мой Властелин!

О ПОЛЬЗЕ ШАРЛАТАНСТВА

Итак, я попалась в сети собственной активной деятельности. Я обманута, я полностью обезоружена, поражена и почти уничтожена.
Боже мой, от этих отвратительных слов кружится голова!
Это произошло в один из четвергов, а именно, на прошлой неделе. Будучи верной порядочной супругой и добродетельной матерью, проводив дорогого мужа на работу, а детей в школу, я спустилась из своей старой уютной квартиры этажом ниже к подруге Анжеле. Три раза в неделю, благодаря ей, я вела мой маленький хитроумный бизнес. И ровно три раза в неделю Анжела предоставляла мне свою миниатюрную жилплощадь для моей так называемой частной практики. От двоюродной бабки, царствие ей небесное, досталась мне старая потрепанная колода карт Таро с письменными разъяснениями и указаниями всех возможных вариантов раскладов. Бабуля моя покойная еще при жизни довольно сносно гадала на них, а так, как в нашей многочисленной семье кроме меня никто этим не интересовался, то карты благополучно перекочевали ко мне. Надо же их было кому-нибудь унаследовать. Долгое время магические картинки пылились без дела в дальнем ящике кухонного шкафа. Иногда я с иронической улыбкой на губах и вместе с тем, едва скрывая горячий интерес и даже страх, брала их в руки, пытаясь как бы привыкнуть к таинственным знакам и символам, рассматривала карты на свету, перекладывала на столе с видом знатока и с горделивой осанкой колдуньи-профессионалки. С этих наивных «репетиций» и началась моя тесная связь с картами Таро.
Сначала это была просто игра: я раскладывала карты подругам, знакомым, даже родственникам. Честно признаюсь, положа руку на сердце, ни черта я не понимала и не видела в этих Таро, не помогали даже бабкины шпаргалки. Магия чудесных табличек оставалась для меня за пределами понимания. А по сему приходилось сочинять на ходу истории с хорошим концом, весьма удачно попадая пальцем в небо. Обиженных и недовольных после сеансов гаданий не оставалось. К тому же мне помогала интуиция дипломированного психолога и умение общаться с людьми.
Потом началась бурная семейная жизнь, пеленки, соски, ночная бессонница, режущиеся зубки и бродящие животики, и мне стало не до карт.
Мой благоверный супруг работал в поте лица, зарабатывая, однако, не густо, на посту заведующего лабораторией по каким-то там химико-технологическим разработкам. А я оказалась не у дел, когда нашу социально-психологическую службу сократили. Тут-то и навела меня на мысль создать «малый бизнес», не выходя из дома, моя подруга Анжелка. Следует отдать ей должное, деловая жилка и чутье на хороший заработок у Анжелы были потрясающие. В этот кризисный момент мои старые карты мне и помогли. Клиентки с толстым кошельком нашлись моментально, так как подруга работала в модном салоне красоты с престижной репутацией. И, заглушив последние угрызения совести, я принялась активно шарлатанствовать. Главная задача состояла в том, чтобы мои клиентки не знали близко друг друга, а остальное было делом практики.
Однокомнатная квартирка Анжелки, украшенная всевозможными безделушками, китайскими колокольчиками, разноцветными ароматическими свечами и букетами из искусственных орхидей и мандаринов, идеально подходила для интимных сеансов гаданий. В конце концов я перестала себя упрекать в аферизме и алчности, а заработанные деньги честно несла в семейную корзину, закрепляя тем самым наш сильно пошатнувшийся бюджет. Ну что толку ежедневно стенать и пилить любимого мужа по поводу поисков недосягаемых золотоносных жил, когда есть возможность заработать самой.
И если уж рассуждать о магии Таро, то ведь любая женщина, даже самая умная и деловая, иногда хочет получить порцию сладкой лжи и почувствовать себя приближенной к колдовской тайне. В конечном счете, не преступление же я совершала?! Грешила, не спорю, но ведь грешила из благих побуждений! И то, наверное, совсем чуть-чуть. Порция сладкой лжи иногда оказывает терапевтическое воздействие на человека и сродни ложке свежайшего янтарного меда, собранного трудягами пчелами на рассвете июльского утра.
И вот этот самый мед превратился для меня в прошлый четверг в зеленый змеиный яд.
Ровно в час дня передо мной в мягком велюровом кресле сидела пока единственная в этот день клиентка. Это была молодая особа, дорого и со вкусом одетая, поблескивающая изящными золотыми изделиями, с выражением тоскливой брезгливости на лице.
Я медленно помешивала карты в руках, поглядывая на нее, пока она копалась в сумке и доставала деньги.
- Ну и на кого мы будем гадать? – прервала я тишину спокойным ровным голосом, придавая своему тембру нотки таинственности.
- На него! – ответила барышня таким тоном, словно я уже знаю, кого она имеет в виду.
- И как его зовут? – вкрадчиво поинтересовалась я, - Для расклада требуется имя!
- А зовут его Вадим! – вытянула из себя девушка, дунув на свою длинную милированную челку, - А можно я буду курить! Волнение, знаете ли!
- Пожалуйста! – ответила я и придвинула к ее руке пепельницу.
«Надо же!» - подумала я про себя, - «Моего благоверного тоже зовут Вадим». На этом мои сравнения закончились. Клиентка достала длинную узкую сигарету из пачки «Собрание» и грациозно прикурила, щелкнув перед моим носом зажигалкой розового цвета.
- Возраст?! – задала я следующий вопрос, почему-то почувствовав раздражение к сидящей напротив девушке.
- Чей?!
- Вашего, так сказать, Вадима!
- Ах, ну да, возраст! – и клиентка описала сигаретой в воздухе круг, - По правде говоря, я не знаю точно. Я у него не спрашивала. Но мне кажется лет 38-40. А что, это важно?
Я многозначительно закатила глаза к потолку и загадочно улыбнулась краем губ. Признаться честно мне было все равно, сколько лет любовнику этой молодой красотки.
- В общем, желательно знать точные годы для более достоверного расклада! А теперь назовите Ваше имя.
- Лариса! – небрежным тоном ответила она, выпуская струйку табачного дыма из пухлых, ярко накрашенных губ.
Я автоматическими движениями начала выкладывать карты на лакированном круглом столике. Девушка Лариса смотрела на красочные картинки Таро ничего не понимающим взглядом и продолжала курить.
- У вас яркие отношения! – начала я осторожно с избитой шаблонной фразы.
- Это радует! – острые ноздри Ларисы шевельнулись, - Но я хотела бы узнать поподробнее, любит ли он меня в действительности и что он представляет из себя в семье.
- Ваш кавалер женат! – я нагло поймала свою ничего не замечающую клиентку за последнее слово.
- Увы, это меня больше всего и волнует! – девушка Лариса капризно сжала рот и принялась покручивать на безымянном пальце левой руки миленькое колечко из белого золота.
- Ну что же, посмотрим, кто он такой и каковы его намерения, - ответила я деловым тоном, незаметно выдыхая задержавшуюся порцию воздуха.
Моя барышня нетерпеливо ерзала короткой кожаной юбкой по креслу и нервно улыбалась, кивая головой.
Я с умным и серьезным видом уставилась на большой квадрат разложенных старших арканов Таро, поглаживая пальцами самую ближнюю карту. Кажется, это была «Башня», с полуразрушенных стен которой кубарем падали вниз головой три человека.
Какое-то мгновение я соображала, что начну говорить в первую очередь, чтобы не попасть впросак. И вдруг как гром среди ясного неба мой плутливый ум поразила ужасная мысль. Вернее сказать, она вихрем внеслась в мое сознание, отчего мне стало просто жарко. Я еще раз внимательно вгляделась в карты и сразу же почувствовала с бегущими по позвоночному столбу мурашками, что после стольких месяцев шарлатанства могу прочесть и перевести весь смысл расклада. Именно в этот миг или озарение, как еще можно подобное назвать, я «увидела» все! Речь шла о моем собственном муже! Да-да, о моем дорогом и горячо любимом Вадиме!
- Значит, вы встречаетесь уже полгода! – я не узнавала своего деревянного голоса.
- Да, верно! – в ответе Ларисы мне почудилось ехидство.
- Он на ответственной должности, - продолжала я, ощущая, что начинаю звереть, - Поэтому встречаетесь вы нечасто.
- Да-да! – затараторила девушка Лариса, - Он начальник отдела ценных бумаг в банке, м-м-м… Забыла название! Он такой занятой человек и такой умница! А видели бы Вы его красивые костюмы, он в них просто лорд! – и молодая крыска сладко заулыбалась.
«Еще бы, сукин сын! Кто ему эти костюмы покупал?! Начальник отдела ценных бумаг – вот мерзавец!»
В глазах у меня потемнело. Картинки Таро начали сливаться в разноцветный калейдоскоп. Слава богу, что эта малолетняя стерва с крысиным именем не замечала резкой перемены моего настроения.
- У него двое детей! – продолжала я, сдерживая шквал эмоций.
- Ну, да-а!? – удивленно протянула девушка Лариса, вскинув вверх выщипанные брови и надув свои рыбьи губки, - Странно, он говорил мне только о сыне! Вы не ошиблись?
- Я никогда не ошибаюсь! – почти прошипела я в ответ.
- М-да! Только этого еще не хватало!
- Очевидно, он не хочет Вас расстраивать! – съязвила я и почувствовала, как мои колени затряслись, в горле появились предательские спазмы.
Внутренним голосом я старалась успокоить себя, как могла. Главное было с достоинством закончить проклятый сеанс гадания и не прибить чем-нибудь тяжелым эту Ларисочку. Тем временем ничего не подозревающая барышня с наглыми серо-голубыми глазами, в наглой короткой юбке сидела в наглой вальяжной позе, положив ногу на ногу, напротив меня и постукивала зажигалкой по столу.
Медленным движением руки я провела по своему лбу.
- Ну что же, - продолжала я, собрав в кулак последние остатки утраченного спокойствия, - Ваш кавалер весьма хорошо к Вам относится, он делает Вам подарки. Но! Вас расстраивают нерегулярные интимные встречи! Вы хотите большего!
- Конечно, хочу! – обиженно бросила Лариса и затеребила толстую золотую цепочку, спадающую на почти плоскую грудь, - Из-за того, что он до смерти боится своей старухи, мы встречаемся раз в неделю! А я хочу большего, Вы же можете меня понять?! Мне двадцать лет, я молодая, а его клячу пора отправлять на пенсию!
Я едва не упала со стула, и сердце готово было вырваться из груди коршуном. Я чувствовала, как начало зашкаливать мое гипотоническое давление, и меня снова бросило в жар.
«Это я-то, старуха и кляча?! Ничего себе заявочки! Меня в мои тридцать шесть лет, и то неполных, уже хотят отправить на пенсию! Ай да Вадик, ай да подлец! А эта дохленькая килечка по имени Лариса, одно достоинство – ноги от коренных зубов и, вроде бы, прямые, пытается тянуть чужое одеяло на себя!»
И все же я держалась, я мужественно держалась. Единственную выгоду из этого адского гадания я видела в том, что, по крайней мере, узнаю все об их дальнейших отношениях и действиях.
- Вообще-то, - продолжила я эту отвратительную беседу слегка осипшим от волнения голосом, - Его жену вряд ли можно назвать кандидаткой в пенсионеры, ей всего-то 36 лет!
Лариса округлила свои нахальные глаза.
- Что, там в картах так и написано?!
- Да, именно так и написано!
- Неужели эти картинки показывают даже цифры?!
- Не только цифры, но и буквы! – Почти рявкнула я.
Девушка Ларисочка хлопнула узкой ладонью по столу.
- Опять он меня обманул, паразит!
«Хуже, скотина и негодяй!»
- Ну что Вы, Лариса! – в моем голосе сквозила язвительная ирония, - Это не обман, скорее всего, пускание пыли в глаза! Так поступают практически все мужчины! А Вы, я вижу, барышня, достаточно молодая, так что приобретение глубокого опыта по залавливанию самцов в сети у Вас еще впереди!
Моя клиентка-соперница надменно задрала слегка асимметричный подбородок и уверенно заявила:
- Опыт - не опыт! Со мной такие шутки не пройдут! Все равно, он будет моим, как миленький! Хорошо, что я оказалась хитрее, и пришла к Вам гадать! Теперь-то он у меня как на ладони будет! Так! Меня интересует следующий вопрос: собирается ли он разводиться?
- Разводиться?! – на этот раз глаза округлила я.
- Ну, да-а! – протянула своим противным сладким голосочком Лариса, - А что тут удивительного, если я хочу быть его супругой!?
Это уже было слишком! «Супругой!? Лишить двоих детей отца! Ах ты, акула малолетняя! Развод ей подавай! Да я быстрее придушу тебя здесь, у этого самого лакированного столика, чем Вадим станет твоим мужем!»
Я беззвучно перевела дух, но сердце снова испуганно екнуло. А вдруг, Таро дадут утвердительный ответ! И, затаив дыхание, я бросила тревожный взгляд на магические картинки. Слава богу, развод на горизонте не предвиделся. Да, мой благоверный устроился с комфортом: и рыбку съел и бесплатно в трамвае прокатился!
- Вынуждена огорчить Вас, уважаемая, но развода в ближайшее время я не вижу! – почти с торжеством произнесла я.
- Ну, а если принять надлежащие меры? – не унималась «акула».
- Увы, шансы не велики! – не сдавалась и я, - По крайней мере, в предстоящие полгода! Это абсолютно точно! (Значит, у меня есть время в запасе!)
Самоуверенная девушка Лариса начала расстраиваться и выходить из себя.
- Но он же любит меня! Он мне сам об этом говорил!
- Карты указывают на неточность в искренности слов Вашего кавалера, - ледяным тоном говорила я, ощущая прыгающее внутри злорадство, - Мало того, в ближайшие выходные у Вас с ним состоится встреча в интимной обстановке, которая коренным образом повлияет на ваши отношения. На пороге встречи я вижу некое препятствие в виде, в виде…, - Тут я запнулась и чуть не подпрыгнула на месте, потому что Таро четко показывали на особу женского пола! «Как, еще одна! Этого я точно не выдержу! Что же это за наваждение?!»
- Ну, ну! Какое еще препятствие? – нетерпеливо перебила меня юная стерва.
- Препятствие вижу, но какое именно, Таро не говорят! – солгала я.
Девушка Лариса вытянула свое узкое тело вперед и почти легла на стол. В ее голосе звучал истеричный надрыв:
- Ну что же это за карты такие, если не показывают главного!? Не понимаю!
- Вы торопите события! – прервала я ее причитания, - Эта информация скрыта от нас умышленно, чтобы лишний раз дать Вам повод для активных действий и размышлений! (Вот так сказала! Какого черта! Сейчас эта дура на самом деле развернет активную деятельность! И кто меня за язык тянул?)
- Как это все понимать? – в серо-голубых глазах настырной барышни сквозила угроза.
- Как угодно! – развела я руками, - Я и так выдала Вам почти всю информацию.
- Значит, шансы у меня не велики.
- Увы, пока не велики!
Девушка Лариса откинулась на спинку стула и посмотрела на меня, задумчиво сощурив глаза. Мне это не понравилось. На мгновение я испугалась, что она что-то заподозрила. К счастью, мои страхи не оправдались.
Тем временем молодая соперница постучала по лаковой поверхности стола ярко накрашенными длинными ногтями идеальной формы (в этот момент я ей откровенно позавидовала: таких ногтей у меня не было никогда). Потом она снова стала копаться в своей замшевой сумке и извлекла оттуда еще одну пятидесятидолларовую бумажку помимо той, которая полагалась мне за гадание.
- Что это? – не без удивления спросила я.
Моя роковая клиентка приблизила свое лицо ко мне и затараторила быстрым полушепотом:
- Я знаю, что люди такого рода, как Вы, кроме гадания умеют делать еще кое-что!
- Кое-что – это что?
Девушка Лариса облизнула губы как заправская хищница.
- Ну, там разного вида сглазы, отвороты, привороты! Надеюсь, вы меня поняли, - и она стала двигать вторые пятьдесят долларов в мою сторону, - Если этого мало, я доплачу столько же. Я хочу, чтобы Вы приворожили Вадима ко мне, а эту мымру, его жену, отворожили. Я заплачу!
Мне снова стало плохо. Наглая старлетка с кучей зеленых купюр в сумке глядела на меня, полная нетерпеливого ожидания. Черт бы побрал эту заразу!
С трудом я взяла себя в руки, придавая своему лицу выражение абсолютной невозмутимости.
- Вынуждена Вас огорчить, Лариса, но я этим не занимаюсь!
По раскрасневшейся физиономии разлучницы пробежала волна окончательного разочарования.
- Очень, очень жаль! А то у меня и фото его есть? А, может, Вы мне кого-нибудь порекомендуете?
- Вряд ли! – процедила я сквозь зубы.
Девушка Лариса спрятала обратно доллары, поправила слегка растрепавшиеся крашеные волосы и медленно, почти не хотя, поднялась, набросив сумку на плечо.
- Весьма досадно! – противно протянула она, - Значит, найду сама. Все равно он будет моим!
- Хочу предупредить Вас, что подобные занятия довольно рискованны, - пробормотала я, ощущая полное свое бессилие перед молодой стервой.
Ларисочка усмехнулась и передернула острыми плечами.
- Ничего, не первый раз замужем! Где наша не пропадала! До свидания!
И с этими словами она вильнула дохлой попой, обтянутой короткой кожаной юбкой и вышла из комнаты.
Хлопнула входная дверь. В комнате осталась только я, облако приторного аромата Ларисиных духов «Эскада» и давящая тишина. Я тяжело уронила голову на стол и начала обильно поливать слезами разбросанные под руками проклятые карты Таро. Я выла белугой, наверное, полчаса, пока хватило сил. На душе было больно, тошно и тоскливо. Теперь я остро осознавала, что теряю человека, с которым в течение пятнадцати долгих лет имела одну постель, одну пищу, одну общую крышу над головой, родила двоих детей и которого, не смотря ни на что, продолжаю любить почти так же, как в первый год нашего брака. Боже мой, как я могла ослепнуть?! Неужели же теперь я должна делить его сильное, горячее и такое родное тело, его ласки и поцелуи, его улыбку, его нежные глаза с этой костлявой охмурительницей?! Хотя, за последние полгода любимый муж этим всем особо меня и не баловал, а, вернее сказать, совсем не баловал! Да, именно полгода. Я действительно ослепла, как старая лошадь. Мотаясь между ним, детьми, домом и картами я и не заметила, что Вадим изменился. А, может, я не хотела этого замечать или слишком была уверена в нем и себе. В прочем, какая теперь разница. Я превратилась, именно, в слепую лошадь, загруженную нужным и ненужным грузом, разве что копыт не ощущаю. И еще, меня предал родной и близкий человек. Вот такой печальный итог своей деятельности я подвела в самый черный четверг из всех четвергов моей семейной жизни.
Я скомкала полученный гонорар и швырнула его на пол, словно хотела разбить на мелкие осколки, смахнула рывком со стола карты и задула ритуальную свечу ядовито синего цвета. Затем я медленно с ломотою в сердце и в ногах поднялась и подошла к шкафу-купе с большим зеркалом. Я бросила тоскливый взгляд в него и увидела черное от потекшей туши и припухшее от слез злое, усталое лицо оскорбленной и обиженной женщины, тянувшей лет этак на сорок, сорок пять. Неужели это я?! И зарыдала снова с удвоенной силой, ненавидя себя, Вадима и в особенности девушку Ларису. В таком состоянии меня и застала Анжела, вернувшаяся рано домой из своего салона красоты. Она бросила дорогую, расшитую бисером замшевую сумку с ключами на стол, подбежала ко мне, обхватила за плечи и попыталась развернуть меня в свою сторону. Но я, как маленький ребенок, упорно сопротивлялась.
- Бог ты мой, Лада! Что произошло, что случилось? – кричала она мне в ухо, - Да убери ты, наконец, ладони от лица!
- Анжела, я пропала! – выла я в ответ, - Я жить не хочу!
Подруга обалдело посмотрела на меня и замахала руками, звеня браслетами и перстнями.
- Стоп!!! Это уже перебор! Ты что, с ума спятила?! Жить она, видите ли, не хочет! А ну-ка, срочно успокаиваемся!
Она сбегала в ванную, принесла намоченное махровое полотенце и сунула его мне под нос.
- На, вытрись, а то на тебя глядеть страшно, и немедленно прекрати рыдать!
Затем Анжела достала из бара стенки бутылку дорогого французского коньяка и большую рюмку, наполнила ее почти до краев и тоже сунула мне ее под нос.
- Я не могу! – всхлипывая и мотая головой, с заиканием лепетала я.
- Ничего не знаю! – Анжелка чуть ли не силком держала мой мокрый от слез подбородок, - Давай пей, это вместо валерианки! Хоть успокоишься!
И моя подруга заставила меня опрокинуть непереносимую французскую гадость себе в желудок. От коньяка меня обычно тошнило, но в этот раз он возымел на мой удрученный организм благодатное действие. Янтарно-коричневая жидкость горячей волной разлилась в желудке и по сосудам и на какое-то время уняла мое бушующее горе.
Анжела с видом заботливой наседки села рядом со мной и протянула прикуренную сигарету. Я глубоко затянулась отравой жизни и выпустила дым через нос, чего обычно никогда не делала.
- Может теперь ты, наконец, расскажешь, что случилось и с чего это ты, вдруг, помирать собралась? - она с тревогой вглядывалась в мое заплаканное лицо.
- Вадим мне изменяет! – глухим осипшим голосом выдавила я.
- Что-о-о! Вадик, твой Вадик!? – Анжелка вытаращила свои огромные зеленые глазищи и смотрела на меня как на помешанную.
Потом она резко вскочила с дивана и обхватив себя руками забегала по комнате.
- Так, откуда тебе это стало известно? Просто умопомрачительная новость!
- Из карт Таро!
- Ой, Лада, ради Бога! Мне-то уж не рассказывай эти сказки!
- Это не сказки! – заорала я и тоже вскочила с дивана, - Только что отсюда ушла клиентка, которая приходила гадать на моего мужа! И теперь я знаю о них все, почти все!
- И ты до сегодняшнего дня ничего не знала?
- Вот именно, и даже предположить не могла! Понимаешь, никаких сомнений, никаких подозрений! Полная идиотка! – причитала я.
Я искренне позавидовала тогда своей подруге Анжеле, потому что у нее в настоящий момент не было мужа, она парила в облаках свободной красивой хищной птицей, и с ума сходить ей было не из-за кого. Сама себе царица, сама себе слуга!
- Ну и как зовут эту кралю? – осторожно спросила Анжелка, останавливаясь на середине комнаты.
- Лариса! – буркнула я, стряхивая со своих джинсов упавший пепел сигареты.
- Тфу! – возмутилась подруга, - Имя какое-то крысиное! И где он ее откапал?
- Не знаю, - тяжело вздохнула я, - Карты этого не показали, или я просто не увидела.
- Слушай, Лада, ты это серьезно, насчет карт? – с недоверием и интересом переспросила она.
Я молча кивнула в ответ.
- М-да! Молодая?
- Двадцать лет! – снова судорожный вдох вырвался из моей груди и я спрятала лицо в ладонях.
Анжелка сочувственно покачала кудрявой головой, села рядом и обняла меня за плечи.
- Не печалься, подружка моя! Мы что-нибудь придумаем. Не бывает безвыходных ситуаций! А пока тебе нужно успокоиться, хотя бы немножко, привести себя в порядок. Сейчас вернутся твои дети. Они не должны видеть тебя в таком состоянии. С муженьком на скандал не нарывайся, это бесполезно, доведешь себя до ручки. Пусть он пока думает, что ты ничего не знаешь. Ой, Лада, ну чего мне, холостой бабе, учить тебя, семейную?! Вечером зайдешь ко мне под любым предлогом. Я, дорогая моя Ладка, для тебя даже приватное свидание отменю!
- Спасибо тебе! – мертвым голосом пролепетала я и отправилась в свое жилище, ставшее в одночасье бренным.

*******

Сын забрал дочку из детского сада, и они вместе пришли домой. Я, как всегда, накормила их вкусным обедом, машинально вымыла посуду и загрузила в стиральную машину белье. Дочь ушла играть в куклы, а мой старший мальчик отправился во двор на футбол с соседскими ребятами. Я сидела на кухне у окна и курила. Перед моими глазами пробегала вся моя жизнь с Вадимом. Я вспомнила наше почти случайное знакомство в одном из кафе Старого Арбата. И как Вадик удивился, когда впервые услышал мое имя. В то время я была стройной высокой студенткой с темно-кашатановыми длинными волосами, маленькими веснушками, которых я так стеснялась, и глазами цвета молочного шоколада. Позже мой будущий супруг признался, что мое редкое имя и мои веснушки его и подкупили. А как потом с гордостью и мужским хвастовством Вадим рассказывал обо мне своим друзьям. О, господи, это было так давно! Прошло пятнадцать лет, а мне казалось, что утекла целая река весен и зим. Мы любили друг друга каждую ночь каждого дня и были единым целым. Нам говорили все, что мы похожи друг на друга, как двойняшки. У нас не было секретов, да и нечего нам было скрывать. Родственники не могли нарадоваться на нашу пару. Я помнила, когда родился наш сын, муж раздобыл где-то целый ящик шампанского и принялся угощать томящихся в ожидании отцов прямо в приемном покое роддома. Я улыбалась сквозь капающие на кухонный стол слезы и курила, курила.
А еще помню, как у самого нашего подъезда, когда мы возвращались со дня рождения друга семьи, я подвернула ногу и не могла идти. Сломался лифт и мой Вадик нес меня на руках на шестой этаж, распевая при этом пьяные частушки. Воспоминания улетучивались со струйками табачного дыма.
Сейчас я пыталась хоть как-то понять причину измены мужа, но мои мозги были затуманены ревностью и жестокой обидой, а на языке снова закрутились слова «подлец» и «мерзавец».
Хлопнула входная дверь. Я нервно вздрогнула и начала лихорадочно вытирать слезы. Муж вернулся с работы и довольно рано. Я слышала, как он аккуратно повесил свой кожаный пиджак на вешалку, разулся посредине коридора, бросил барсетку на тумбу для обуви и заглянул к дочери в комнату. Та что-то радостно ему прощебетала. Вадим отправился на кухню. Я срочно полезла в холодильник, доставая трясущимися руками сковороду с котлетами и стараясь не смотреть на дверь.
Засунув руки в карманы брюк по привычке (каждое его движение я чувствовала спиной) мой благоверный прислонился к дверному косяку, наблюдая за мной.
- Привет! – тихо произнес он приятным ровным голосом.
- Привет! – ответила я и почувствовала, что не могу повернуться к нему лицом.
Вадик мягкими шагами прошел в кухню и сел за стол, спрятав руки на коленях.
- Что у нас сегодня на обед? – спросил он дружелюбно.
- Как обычно! – буркнула я, включить доброжелательность у меня не получилось. Однако я тут же спохватилась и, сменив кулинарную тему, поинтересовалась вкрадчивым тоном, - А что ты не разденешься, не умоешься?
Краем глаза я заметила, как левая мужнина рука вынырнула из-под стола и раздраженно забарабанила пальцами по поверхности. А перед моими глазами отчетливо промелькнули длинные накрашенные коготки девушки Ларисы. Голос Вадима я слышала, словно сквозь сон.
- Да я, собственно, заскочил домой на полчасика, а потом вернусь в лабораторию. Наша группа получила заказ по новым разработкам. Нужно составить план и согласовать схему, опробовать контрольные материалы. Кстати, если все пойдет гладко, то нам светит хороший гонорар. Так что можешь за меня порадоваться.
«Ладно поешь, кобель!» - с нарастающим остервенением думала я.
- Тебе это не интересно? – прервал мое опасное молчание супруг.
- Нет, почему же! Ну, а кто еще за тебя будет радоваться? – последняя фраза вырвалась непроизвольно, но ловить себя за язык было уже поздно. В воздухе кухни зрел скандал.
- Не понял! – и Вадик уставился на мою спину взглядом сочувствующего душевным больным.
О, я хорошо знала это убийственный взгляд своего муженька. Иногда он его применял с полным успехом.
- Да это я так, дорогой, мысли к теме! Игра слов!
- Ну-ну! – буркнул он в ответ, принимаясь за еду, которую я поставила перед ним на большой тарелке.
- Значит, вернешься ты сегодня поздно? – спросила я, тщетно пытаясь унять бешеную скачку своего сердца.
- Да, ты правильно поняла. Так что ложись и не жди меня.
Муж взял вилку, воткнул ее в котлету и метнул в мою сторону быстрый, едва заметный взгляд.
- Ты что, заболела?
- Да, что-то не здоровится!
- Правильно, куришь как паровоз! Никакого здоровья не хватит! Да всю кухню продымила, потолок скоро коричневым станет! – мой милый жевал, бубнил и не глядел на меня. В таком тоне он разговаривал со мной впервые, - Что дети скажут?
Я начала медленно, но верно закипать, словно чайник на плите.
- Значит, придешь поздно, говоришь!
- И что дальше? – нагло спросил Вадим, смакуя котлету и помидор одновременно.
Я втянула воздух ноздрями и ощутила запах собственной ярости.
- И давно ты так трудишься в поте лица, дорогой? Нет, можешь не отвечать! У тебя столько работы, ну просто завал! Ты иногда даже приходишь под утро, мой бедный работяга!
- И что же тебя так удивляет? – муж был спокоен как танк и продолжал невозмутимо обедать.
- Что меня удивляет?! – наконец я повернулась к нему, уперев руки в бока, как базарная тетка, и окончательно забыв про свой вид и про Анжелкины упреждающие наставления, - А то, что ты сейчас и здесь нагло врешь мне в глаза! Мало того, держишь меня за полную идиотку!
Следует заметить, что по характеру своему я была женщиной взрывной и темпераментной, так что, иногда, позволяла себе надрывать горло. Но, к счастью, это случалось так редко, что я уже и не помню, когда и как происходила последняя ссора. И мой Вадим, будучи мудрым и миролюбивым мужчиной, обычно первый шел на мировую.
Однако, в этот проклятый четверг ситуация складывалась явно против меня. Я поняла, что перестаю себя контролировать, но путь назад был закрыт, отчего мне становилось еще больнее и обиднее.
Муж прекратил есть, медленно положил вилку на стол и произнес следующую фразу леденяще-тихим и злым тоном:
- По-моему, дорогая, ты перегрелась у плиты или перегадала на своих шарлатанских картах!
- Что-о! – Я схватила последнюю сигарету из пачки и забегала по кухне, нервно прикуривая, - Да как ты смеешь мне такое говорить?!
- Перестань дымить! Ты меня бесишь! – зашипел Вадим, будто змей подколодный.
Стоило отдать мерзавцу должное. В отличие от меня, супруг мой не курил никогда, даже в армии. Этакий здоровенький розовощекий поросеночек с маслеными глазками.
- А тебе не кажется, мой милый, что ты окончательно обнаглел, легко и просто обманывая меня последние месяцы? – заявила я, повысив голос и спуская тормоза.
Вадик скрестил руки на широкой груди и откинулся на спинку стула. Его красивое лицо приняло надменно-жестокое выражение, глаза потемнели, и в уголках рта затаилась злая улыбка.
- Какая муха тебя, укусила, Лада?
- Меня укусила не муха, а ты! Причем кусаешь ты очень больно!
- Что за ересь ты несешь? – спросил муж, не меняя ни тона, ни позы.
- Это не ересь! Это истинная правда! Я знаю все!
- И что именно?
Тут я от неожиданности вопроса запнулась и заморгала глазами, понимая, что сейчас выдам себя с головой. И у меня хватило сил не рассказать мужу о сегодняшнем визите небезызвестной особы.
- Ничего! Я знаю только одно, что ты забыл, кто я есть! Ты забыл, что я женщина, которую ты пятнадцать лет назад взял в жены и которой клялся в вечной любви и верности!
Вадим встал изо стола, отмахиваясь от меня и не замечая моих слез.
- Я не хочу продолжать этот разговор! – ледяным тоном бросил он.
Я с силой захлопнула дверь на кухне, не давая ему уйти. Мне было уже все равно, что он подумает о своей жене.
- Ну, конечно, конечно! Твои мысли заняты великими проектами и тебе давно уже плевать на семью! Ты привык, что твоя Лада стирает, готовит, доделывает вместо тебя ремонт, носится по магазинам, как электровеник, переживает за твои дурацкие лабораторные идеи, от которых давным-давно нет ни денег, ни результатов! А по ночам она пытается выдавить из себя хоть каплю нежности, которая была раньше праздником для нас обих. Да, не забудь, что твоя супруга успевает еще работать.
Вадим слушал мою тираду с презрительной усмешкой на своих сексуальных губах, вкус которых уже перестал мне сниться.
- Что ты там назвала работой?! Так называемое предсказание на цветных картиночках Таро, или как их там?! Вешание лапши на уши толстозадым матронам с мозгами кур-несушек?
- Кому я вешаю лапшу на уши – это не твоя забота! – орала я осипшим от напряжения голосом, - Я зарабатываю, в отличие от тебя и данный факт ты отрицать не можешь! Об этом ты, по всей видимости, запамятовал! И вообще, забыл обо всем! А, значит, делаем вывод: ты нашел мне замену!
Выдохнув я плюхнулась на табурет возле холодильника, пытаясь затянуться потухшей сигаретой. Мой благоверный глядел на меня и презрительно улыбался. Именно, улыбался! А фраза, которою он сказал мне в ответ, убила меня окончательно:
- Ты можешь делать какие угодно выводы, это твое право. Я не забываю, что ты моя жена, а я твой муж, я помню каждый день, что у нас есть дети. Но, прежде чем орать, как сумасшедшая, ты посмотри хорошенько на себя в зеркало! На кого ты стала похожа?! Этот старушечий зеленый халатик, вечно бледно-серое лицо с тенями под глазами, растрепанные волосы, пропахшие табаком, никакого маникюра на ногтях! Да их просто нет! А эти твои дебильные карты вместе со всеми взятыми дурами, внимающими несбыточным бредням? По-моему, это ты забыла, что ты женщина, а не я! Тебе тридцать шесть, а ты выглядишь на все пятьдесят!
Вадим замолчал, слегка оттолкнул меня от двери, открыл ее и вышел в коридор. Из комнаты на мои крики высунула мордочку дочка, в недоумении поглядела на отца. Он ладонью взъерошил ее кудряшки, чмокнул в розовую щечку, быстро оделся, взял барсетку подмышку и ушел, треснув дверью.
Я стояла с закрытыми глазами, словно громом пораженная, прислонившись жаркой спиной к прохладной стенке холодильника. В руке моей тлела последняя сигарета. В таком положении я находилась, наверное, долго, потому что не слышала, как вернулся сын с футбола, как он шептался с сестрой в коридоре. Когда я открыла глаза, они оба были передо мной. Дочка жалостливо и ничего не понимая обняла меня за талию, прижимаясь кучерявой головой к халату, во взгляде моего мальчика я прочитала тревогу. Сын аккуратно вынул из моих пальцев потухший окурок и тихо сказал:
- Мам, ты умойся и не плачь. Я с тобой! Только не кури сегодня больше!
Не знаю, зачем, но я отключила телефон и задернула шторы в спальне. К Анжелке я так и не спустилась, забыв про все на свете. А она, наверное, названивала мне весь вечер. Близилась полночь, дети уже давно видели десятый сон. Вадим не возвращался. Я тревожно прислушивалась к каждому шороху и звуку за входной дверью, несколько раз даже подходила к ней и глядела в дверной глазок. Все было напрасно. Окончательно обессилев от сумасшедшего дня я легла на широкую спальную кровать, уткнулась носом в подушку и забылась тяжелым, тревожным сном. Когда я проснулась, то было уже семь часов утра. Я перекатилась на бок, поглядела по сторонам и поняла, что муж так и не возвратился домой. Его половина кровати осталось не тронутой и холодной. Я со стоном оторвала свою тяжелую голову от подушки, вставила ноги в тапочки и пошла будить детей, одновременно на ходу делая кучу дел.
В пятницу телефон у Анжелы как сумасшедший надрывался от звонков назойливых клиенток. Мы сидели с ней вдвоем на кухне и пили кофе. Анжела автоматически поднимала трубку и говорила, что гадалка в отпуске и временно не принимает. В конце концов подруге это надоело и она просто выдернула шнур из розетки.
Я не чувствовала вкуса любимого кофе, я вообще ничего не чувствовала.
- Представляешь, он сказал, что я выгляжу на пятьдесят лет, - вялым голосом протянула я.
- А! – Анжелка махнула рукой, - Это он тебе назло сказал, чтобы вывести тебя из равновесия. Мужики ведь такие заразы. У них лучший метод защиты – это нападение. Причем напасть надо, желательно, побольнее. Кстати, а когда он вернулся?
- Он вообще не пришел домой!
- Вот это да! Совсем обнаглел! Говорила я тебе, Лада, чтобы ты не затевала скандала!
Я застывшим взглядом смотрела на красивый кофейник из тонкого китайского фарфора. Подруга моя вздыхала, вертя пальцами массивные золотые серьги в ушах. За окном шел долгий серый дождь. На крыше соседнего дома сидели мокрые вороны и неприятно покаркивали, словно старые бабки.
Мы обе молчали: я страдала, подруга думала. Вдруг Анжела встрепенулась, вскочила и побежала включать телефон.
- Ладка! У меня идея! Мы с тобой завтра ударимся в загул!
- Что за ерунду ты там говоришь? – пробормотала я безучастно.
- Спокойно, барышня! Я знаю, что нам делать! – улыбалась Анжелка, набирая номер, - Э-э! Будьте добры Далилу Шахову! Да! Жду!… Далилочка, дорогая! Привет! Это Анжела, да-да! Далила у меня к тебе есть большое дело! Нет, ну конечно я не отниму у тебя много времени! Ты не возражаешь, если завтра я заскачу к тебе на полчасика с подругой, я давно обещала ее познакомить с тобой. Она дизайнер по костюму. Что? Нет, пока начинающий, мечтает пообщаться! И вообще, необходима твоя помощь, так сказать, твои мудрые советы! Что, в шесть? Отлично, будем! До встречи!
И моя подружка-авантюристка повесила трубку с торжествующей улыбкой на лице.
- Что ты там несла! Какой, к черту, дизайнер по костюмам!? – набросилась я на нее, - Эта твоя Далила психиатр что ли?
- Ну конечно! Ты за кого меня принимаешь? Эта моя Далила, как ты успела выразиться, известный в московском бомонде модельер, хозяйка дома моделей. Между прочем, моя давняя и постоянная клиентка! Пришлось ей польстить, придумав про тебя!
- Ну и чем же она может мне помочь? – с беспокойством спросила я.
- Чем, пока не знаю, но поднятое настроение я тебе гарантирую! Кстати, - Анжелка сощурила свои зеленые глаза, - У твоего благоверного, кажется, свиданьице намечается в эти выходные! Так карты говорят?
Я снова почувствовала коварный прилив крови во всем теле и жар в груди.
- И что дальше? – со злостью на самою себя спросила я.
- А то, дорогая моя подружка, мы тоже в грязь лицом не ударим! Завтра тряхнем стариной и гульнем на всю катушку!
- Анжела! – тихо проговорила я, глядя внимательно на подругу, - Я, наверное, больше гадать не буду.
Анжела пожала плечами.
- Как хочешь! А жаль, такой дар пропадет!
- Вот именно! Пропади он пропадом этот дар! – махнула я в сердцах рукой.

*******

А завтра была суббота. С самого утра меня трясло почему-то мелкой дрожью. Вадим, как всегда, якобы пропадал на работе. А, может быть, и на самом деле трудился в свой выходной. Честно говоря я уже заблудилась в его обмане. Пару раз в течение дня кто-то настырно звонил по телефону, но когда я поднимала трубку, на другом конце слышались короткие гудки. В любом случае можно было догадаться, кто так нагло тревожил телефонный эфир нашей квартиры.
Ближе к вечеру я предупредила детей, что мы с папой будем поздно, накормила их, раздала ценные указания, быстро набросала нехитрый макияж на лицо, оделась и ушла к Анжеле.
Ровно в шесть часов вечера мы с подругой стояли в центре города возле милого старинного двухэтажного особняка, покрашенного в розовый цвет, с яркой неоновой вывеской «Дом моделей «ФУТУРУМ»». Открыв парадную дверь и пройдя через охрану с рацией и небольшое фойе, отделанное деревом, мы очутились в просторном зале с многоуровневым подиумом, большими зеркалами и колоннами, поддерживающими высокий потолок. Жизнь здесь била полным ключом. Очевидно, рабочий день в «ФУТУРУМЕ» был не нормированным. Мы с Анжелой сели в мягкие удобные кресла, обитые белой кожей, и стали ждать. Мимо сновали туда-сюда молодые длинноногие лошади, по крайней мере, выше нас на две головы, фамильярничали друг с другом и с фотографами, курили и хихикали, косо поглядывая в нашу сторону.
- Зачем ты меня сюда притащила? – прошипела я Анжеле в самое ухо.
- Что ты психуешь? – подруга раздраженно отмахнулась от меня, - Расслабься, в конце концов, и отвлекись от своих мрачных мыслей.
Тут портьеры, которые скрывали дверь офиса от зала, раздвинулись и нам навстречу вышла женщина лет пятидесяти пяти с необычной и яркой внешностью, которая умело скрывала надвигающийся преклонный возраст изысканным макияжем и красивым элегантным брючным костюмом цвета слоновой кости. Она была довольно высокого, роста немного полноватая, что ничуть не портило ее хорошей не погодам фигуры, и имела экстравагантную короткую стрижку. Все эти небольшие, но броские детали говорили о прекрасном вкусе этой дамы. В руке она держала изящный дорогой мундштук с дымящейся тонкой женской сигарой. По всей видимости, это и была та самая Далила Шахова. Хозяйка дома модели послала дежурную вежливую улыбку Анжеле, на меня бросила быстрый оценивающий взгляд, затем раскрыла свой широкий яркий рот и зычным голосом крикнула в зал:
- Так, девочки, перерыв полчаса! Все живо разошлись!
И молодые лошади, как по команде, поскакали по гримуборным и раздевалкам.
Далила подошла к нам, села в глубокое белое кресло напротив и заулыбалась, поблескивая безупречным рядом фарфоровых зубов.
- Здравствуйте, кисейные барышни! Ну, Анжела, знакомь меня со своей подругой!
Анжелка нетерпеливо заерзала, тоже улыбнулась в ответ и представила меня:
- Это Лада, моя лучшая подруга!
- Лада?! – тонкие брови госпожи Далилы взлетели вверх, - Блеск, а не имя! В наше время это просто раритет!
Восторженные возгласы мадам Шаховой меня слегка смутили.
- Ну, и в чем у вас проблемы? – насмешливо спросила хозяйка «ФУТУРУМА», покачивая мундштуком.
- Далилочка, дорогая, я тебя немножко обманула! – заискивающе проворковала Анжелка.
- А ты думаешь, я не догадалась! У меня на дизайнеров по костюмам глаз наметан! Что скрываете, мои птички?
- Нам бы имидж сменить, то есть, моей Ладе! – Анжела перешла на заговорщицкий полушепот.
Я с нарастающим удивлением вытаращилась на шуструю подругу.
- Имидж? – мадам Шахова задумчиво поджала губы, - А в связи с чем?
Я не успела и рта открыть, как Анжелка ответила за меня:
- Беда полная! Ладе изменяет муж и весьма классически! Отсюда у нее появилась депрессия и низкая самооценка!
- Анжела! – сквозь зубы процедила я, пытаясь ее остановить.
Далила сделала вид, что крайне удивлена услышанному. Может, ее и в самом деле удивили эти слова, но мне тогда показалось, что она играет.
- Изменяет?! Ха! Какая невидаль! Как будто загул мужа – это что-то сверхъестественное! И стоит так из-за этого убиваться? Вот я, например, была аж четыре раза замужем, и все мои разлюбезные супруги гуляли направо и налево! Конечно, не могу сказать о себе, что я ангел, но ведь это жизнь! И что ты думаешь, Ладочка, я из-за их фокусов слезы лила? Нет! Я у них в долгу тоже не оставалась!
Далила расхохоталась. Не знаю, что здесь было смешного, но для меня подобные истории являлись полной дикостью. Зачем тогда вообще заключать брак, чтобы потом унижать друг друга и, как воры, красть друг у друга покой и счастье? Однако, то, что выдала мадам Шахова далее, стало для меня открытием!
- Я вот, что скажу тебе, дорогая! – начала она, понизив голос, - Видишь ли, женщины, по природе своей, делятся на две категории: умные дуры и глупые дуры. Их роднит одна цель – и те и другие стремятся выскочить замуж с невероятным рвением и любыми способами. Все сказки о свободе и феминизме и о выращивании отпрысков без помощи папаш – это чушь собачья и отговорки. Все женщины в этом одинаковы и намерение у них одно! Сама знаешь! А мужчины, какими бы мы их идиотами не представляли, прекрасно это чувствуют, и каждый из них выбирает себе либо умную дуру, либо глупую, в зависимости от возможностей. Но, вот, я смотрю на тебя с твоей красотой, твоими данными и вижу, что ты ни к одной из этих категорий не относишься. Есть такое маленькое слово в моем лексиконе: ты просто «умка»! И все! Только ты пытаешься перепрыгнуть через собственную голову, а этого делать не стоит. И твой муженек эти попытки отлично улавливает.
- Но я не могу спустить свои мозги в унитаз и стать одной из дур! – в отчаянии ответила я.
Далила мягко взяла мою руку и, глядя мне в глаза, сказала:
- Ты видела девочек-моделей, которые крутились около вас? Так вот, все они глупые дуры. И это несмотря на то, что каждая прочит себе карьеру Наоми Кэмпбелл, не меньше. И пройдет еще очень много времени, прежде чем они станут умными дурами. Чувствуешь разницу? А твой неверный супруг наверняка подцепил одну из представительниц таких хватких дурочек, которая никогда, никогда не станет «умкой». Потому что «умки» никогда не цепляются ни за кого, тем более, за ширинку женатых мужиков. Вся эта дребедень приходящая и уходящая, как перемена ветра. В конце концов останутся только двое – ты и он….
Анжела слушала свою солидную знакомую, разинув рот, а я восхищалась и поражалась невероятной проницательности этой необыкновенной женщины.
- В общем, не вешай нос, дорогуша! А имидж мы тебе сейчас быстренько подберем! А ну-ка, поднимись!
Я медленно и нехотя встала. Мадам Шахова обошла вокруг меня, оценивающе оглядела мою фигуру с ног до головы. Она положила свой мундштук на край большой мраморной пепельницы и, потирая ладони, крикнула в сторону костюмерной:
- Лида! Лида, черт тебя дери!
Из-за портеры показалось темное каре.
- Лидочка, будь любезна, принеси-ка сюда серебряное платье со стоечкой и открытой спиной, да, и шапочку к нему! Так, у тебя какой размер ноги?
- Тридцать седьмой! – опешила я, окончательно сбитая с толку.
- Почти дюймовочка! Отлично! – Далила громко хлопнула в ладоши, - Лида! И тащи сюда еще высокие лакировки на шпильке! А ты, Анжела, займись-ка лицом своей подруги. У тебя это хорошо получается!
- Какой тон будем делать? – поинтересовалась та.
Мадам Шахова обхватила длинными пальцами свой подбородок и с прищуренным глазом посмотрела на мою растерянную физиономию.
- Вот что, положи-ка ей матово-серые тени, затушуй более темным тоном брови, удлини ресницы, да, румяна пусть будут бледно кораллового цвета, и сделай ярко-красные губы.
- Но мне не идет серый цвет – мои глаза карие! – попыталась я возразить.
- Кто это тебе такую глупость сказал?! – и хозяйка дома моделей возмущенно фыркнула.
Я тут же вспомнила, что эту «глупость» в свое время сказал мне мой супруг, но решила промолчать и придала своему лицу невинное выражение.
- Запомни, голубушка, серый цвет идет абсолютно всем. Другой вопрос, как правильно подобрать и употребить его разновидности. Все, начинаем колдовать! Обожаю это дело!
Через полчаса меня поставили перед фактом, то есть, перед зеркалом. Когда я увидела свое отражение, то едва не упала в обморок от неожиданности. Из зеркала на меня смотрела стройная красавица лет на десять моложе действительности, в шикарных длинных сапогах на высокой шпильке из тонкой лакированной черной кожи; в маленьком искрящемся серебром платье с глухим воротом и кисточками вдоль линии бедер. Это серебряное чудо волнующе подчеркивало линию моей груди и талии. На голове была надета такая же серебряная шапочка с бахромой, прикрывающей лоб и уши. Зрелище потрясающее! Я не верила своим глазам и просто онемела от испуганного восторга. Неужели это я?! Никогда я себе не нравилась так, как в этот субботний вечер. И вдруг сердце мое заныло от нахлынувшей внезапно ностальгии. Я вспомнила любимую мной когда-то эстрадную группу с заманчивым названием «Молоко» и девушку-солистку. Она пела свои хиты точь-в-точь в таком же костюме. Давным-давно мы танцевали с Вадимом под музыку этой группы со странным и замечательным именем.
Я очнулась от грез былого и увидела за своей спиной Анжелку, ошалело улыбающуюся.
- Ну, Ладка! Ты просто сегодня супер! Тебя не узнать!
- Королева бала! – добавила Далила, довольная своим экспериментом, - Хоть на подиум выводи! Ну, вот что, барышни! Платье с причиндалами даю вам на прокат на сутки! Денег за прокат не возьму, так уж и быть. Но ты, Анжела за него мне головой отвечаешь! Коктейлями не заливать, пеплом не посыпать. Материал дорогущий, модель эксклюзивная! Все понятно?
Мы с подругой синхронно закивали головами. Мадам Шахова взмахнула руками и торжественно произнесла:
- А теперь можете мотать хоть в «Метрополь»!
В эту самую минуту на меня что-то нашло, как будто меня окатили ушатом холодной воды и вернули в действительность.
- Подождите, нет! Нет, я не могу в таком виде, у меня дети одни дома! – сопротивлялась я сама себе.
- Лада! Да ты сумасшедшая! – гаркнула на меня Далила, - Что ты опять пытаешься прыгнуть через голову? Нет, если ты, конечно, не хочешь стать на вечер королевой, то мы тебя сейчас быстренько разденем, и продолжай себе дальше сереть незаметной мышкой!
Я молчала, покраснев до самых ушей.
- Ну?!
- Я хочу, - прошептал мой голос.
- Вот и прекрасно! – почти крикнула Анжелка, - Позвонишь отсюда деткам домой, и все будет в порядке!
Мадам Шахова сунула мне в руки радиотелефон и добавила:
- Не вздумайте ехать на метро в этом эксклюзиве!

*******

Мокрый асфальт сливался с тяжелым тускло серым небом. Длинные нити дождя превратились в мелкие моросящие холодные капли. Уже почти стемнело, когда мы с Анжелой подъехали к диско-клубу «Манхеттен», расположенному на Ленинском проспекте. Бог мой, я уже и не помнила, когда последний раз была в заведениях такого рода. Я почувствовала смущение и волнение, снимая с себя пальто и отдавая его молодому человеку, служащему гардероба. Хорошо одетые мужчины, стоящие по соседству, бросали на меня восхищенные взгляды, забывая про находящихся рядом спутниц. А зеркальные полы, стены и потолок удваивали впечатление и количество страстных глаз. Представляю, какие картинки прокручивались у них в головах. От этих мыслей мне стало совсем не ловко. На моем фоне Анжелка выглядела скромной золушкой, но она не расстраивалась. Даже наоборот, ткнула меня локтем в бок и заговорщицким тоном прошептала:
- Гляди-ка, холеные кобельки, как мотыльки, слетаются на свет серебра и уже облизываются!
- Да ну тебя! – отмахнулась я от подруги и впервые за три дня улыбнулась.
Мы прошли в сам клуб, официант показал нам свободный столик и усадил нас за него. Места наши оказались в удобной нише между первоклассным баром и сценой дискотеки. Под потолком, излучающим неоновый свет, крутился серебряный шар, и мигали разноцветные огни светоустановок. Люди танцевали, играла хорошая, качественная музыка, задающая тон настроению. У стойки бара было все занято. Молодой веселый и энергичный бармен в снежно-белой рубашке, в синем жилете, вышитом золотым бисером и в бабочке такого же цвета лихо вертел в руках шейкеры с коктейлями.
Для начала мы с Анжелой заказали по парочке бокалов «Голубого ангела» и по порции креветок с авокадо и апельсинами. Чистое гурманство. Признаюсь, что этот коктейль я пила впервые. И его нежный вкус, и крепость сделали свое дело. Я начала постепенно расслабляться. Моя физическая и моральная усталость легко улетучивались с чудным ароматом апельсина, авокадо и горячих креветок.
Анжелка мотала своими вавилонскими кудрями по сторонам, мы о чем-то разговаривали и смеялись. Я не помню точно, что мы друг другу рассказывали, наверное, какую-нибудь ерунду, потому что я уже немного захмелела. И потому что следующие события стали разворачиваться со скоростью киномонтажа. Подруга сидела напротив меня и аппетитно хрумкала обжаренными креветками, а я слегка затуманенным взором смотрела вглубь зала. И вдруг увидела своего Вадима и девушку Ларису! Они сидели за столиком возле большого аквариума с подсветкой, в котором лениво плавали какие-то плоские полосатые рыбины. На столике между ними горела свеча. Сладкая парочка пила коньяк (даже это я умудрилась разглядеть своими близорукими глазами в полумраке клуба) и о чем-то возбужденно беседовала, судя по жестикуляциям моего благоверного. Зрачки мои стали увеличиваться в размере, а сердце бешено заколотилось, да так, что толчки его отдавались у меня в затылке. Анжела не донесла вилку с креветкой до своего рта и в застывшей позе с недоумением уставилась на меня.
- Лада, что с тобой?!
- Медленно обернись и посмотри назад! – гробовым голосом произнесла я.
Подруга обернулась, подалась спиной к спинке стула и присвистнула.
- Ого! – только и сумела вымолвить она.
Девушка Ларисочка раздраженно курила и потягивала коньячок. Выражение ее узкого лица было не довольным. Вадим же, прижавшись грудной клеткой к столу, что-то настойчиво ей объяснял, а пламя горящей между ними свечи скакало из стороны в сторону, изгибаясь и меняя оттенки.
- Что он в ней нашел, чего нет у меня? Что?! – с тихой яростью произнесла я и, слегка покачнувшись, резко поднялась.
Но Анжелка тут же перехватила мою руку и с силой дернула назад на стул.
- Сядь и не брыкайся! Не хватало еще, чтобы ты у всех на глазах вцепилась ей в волосы!
- Ты стыдишься меня?
- Дурочка, я за тебя переживаю!
- Да я и не собираюсь ничего этого делать! – глухим голосом ответила я.
- Да кто тебя знает? У тебя сейчас выражение глаз, как у разъяренной пантеры! В конце концов, они нас не видят, и это можно взять на вооружение. Меня-то Вадик еще, может, и узнает, а вот тебя!.. - Анжелка оценивающе оглядела мою персону и замотала головой, - Вряд ли, у него ума не хватит! К тому же здесь почти темно! Нам это только на руку.
Я выдавила печальную улыбку и облизала пересохшие губы.
В это время Лариса встала со своего места, перегнулась через стол к Вадиму, что-то сказала ему на ухо и, чмокнув его в губы, направилась, по всей видимости, в туалет. Я проводила ее дохлые качающиеся бедра уничтожающим взглядом.
- Стерва! Может, ей морду в туалете начистить!
- Ладка! Ты что, совсем спятила, или ты уже пьяная?! – и моя подруга покрутила пальцем у виска.
- Шутка! – с горечью ответила я, - Не волнуйся, я не пьяная! Да не буду я ничего делать! По крайней мере сейчас!
- Знаешь что, подружка! – Анжела снова взяла меня за руку, - Пойдем лучше потанцуем, а заодно получим возможность не упускать твоего Вадика из вида.
И мы направились к сцене. Музыка нонстопом сменяла одна другую. Я из-под тишка наблюдала за своим муженьком, а он, в свою очередь, обхватив рукой спинку стула, следил сквозь прищуренные глаза за танцующими и попивал коньяк. Я двигалась машинально, воспроизводя какие-то вялые движения, Анжелка вертелась около меня, а уже около нас, действительно, словно мотыльки, крутились молодые мужики. Их притягивал мой экстравагантный вид. Вдруг я резко остановилась в полной неожиданности. В зале клуба зазвучала та самая незатейливая, но замечательная песенка группы «Молоко». Словно кто-то невидимый успел угадать мое тайное желание. Не знаю, что со мной произошло, но я раздвинула руками топчущихся рядом парней и поднялась на сцену.

Как потом рассказывала Анжелка, большинство присутствующих в зале, стояли вокруг сцены и с раскрытыми ртами смотрели на меня. А я танцевала в полном одиночестве, никого и ничего не видя и не слыша, кроме этой песни. И, вероятно, танцевала я так, что привела в ажиотаж почти весь «Манхеттен», включая бармена и официантов. Но мне было все равно, впервые в жизни. Я пребывала в полете полной нирваны, если так можно выразиться, и мне было просто очень хорошо. Потом песня закончилась, начала играть другая музыка. Я очнулась, как от волшебного сна, тряхнула головой и стала спускаться со сцены. Мужчины громко и восторженно хлопали мне и протягивали руки, а женщины ядовито фыркали. Уж они-то точно приняли меня за одну из стриптизерш клуба, которая почему-то в этот вечер не скинула одежду и не оголила своего тела. Глазами я нашла Анжелку, которая сидела за нашим столиком с поднятыми вверх обоими большими пальцами, и начала быстро пробираться сквозь толпу танцующих. В этот момент я почувствовала, что кто-то аккуратно, но крепко прихватил меня за локоть. Я обернулась и тут же резко опустила голову, отворачивая лицо. Это был Вадим.
- Извините, меня ради Бога! – с жаром прокричал он сквозь шум и музыку своим низким волнующим голосом, - Могу я Вас пригласить на танец?
Мне пришлось изменить слегка свой голос, и я ответила ему:
- Сегодня я не танцую с мужчинами!
Потом я попыталась высвободить свой локоть из сильных горячих рук собственного мужа.
- Девушка, умоляю Вас, подождите! – не унимался он, - Всего один танец! Или Вы предпочитаете женщин?
- Может и так! – слукавила я, продолжая скрывать лицо.
Вадим пытался все время заглянуть мне в глаза, но я упорно отворачивалась от него, немного наклонив голову. На меня падала мерцающая тень серебряного шара, и я перестала бояться, что муж меня узнает. В таком положении мы медленно продвигались в глубь зала. Запах любимых духов Вадима «Армани» дурманил мне мозги и бросал в дрожь, но я держалась. Это был самый настоящий поединок воли.
- Ну и что мне теперь делать? – чуть ли не со стоном спросил меня супруг.
- В каком смысле? – в свою очередь задала вопрос я.
- Да я с ума от Вас схожу! Я как Вас увидел, так даже дара речи лишился!
- Ну, не стоит преувеличивать! Это совсем ни к чему! – хохотнула я.
- Я говорю совершенно серьезно! – Вадим был настойчив, даже слишком, - Я очень хочу с Вами познакомиться. Как мне быть? Ну не убегайте от меня, прошу Вас!
«Вот наглец!» - возмущенно подумала я про себя, а вслух произнесла сердитым и капризным тоном, стараясь не выдать своего голоса:
- Это Ваши проблемы! Отпустите мою руку, я спешу!
- Вадим, что все это значит?! – пред нами как из-под земли выросла узкая фигура Ларисы.
Она быстрым и злым взглядом окинула меня с ног до головы и возмущенно посмотрела на моего мужа. Вот это была сцена! Как из дурного бразильского сериала! Вадик от досады закатил глаза и раздраженно выпалил:
- Лариса, пожалуйста! Я встретил свою давнюю знакомую! Я побеседую с ней пару минут и вернусь к тебе! Подожди меня у нашего столика! – он говорил настойчиво, с нажимом на каждое слово.
Но молодая вобла, по всей видимости, даже и не собиралась уходить. В принципе, ее можно было понять в данной ситуации. Лариса демонстративно уперла руки в бедра и противным голосом протянула:
- Да-а-а! А, может, ты меня все-таки представишь своей давней знакомой?!
- Лариса!
- Что Лариса?! С какой стати я должна ждать тебя там, пока ты здесь будешь трепаться с этой разряженной дамочкой?!
- Прекрати! – зарычал Вадим, и его щеки залил красный румянец.
Сцена ревности была отвратительной, не без удовольствия отметила я, наблюдая украдкой за ними обоими и незаметно усмехаясь. До чего докатился мой разлюбезный муженек: стоял между двумя бабами и, как на базаре, поддерживал перебранку! Я, по крайней мере, была на высоте, потому что снисходительно молчала и не принимала участия в этой мерзкой ссоре. А уж я-то, как раз, имела полное право законной супруги влезть в их скандальную разборку. Но мой имидж был изменен, и я не позволила себе этого. Девушка Лариса ляпнула еще что-то нелицеприятное в мой адрес, Вадим огрызнулся, готовый, видимо, придушить ее на месте. А я, улучив момент, вырвалась из этого рокового треугольника и, лавируя между танцующими парами, быстрыми шагами направилась к Анжеле. Та сидела буквально с отвалившейся челюстью, наблюдая с нескрываемым интересом за всем происходящим.
- Ну и ну! - еле выговорила подруга! – Ни фига себе история! А твой-то совсем башку потерял! Как он в тебя вцепился! Это кадры века!
Я схватила сумку подмышку, бросила деньги на стол и за руку потянула Анжелу к выходу.
- Быстро уходим отсюда, пока они нас не нашли!
И мы почти бегом отправились к зеркальному холлу. Похватав пальто и шарфы мы выскочили в холодную промозглую ночь.
Ехали в такси домой и молчали. Каждая из нас думала о своем. И вдруг моя подруга начала хохотать.
- Ты что? – невесело буркнула я. Мне, например, было совсем не до смеха. В конечном счете вся эта история произвела на меня неприятное впечатление.
- Ну, Лада, ну ты даешь! – веселилась Анжелка, - Видела бы ты выражение лица своего Вадика? Он просто ошалел от тебя! Все, теперь эту крыску Лариску он точно отошьет!
- Не знаю, не знаю! – бормотала я в ответ на бурные эмоции Анжелы.
Мне стало зябко и неуютно, и я еще больше укуталась в свое длинное пальто.
Часы пробили двенадцать часов, когда я вернулась домой. Я осторожно открыла ключом деверь и, стараясь не шуметь и не стучать каблуками, на цыпочках вошла в темный коридор. На ощупь повесила пальто, села на тумбу для обуви, аккуратно сдвинув валяющиеся на ней газеты, и вытянула уставшие ноги. События последнего вечера крутились сумасшедшей каруселью в моей тяжелой от выпитых коктейлей голове. Как ни странно, но я была абсолютно спокойна. В моей душе образовалась тихая пустота полного безразличия. Скорее, это была своего рода защитная реакция. Прислонившись затылком к висящему позади меня холодному зеркалу я сидела в полной темноте и массировала пальцами пульсирующие виски. Я слышала, как в детской сопит своим заложенным носиком моя дочка и как тяжело, словно маленький мишка, ворочается во сне мой сын. Я с трудом стянула с затекших ног сапоги, встала и тихо подошла к комнате детей. Я вошла в нее. На полу лежал желтый квадрат лунного света. Беззвучно задернув поплотнее шторы я поправила сползшее с кровати одеяло у сына, погладила его по горячей пухлой щеке, поцеловала спутанные кудряшки дочери и отправилась в нашу с Вадимом спальню. Сняв с себя серебряный маскарад я аккуратно свернула его и спрятала в своем белье в шкафу. Нужно было умыться, но сил уже не осталось. И все-таки я потащилась в ванную. Там я посидела еще каких-то двадцать минут, разглядывая свое лицо в зеркале. Сквозь звук текущей тонкой струйкой воды услышала, как поднимается на наш этаж лифт. Это заставило меня встрепенуться. Я молниеносно смыла макияж с лица, а точнее сказать, размазала его, лихорадочно вытираясь полотенцем, которое швырнула на край ванны, и понеслась в спальню. Лифт остановился. Со скоростью ошпаренной кошки я прыгнула в кровать и с головой нырнула под одеяло. Там было жарко и душно. Я напрягла свой слух до предела. Дверь тихо открылась и так же тихо закрылась. Муж вернулся домой, спустя час после моего приезда, практически следом.
«Быстро, однако, он примчался!» - не без ехидства подумала я, продолжая прислушиваться и пытаясь тщетно сдержать сердцебиения. Вадим также не стал включать свет и, видно, вешал свой кожаный пиджак на ощупь. И тут я только вспомнила, что мои лакированные сапоги остались валяться на полу в коридоре. «Ну и черт, с ними!» - старалась я успокоить себя. «Авось, не заметит!»
Было слышно, как Вадик походил по кухне, повздыхал, зашел в туалет, потом в ванную, постоял там, наверное, разглядывал черное от моей туши полотенце. Дальше он вышел в коридор, там тоже повздыхал, и, наконец, пришел в спальню. Я вжалась в ортопедический матрас и замерла, боясь пошевелиться. Мой благоверный разделся, сбросив вещи на пол, лег спиной ко мне, почти на край кровати, аккуратно потянул одеяло на себя и тоже накрылся с головой. Я ощущала всем телом настроение моего Вадима. «Что, плохо, мерзавец!» И вдруг среди ночи в коридоре зазвонил телефон, ему отозвался параллельный на кухне. Я вздрогнула. Это уже было слишком! Муж резко сел на кровати, затем шепотом чертыхнулся, вдел ноги в тапочки и быстрыми бесшумными шагами вышел.
- Лара, ты что, совсем одурела?! – это было последнее, что я услышала, так как, обессилев окончательно от бурных событий, я провалилась в глубокий черный сон.

*******

Прошло две недели. Я отдала серебряное платье с шапочкой и сапогами Анжеле, а та вернула костюм мадам Шаховой со словами глубокой благодарности. Я занималась домашней работой и детьми с олимпийским спокойствием. Начиная с того самого злополучного четверга и нашего последнего скандала на кухне, не считая субботних приключений в клубе, мы с мужем не разговаривали и практически не глядели друг на друга. Слава богу, что дети, вроде бы, не замечали нашей отчужденности и продолжали одинаково ровно относиться как ко мне, так и к Вадиму. Клиентки по гаданию перестали бомбардировать звонками квартиру Анжелы, так как я решительно отказалась продолжать этот сомнительный «бизнес». К подруге своей я теперь спускалась по вечерам и то не каждый день.
Однажды мне позвонила моя старая приятельница, с которой мы когда-то учились в институте, и которая превратилась в солидную бизнесвумен, открыв в Москве новый институт по изучению и развитию психологических отношений в семье и социально-психологической поддержке. Она предложила мне поработать с ней на хорошо оплачиваемой должности психолога-специалиста, а я не стала долго думать и сразу же с удовольствием согласилась. Перемена жизненной погоды мне была необходима как воздух. До выхода в новый свет мне оставалось пять дней.
На удивление супруг мой перестал практически задерживаться на работе, а по выходным занимался остатками ремонта или с угрюмым видом смотрел телевизор. Я замечала, что Вадим украдкой бросает на меня задумчивые взгляды, как он мается, боясь выдать себя с головой. По большому счету мне тоже было несладко. Но я молчала и продолжала с достоинством держать дистанцию, ожидая, когда он сделает первый шаг.
Зато, начиная с той веселенькой ночки, наш дом стали одолевать назойливые телефонные звонки. Если трубку брала я, то на другом конце провода тут же слышались короткие гудки. Но если к телефону подходил Вадим, то он вынужден был закрывать все двери от посторонних ушей и говорить раздраженным полушепотом, едва не переходя на крик. А мне, соответственно, приходилось притворяться глухой и слепой. Но я-то точно знала, кто звонит нам с таким остервенением и пытается урвать чужой лакомый кусочек через телефонный эфир. Вскоре и эти звонки прекратились, прошло еще четыре дня. Между нами продолжал висеть звуковой барьер, и муж ходил чернее тучи.
И вот однажды в пятницу (с тех пор я очень люблю пятницы) мой супруг оказался выходным, дети ушли в школу и детский сад, и мы остались с ним вдвоем дома. Я сидела на кухне, положив ноги на табурет, и смотрела в окно. Вадик метался из комнаты в комнату, словно тигр в клетке. На плите в большой кастрюле аппетитно булькал суп-харчо.
«Интересно, если женщины делятся на умных и глупых дур, то на кого тогда делятся мужчины?» - думала я, глядя на качающиеся за окном высокие тополя.
- Лада, ты не видела, где разводной ключ?
От неожиданности я даже вздрогнула и повернула голову. Муж стоял передо мной сердитый и расстроенный.
- Ключ? – медленно переспросила я.
- Да, ключ! – повысил голос Вадим.
- Не знаю, по-моему, он лежит под ванной.
- Интересно, что он там делает?!
Я безразлично пожала плечами, отвернулась и продолжила разглядывать деревья за окном. Вадик взъерошил свои короткие вьющиеся волосы и неожиданно переменил тему:
- Может, мне за хлебом сходить?
Я снова повернула голову в его сторону и со снисходительно-сочувтвующим взглядом ответила:
- Сходи!
Но вместо того, чтобы уйти, он вдруг верхом сел на стул рядом со мной и принялся в упор на меня смотреть. Взгляд его темно-карих глаз начал жечь меня. Я передернула плечом и старясь сохранять спокойствие спросила:
- Что с тобой? Ты болен?
- Нет, я абсолютно здоров! Мне просто плохо!
- Плохо?
- Да, мне плохо, мне очень плохо! Я не знаю, что со мной происходит, Лада, но я в скверном состоянии. Да что там говорить?! Тебе этого все равно не понять!
Я готова была взорваться от негодования, но снова сдержала бушующие внутри меня эмоции. «Ишь ты, плохо ему, скверное состояние! А то, что происходило со мной все это время, в счет не берется!» Но вслух я ровным и спокойным тоном произнесла:
- Напротив, дорогой, я понимаю тебя с психологической точки зрения! А хочешь, я расскажу тебе, отчего ты так маешься?
Я резко поднялась, подошла к кухонному шкафу, из последней полки вынула завалявшиеся карты Таро и бросила колоду на стол.
- Ты что, издеваешься надо мной? – с тихой печалью промолвил муж.
- Ни в коем разе! Я ведь профессиональная гадалка, если ты не забыл! Вот сейчас разложим карты…
- Лада, не паясничай!
- И узнаем, какие муки тебя одолевают! – не слушала я его.
Вадим усмехнулся, но все же напрягся.
- Итак, приступим! – мое самолюбие победно гарцевало на белом коне, - Полгода назад познакомился ты, дорогой мой Вадик, с молодой дамой знака динариев, кажется, крашеной блондинкой…
Вадим побледнел и стал поглаживать указательным пальцем переносицу. А я продолжала:
- И начал ты с ней встречаться, даже спать! Вот! Хоть худа она бедрами и лицом, но дама динариев оказалась с хватким характером и гонором, как у львицы шестого знака. И решила она женить тебя на себе. Тут я вижу испуг и нерешительность короля скипетров, то есть тебя. Так! Увы, для нее открылось большое препятствие: ты уже женат! Вот незадача!
Муж глядел на меня из-под лобья и бледнел все сильнее, словно собрался упасть в обморок.
- Лада, кто тебе это все сказал, откуда ты все это узнала?!
- Как откуда?! – я изобразила искреннее удивление, - Конечно из карт.
- Не валяй дурака! – бессильно выдавил Вадим из себя.
- Но это действительно, правда, дорогой! Ну, что, продолжим?
Муж молчал.
- Молчание – знак согласия! Значит, продолжаем дальше: и стали тебя тяготить отношения с молодой дамочкой, уж больно прыткая та оказалась! А ты как истинный король скипетров любишь независимость. Развод ни к чему, душевный комфорт превыше всего, тем более в наличии двое детей, не то, что один сын! Но однажды на поздней дорожке, в доме развлечений ты встретил ЕЕ! И с тех пор утратил король покой и радость, потому как поразила его сердце невиданная дива серебряная!
Лицо у моего благоверного вытянулось, и он испуганно открыл рот.
- Кто?!
- Красавица в серебряных одеждах! – и я загадочно улыбнулась.
С широко открытыми глазами Вадим ошарашено уставился на свою жену, то есть на меня, как на восьмое чудо света.
- Кстати, - спросила я с надменной улыбкой на губах, - Она тебе никого не напомнила?
Несколько секунд мой Вадик сидел, словно громом пораженный. Потом он застонал и схватился рукой за загорелый лоб. Он глядел из-под ребра ладони.
- Боже мой! – причитал мой благоверный, - Я мучился, я страдал, я не знал, где мне искать эту девушку и как! А теперь выясняется, что я безнадежно влюбился в собственную жену! Ладка, неужели, это была ты?!
- А кто же еще? – грустно сказала я и в конце концов не выдержала, почувствовала, как в горле собирается плач, и всхлипнула.
Муж сильным рывком придвинул меня вместе с табуретом к себе, крепко обнял и прижал мою лицо к своей шее.
- Лада, Ладочка, родная моя! Прости! Прости, прости меня, идиота!
- Но ведь ты мог вернуться в клуб и поискать меня там! – лепетала я сквозь слезы.
- То-то и оно, что не мог, - говорил Вадим, целуя мои мокрые соленые губы и щеки, - Не знаю почему, но какое-то внутренне чутье заставляло меня все время сидеть дома. А, может, я просто ждал чуда?
- А как насчет Ларисы? – осторожно спросила я, немного высвобождаясь из его бурных объятий.
- Бог ты мой, ты и имя ее знаешь! Ну да, конечно, клуб! С Ларисой все кончено еще две недели назад! Только, пожалуйста, не спрашивай меня, почему я с ней встречался! Больше никаких Ларис! Вообще никого, никогда!
Мой супруг продолжал тискать меня в своих объятиях, и я снова приобрела душевное равновесие и сладкий покой.
«Теперь я знаю, на кого делятся мужчины. Есть две категории: любимые и нелюбимые. Надеюсь, мой Вадим принадлежит к первой!»
В конце концов остались только двое – я и он.
Вот и все!
А карты Таро я отдала своей подруге Анжеле на вечное хранение.

ДРАКОНОВА ИСТИНА

Добираться до Непала было ужасно долго и неудобно. Практически на перекладных. Сначала ночным рейсом из Лос-Анджелеса до Пекина, а оттуда, через сутки ни свет, ни заря на маленьком допотопном и видавшем виды Боинге до Катманду.
Спустя четыре с половиной часа крылатая развалюшка Непальских авиалиний сделала последний предпосадочный вираж над начинающимися серебристыми ледяными вершинами Гималаев и медленно, заковыристо пошла вниз, слегка бултыхаясь в ледяном и влажном небе.
Увид нетерпеливо ерзал в кресле, крепко прижимая к груди кожаный кейс с фотоаппаратом, видеокамерой, журналистскими бумагами, визитками и почтовым сообщением под громким названием: «Избранным да откроется Вечная Истина Древности!». За время полета он не раз доставал его из чемодана, жадно перечитывал снова и снова, потом аккуратно клал в портфолио, поглаживая его крепкими загорелыми руками, и возвращал во чрево кейса. И так все время, без еды и без прохладительных напитков. На маленьких непальских стюардов Увид производил впечатление одержимого.
Ну и плевать, ему было на все плевать. Он готовил мировую сенсацию с эффектом разорвавшейся бомбы, суперрепортаж о том, чего человечество еще никогда за свое сумасшедшее существование не видело. А он, Увид, уже жаждал снискать всемирную славу лучшего журналиста на планете Земля. Он никому ничего не сказал, даже жене, которой доверял как самому себе, он никого с собой не взял, даже своего любимого ассистента Бэйкета, он готов уволиться из Компании, потерять друзей, забыть свое имя, но он не готов упустить хвост от Великого Чуда.
Маленький старый аэропорт Катманду представлял что-то среднее между деревенским ангаром на далеких азиатских задворках и видимостью европейской цивилизации. Электронное табло с рейсами в зале встречающих блекло светилось в полумраке экономии электричества. Пахло восточными травами, басманским лепешками, потом домашних животных, дорогими сигарами и еще, черт знает, чем. Увид стоял в сторонке, облокотившись о стойку справочного отсека и поминутно крутил своей кудрявой головой из стороны в сторону. Он ждал человека. В общем-то он не боялся, что его не найдут или не увидят. По сравнению с местными жителями рост у Увида был внушительный, да и одет он был достаточно элегантно, хотя и броско. Увид любил сочетание несочетаемого.
Мимо сновали туда-сюда местные жители - индусы и шерпы, прилетающие и отлетающие пассажиры, мальчишки в цветных халатах и с курами подмышкой. Разносчики рекламы и журналов прыгали через стоящий на полу багаж. Хамоватые китайцы, гортанно расхваливающие свой штучный товар, расфуфыренные американцы (при взгляде на соотечественников Увид презрительно отворачивался), бестолковые итальянцы, трещащие на своем сорочьем языке на весь аэропорт и отвязные немцы-байкеры в полном обмундировании, ругающиеся последними немецкими словами на непальских худощавых и загорелых таможенников-гуркхов, не пропускающих их мотоциклы из отделения транспортного багажа – вся эта пестрая толпа волной перекатывалась из одной стороны аэропорта в другую. Каким ветром занесло немецких байкеров на этот край света, оставалось только догадываться.
Увид нервничал, постукивая пальцами по стойке справочного отсека. Тот, кого он ждал, не появлялся. Он уже готов был провалиться сквозь землю от негодования, как вдруг почувствовал легкий толчок в спину и тут же резко обернулся. Ему пришлось слегка опустить вниз голову. Перед журналистом стоял маленький шерп в ярко-рыжей одежде буддийского монаха. Голова его была гладко выбрита, лишь на самой макушке красовалась маленькая татуировка в виде круга и еще чего-то (Увид не успел разглядеть), лицо густо загорелое от горного солнца, широкое и улыбающееся. Руки сложены в ладонях, лысая голова качается, как у китайского болванчика.
- Гашпадын Увит!?
- Увид, Увид! – раздраженно ответил журналист, - Я тебя, братец, уже в этой дыре целый час дожидаюсь!
- Дожидай, зра, я за Вами видель!
- Английский понимаешь!
- Почти! – как ни в чем небывало ответил монах, - Идёте за миной!
Они свернули в какой-то боковой полупустой коридор и через минуту выскочили на улицу из душного аэропорта. Монах резвым шагом направился к двум велосипедам, лежащим у обочины рядом с автостоянкой. Добежав до велосипедов, он резко развернулся на своих босых пятках и ткнул маленьким пальцем в кейс Увида.
- Вешь весь?
- Остальное я оставил в сейфовых камерах аэропорта.
Монах замахал оранжевыми рукавами перед его носом.
- Не-не, забират все, украсть все!
Тут до Увида наконец дошло, что весь скарб придется везти на велосипеде!
- Мы что, поедем на них!? – спросил он, широко раскрыв глаза.
Шерп довольно улыбнулся, кивнул и погладил руль одного из велосипедов.
- И далеко ехать?!
- Таридцать мил!
- А не проще взять машину.
- Авто не пройдет, все! – ответил монах, как отрезал, - Вешь забирать и уезжать! Пора, пора!
Через двадцать минут Увид и маленький монах тряслись на велосипедах по булыжной мостовой маленькой столицы маленькой страны. Журналист изо всех сил старался не отставать от своего спутника, но любопытство заставляло Майкла вертеть головой во все стороны, и он периодически терял из виду монаха, который исчезал за поворотами торговых рядов и узких улочек. Мимо проскакивали продавцы диковинных фруктов, дети с мулами и ослами, шерпы в теплых стеганых халатах и шапках-ушанках из ламы, с дорожными мешками за плечами. Пару раз попадались джипы и мотоциклы. По всей видимости, это был Старый Город. А на горизонте маячили современные невысокие постройки.
Вскоре они въехали на небольшую площадь с фонтанами и выстроенными по кругу маленькими кафе и магазинчиками с сувенирами. В конце этой экзотической площади стояло красивое шестиэтажное здание в колониальном стиле, на фасаде которого была вывешена не менее красочная вывеска «ОТЕЛЬ ШЕРАТОН».
А за этой площадью начиналась большая знаменитая дворцовая Площадь Дурбар, в центре которой в окружении шикарных клумб с цветами, высаженными по форме свастики, красовался великолепный Новый Королевский Дворец. По площади Дурбар сновали туристы разных стран с фотоаппаратами и камерами, а у центрального входа стояли армейские стражи-гуркхи со смуглыми свирепыми физиономиями в яркой непальской военной форме. На шпиле главной башни дворца развивался под моросящим дождиком флаг государства Непал.
Возле каменных резных скамеек маленький монах показал знаком остановиться и слезть с велосипедов. Увид молча повиновался, хотя на языке у него вертелся миллион вопросов к этому «оранжевому» шерпу. Монах же молча ткнул пальцем в сторону, Увид автоматически повернул в этом направлении свою кудрявую голову и обомлел.
Он увидел огромной высоты необыкновенное сооружение, похожее на гигантский колокол, стоящий на ступенях разной величины. Бока его отливали серебристой дымкой, и на них были высечены всевозможные индуистские знаки и иероглифы, изображены диковинные звери и птицы, а еще глаза – большие и страшные, красивые и манящие. По всей видимости, это были глаза Будды или Шивы. Увид не мог представить точнее. Он догадался, что это знаменитая Ступа Мира – Будднатх, которую без труда можно было назвать одним из Чудес света. Увид смотрел на это жуткое великолепие в оцепенении и восторге, и не мог оторвать своих глаз. В конце концов он очнулся и обернулся. Его спутника и след простыл, а долину Катманду заполняла свежая волна паломников. Американец заволновался и начал лихорадочным взглядом искать его среди толпы туристов, военных и местных жителей. Вдруг дальнозоркие глаза Увида поймали мелькающий оранжевый наряд на другом конце площади у входа в королевский дворец. Монах о чем-то переговаривался с охраной и размахивал руками и кланялся. Наконец один из охранников знаком показал на восточный вход дворца и вместе с шерпом направился к воротам той стороны.
Майкл хотел, было, закричать, но понял, что его никто не услышит. Тогда он уселся на каменную лавку, придвинул ближе к ногам вещи и велосипеды, достал сигарету, закурил и начал ждать. Капли противного моросящего дождика падали за ворот рубахи и заставляли ежиться. Но Увид терпеливо ждал. Он мысленно представлял, как войдет в Храм в горах, к Радужным Воротам, будет слышать протяжные звуки Мантры, улавливать аромат благовоний и отдаленный шум Мертвого Водопада. А за ним, за водопадом… Кто-то резко толкнул его в бок. Увид даже подпрыгнул от неожиданности. Это был его спутник – оранжевый монах. Он загадочно улыбался и едва заметно покачивал головой. Американец разозлился.
- Послушай, парень, как тебя зовут?
- Мансу?
- Как?!
- Мансу - имя Мира!
- Чертовня какая-то! – пробормотал себе под нос Увид, а вслух произнес, - Послушай, Мансу! Мне очень не нравится, когда ты внезапно исчезаешь, словно сквозь землю проваливаешься! Меня это слегка пугает, понял?
Монах кивнул головой и заулыбался еще шире.
- Твой день сегодня, Увид, - загадочно произнес Мансу.
- Мой день, мой день! Ладно, дальше-то что?
- Идем во дворец!
- Во дворец? Но мы же должны ехать к Радужным Воротам!
Шерп замотал лысой головой и замахал руками.
- Снашала во дорец! Богиня ждет!
- Какая к черту Богиня?! – вконец обозлился Увид, - Мы и так проторчали здесь слишком долго! У нас нет времени, понял?! – орал он, стуча указательным пальцем по циферблату больших наручных часов.
Мансу вдруг на мгновение прикрыл свои черные глаза с длинными ресницами и тут же резко открыл. В них заиграл злой огонек, и шерп заговорил быстро, не ломая язык, почти на чистом английском, что привело американца в некоторое оцепенение.
- Послушайте, мистер Увид! Мне поручено сопровождать Вас до нашего Храма, согласно всем правилам и указаниям. Я обязан их соблюдать. Вас это тоже касается. Если Вы гоняетесь за сенсацией, то эта погоня может плачевно для Вас закончиться. Здесь Вам не Америка! И поэтому сначала мы пойдем во дворец к девочке-богине Кумари. Только она знает, стоит Вам продолжать свой путь к Радужным Воротам или нет!
Мансу перевел дух, и тут же лицо его изменилось, будто слетела маска, и монах добавил, снова коверкая язык:
- Понал?!
Майкл Увид сидел на скамье как вкопанный. Ему осталось только кивнуть головой.
- Ну, ты даешь, Мансу! Хорошо, если так надо, идем к твоей богине!
Маленький Мансу похлопал в ладоши, и рядом с ними вынырнули из кустов двое мальчишек. Монах наклонился к ним, что-то шепнул, и они послушно сели на лавку возле велосипедов.
- Сторожить! – показал на мальчишек шерп, - А мы идем!
Американец пожал плечами и поплелся за своим «оранжевым» спутником. Вдвоем они направлялись к Восточным Воротам. Перед входом стояли двое военных в полном обмундировании. Их форма был совсем не непальская, а самая что ни наесть, американская. Но Увид этому не удивлялся. Один из военных, одетый в форму майора, знаком показал журналисту поднять руки и также молча обыскал его. Из внутреннего кармана пиджака Увида он извлек маленький фотоаппарат, а затем портативный диктофон.
- Э-э! Минуту! Это моя собственность! Вы не можете так поступать! – возмутился Увид.
Майор смерил его презрительным взглядом, а затем, повернувшись к Мансу, заговорил с ним на местном наречии, тыча пальцем в журналиста.
- Я американский подданный, журналист Майкл Увид. Я хочу подготовить очерк о Вашей стране и местных обычаях, и….
- Закон, Непал! – перебил Увида монах, - Не наручшай! Брать нелза! Пустые руки! И идем к Богине! Понал?
Увид почувствовал внутри себя растущее раздражение, но избежать этой церемонии не представлялось возможности. К тому же без зловредного Мансу он и шага ступить не мог, отчего злился еще больше. Но выбора не было. Впереди Майкла ждало великое событие, и ради него он готов был идти хоть в пасть к крокодилу. Поэтому Увид выдавил из себя некое подобие приветливой улыбки и выставил вперед ладони.
- Хорошо, мой друг! Видишь, руки пустые! Все в порядке!
После быстрого досмотра оба военных удовлетворенно кивнули головами, и непальский майор с презрительным взглядом молча достал маленький пульт и направил его в сторону ворот. Одна из створок начала медленно открываться, и военный знаком пригласил войти. Первым переступил порог Мансу, за ним осторожно вошел Увид, за Увидом шли оба стража. Ворота беззвучно стали закрываться.
Вступив на вымощенную разноцветными плитками дорожку, проводник Майкла сложил ладони и принялся лихорадочно кланяться во все стороны, то же самое проделали оба военных. Увид смущенно поглядывал на них и ждал. Он обратил внимание, что дорожка эта вела к небольшой башне, сделанной из белого камня и похожей толи на колокол, толи на пагоду. Посредине башни вырисовывалась дверь из красного дерева, которая была значительно меньше стандартного человеческого роста. Башенка напоминала американцу какую-то сказочную индийскую шкатулку для благовоний, до того она была изящна и миниатюрна.
Американец почувствовал легкий, но неприятный для него толчок в спину. Это был майор. А Мансу в это время уже стоял у входа в башню и манил его рукой. Неужели он так задумался, что ничего не заметил?! С момента вступления на разноцветную дорожку Внутреннего Дворца журналиста стали преследовать странные ощущения того, что он уже когда-то видел нечто подобное. Но где?
Чтобы войти в белую башню, пришлось нагнуться, иначе шишки на голове были бы обеспечены. За красной дверцей оказался узкий темный куполообразный проход, тускло освещаемый висящими на стенах двумя факелами в виде драконов. Какое-то время все четверо гуськом шли по этому проходу куда-то вниз, а затем вверх. В конце прохода замаячила большая, достаточно высокая белая двустворчатая дверь. Увид ошалело смотрел на эту дверь и никак не мог понять, как все пространство могло уместиться в маленькой башне. Под землю они вроде не спускались. Дверь открыл майор и знаком показал, что дальше журналист и его проводник пойдут одни. Мансу сложил ладони, поклонился обоим военным и нырнул в проем, а за ним и Увид. Белая дверь резко захлопнулась.
Монах шел вперед по узкому коридору быстрыми шагами, американец еле поспевал за ним. Наконец коридор расширился и оба попали в большой просторный зал, имеющий цвет золота и крови. От такого сочетания красок у журналиста зарябило в глазах. «Кровь» и «золото»! Страх и восторг! Майкл почувствовал себя маленькой букашкой в этом всепоглощающем красно-желтом пространстве. Наверное, подобное зрелище было специально задумано с целью подавления независимости каждого входящего в этот зал.
Посредине зала красовался небольшой круглый бассейн, залитый красной водой, в котором плавали тысячи маленьких свечек, и от этих свечей во все стороны струился дурманящий пряно-горький аромат индийских благовоний.
- Это Озеро Шивы! – услышал у своего уха американец шепот Мансу, - Иди тихо вперед и не гляди в стороны!
Увид молча кивнул и пошел вперед. Сначала он ничего не видел, а затем его взгляд уловил очертания, напоминающие небольшой золотой трон, только без подлокотников. По бокам этого трона стояли две золотые статуи, очевидно богов. А на самом троне находилась миниатюрная фигурка, такая же золотая, как и окружающие ее предметы, со скрещенными маленькими ногами и маленькими изящными руками. Одна из рук была повернута ладонью вверх. На ладони лежал свежий цветок розового лотоса. Это была единственная живая точка из всей сверкающей золотой массы, которая буквально приковала взгляд Увида к себе. Лицо божества излучало мертвый свет драгоценно металла. А по средине лба, между бровей блестел маленький голубой аметист – знак третьего глаза.
Майклу, казалось, что он видит сон наяву, и слышит тонкий звон тысячи колокольчиков, и не чувствует присутствия своего «оранжевого» спутника. Наверное, это и было ощущение той самой нирваны, к которой стремятся люди. Все равно он не мог сейчас логически осмыслить свой гипнотический столбняк. Ему было страшно и вместе с тем хорошо. Он смотрел на розовый лотос и на аметист как завороженный. Вдруг Увид от неожиданности дернулся и чуть не подпрыгнул на месте. Он даже не успел уловить тот миг, когда это произошло, но с золотого лица маленького божества на Майкла глядели два совершенно живых, широко посаженных глаза, идеальной красоты, с большими черными радужками и длинными ресницами, излучающие человеческое тепло и интерес. От удивления и шокирующего восторга американец разинул рот.
- Подойди! – услышал он и придвинулся ближе к Золотой богине.
- Кто ты, чужестранец?
- Я Майкл Увид, журналист из Нью-Йорка! Я…
- Ты говоришь не то, что хочешь! – перебила его Кумари, а это была она, - Кто ты?
Увид растерялся. Ну не визитную карточку ей, в конце концов, показывать. Он не знал, что ответить. И вдруг мысль, словно молния, ударила его прямо в лоб.
- Я человек, который хочет познать Истину!
- Этого мало, зачем ты сюда пришел? – упрямо стояла нас воем маленькая богиня.
«Черт возьми! – ругался про себя Увид,- Что еще этой истуканше нужно?!»
- Твои мысли дрожат от гнева, но сердце пустует в неизвестности! – ответила за него Кумари.
Увид испугался. Неужели она читает чужие мысли. Бред! Девчонка просто хочет произвести на него впечатление!
- Ты плохой путник, ибо ты сомневаешься в собственных силах! Тебе нужна слава?
- Нет-нет нет! – закричал Увид, размахивая руками, и его слова ударились эхом о стены, - Мне нужна Истина и знания! Я хочу изменить себя, а, может, и еще кого-нибудь, - последняя фраза была произнесена более тихо.
Девочка-богиня молчала, прикрыв глаза. Увид напряженно вглядывался в маленькое золотое лицо и чувствовал, как капельки пота выступают на его широком лбу.
Американцу казалось, что Кумари молчала целую вечность. В его ушах продолжал стоять тонкий звон тысячи колокольчиков, а мерцание благовонных свечек в Озере Шивы начали сливаться в одно целое огненное пятно. Колокольчики и свечи, золото и кровь, страх перед неизведанным и бешеное, нечеловеческое любопытство, слабость в ногах и руках, свинцовая голова. Все, все смешалось воедино. Увид чувствовал своим мозжечком, что его сознание отъезжает куда-то на задний план, за пределы золотой залы и красного озера Шивы. Ему стало тяжело дышать от нехватки воздуха- воздуха правды, ибо только сейчас, в этот момент ватной немощности и оцепенения, остатками здравого смысла он понял, что обманывает богиню Кумари, и она прекрасно читает его убегающие мысли, как открытую книгу.
«Шарлатанство!» - услышал Майкл сам себя. Глаза его закатились, колени подогнулись, и он как подкошенный с запрокинутыми руками рухнул на холодный мраморный пол, потеряв сознание.
Когда Майкл Увид открыл свои глаза, он поежился от холода наступающей ночи. Его бессмысленный взгляд был устремлен в промозглое темно-серое небо, похожее на старую измятую подушку. Американец лежал на той самой каменной лавке, с которой еще днем начал свое путешествие по сумасшедшей и колдовской стране Непал. Лопаткам и спине было холодно и жестко, но голова покоилась на чем-то мягком и теплом. Сморщив лицо, Увид медленно поднял свое тело и также медленно повернулся к изголовью. На скамье лежала короткая дубленая куртка из овчины. Он тупо уставился на эту незамысловатую одежду, а затем стал озираться по сторонам, пытаясь сообразить, что с ним произошло. И когда его усталые глаза остановились на сидящем перед скамьей на корточках оранжевом монахе-проводнике, Майкл сразу все вспомнил. Мансу спокойно глядел на него снизу вверх, тая в улыбающихся губах колкую усмешку.
- Боже мой, какого черта, Мансу! – простонал журналист, спуская свои ноги со скамьи на землю. – Что это за светопреставление? Я чуть не умер!
- Не умер же! – тихо ответил Мансу на чистом английском языке, продолжая сидеть на корточках.
Из горла Увида вырвался истерический смешок.
- Слушай, парень, а ты мне нравишься! И откуда ты такой взялся? Одного не могу понять, зачем ты из себя изображал передо мной малограмотного шерпа, коверкал слова, что за игры?
- Я тебя проверял! – невозмутимо ответил монах.
- Проверял?! - Увид вскочил, вытаращив глаза, - Он меня проверял? С какой целью, я тебя спрашиваю, чертов шерп! Я чуть не умер, ты это понимаешь, или нет? Да за эти походы к богиням по золотым комнаткам я тебя придушить готов!
- Не ори! Это никому неинтересно! – отрезал жестким голосом Мансу, поднимаясь с корточек, - собираем вещи и едем в храм Радужных Ворот.
- А-а! Богиня добро дала?! Прямо сейчас в ночи срываемся и мчимся в храм!
Глаза Мансу, черные как спелые вишни, блеснули стальным огоньком. Он молча взял с лавки куртку, встряхнул и надел ее поверх своих рыжих одежд, затем, также, не издавая ни звука, направился к лежащим на земле велосипедам и вещам. Монах поднял свой велосипед, повернулся к американцу и ледяным тоном произнес:
- Или ты едешь сейчас, или проваливай на все четыре стороны!
От такого наскока Увид даже оторопел. Взгреть бы этого коротышку как следует, да и самому можно попытаться найти дорогу. Но здравый смысл напомнил страшные легенды и истории о вмерзшие в вечные ледники Гималаев тела заблудившихся путешественников. Майкл закусил от негодования губу и молча стал собираться в дорогу.
Они вдвоем выехали за пределы Катманду через полчаса, не проронив друг для друга ни единого слова. Густая холодная ночь окутывала город и горы. Журналист поднял голову, ожидая увидеть старую серую подушку неба, но вместо этого над землей и горными вершинами простирался гигантский сапфировый ковер, устланный серебристым мерцанием далеких звезд, а посредине этого ковра сверкало лимонное яблоко полной луны. Завороженный этим зрелищем американец чуть было не угодил в близлежащую канаву, но его спутник вовремя схватил руль велосипеда и выровнял его.
- Ты хороший человек, Увид! – нарушил длительное молчание Мансу, - Да, хороший, только глупый!
- Мансу! А на каком языке разговаривала со мной эта золотая девочка?!
Оранжевый монах улыбнулся в темноту и закивал своей лысой головой.
- Богиня Кумари говорила с тобой на языке Мира, на языке твоих мыслей!

Темнота ночи сгущалась над узкой булыжной дорогой, по которой они ехали молча, друг за другом, освещая себе путь велосипедными фонарями. Мимо промчались два больших джипа с туристами, разрывая клубящийся туман ярким огнем фар. Становилось совсем сыро и холодно. Майкл ежился и прятал шею в воротнике куртки из овчины. Потом навстречу проехал маленький старый автобус, битком набитый местными жителями, возвращающимися в город. После этого автобуса двум одиноким велосипедистам не попадался больше никто. Через некоторое расстояние дорога разветвилась, стала терять свои булыжники и превращаться в полудикую горную тропу, неустанно ведущую вверх. Крутить педали велосипеда становилось все тяжелее, и Майклу Увиду, привыкшему сидеть только за рулем автомобиля, приходилось лишний раз ловить разреженный горный воздух ртом и налегать на руль, чтобы не отстать в липкой и пугающей мгле от своего проводника. Прошло еще какое-то время, похожее на вечность, когда Мансу, ехавший впереди, резко остановил велосипед и соскочил на землю, показывая знаком, чтобы американец сделал то же самое. Дальше они пошли пешком, катя велосипеды рядом с собой, продолжая подниматься все выше и выше. Увиду казалось, что горы начали сдвигать над ними свои гигантские каменные стены, мерцая в фиолетовой ночи снежными шапками вершин. Они были так высоко. Звезды прятали свой слабый свет за застывшим потоком ледников. Тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах, а острый чистый воздух кусал щеки и ноздри. Земля под ногами была просто каменная, ни одной травинки, ни одного кустика. И повсюду горы круглые и треугольные, белые и черные, с вершинами, похожими на зубцы короны или на копье монгольских воинов, или на трезубец Посейдона.
Мансу поминутно оборачивался на своего спотыкающегося спутника и улыбался, поблескивая в свете фонарей белыми зубами. Увид пугался, злился, но молчал. Наконец на их извилистом пути появилось некое подобие растения – маленькое корявое деревце, больше похожее на большой куст со стволовидыми ветвями. Около него журналист с монахом и остановились.
- Что дальше? – тихо спросил американец, сдерживая раздражение и стук собственных зубов.
- Велосипеды и кое-какой скарб оставим под этим деревом, - ответил Мансу, отвязывая маленький мешок со своими пожитками от руля, - Дальше пойдем пешком.
- А если велосипеды украдут? – не без ехидства спросил Увид.
- Кто?!
- Ну, какие-нибудь люди!
- Люди?! Здесь?! – монах смешно округлил свои черные глаза, - Разве что только снежный кот или йети! – и засмеялся.
- Йети! – на этот раз пришлось удивляться Майклу, - Ах, ну да, йети – снежный человек! И что, он здесь на самом деле ходит?!
- Еще как ходит! Это его страна! И горы его! Он у себя дома!
- А ты его видел, Мансу? – осторожно поинтересовался Увид, вынимая из чемодана фотоаппарат и видеокамеру.
- Видел, - спокойно ответил оранжевый монах, небрежно пожимая плечами. Но, заметив, что американец освобождает свой кейс, тут же переключился на журналистскую аппаратуру.
- А вот этого ты с собой брать не будешь!
- Что значит не буду брать? – Майкл тряхнул руками, - Это же моя работа, это мой материал!
Но Мансу стоял на своем.
- Работа, материал. У тебя все останется в голове. Никаких съемок ты сделать просто не сможешь!
- Мансу, ты в своем уме?! Кому и что я без материала потом буду доказывать, где я был и что видел?!
- Тебе ничего не придется доказывать, - холодно ответил Мансу. – Кому надо, тот тебя оценит и услышит, и поймет.
- Что за ненормальная азиатская философия! – Майкл забегал вокруг дерева, спотыкаясь в темноте о камни и чертыхаясь, - Я должен снимать, я должен делать репортаж, и никто мне в этом не помешает, тем более ты!
- А тебе никто мешать и не станет, тем более я! – усмехнулся монах, и в этой усмешке чувствовалась вся мудрость горного человека, - Там, где ты будешь, меня с тобой нет. Ты не сможешь сделать ни одного кадра!
- Черт с тобой! – с притворным пафосом ответил журналист и засунул камеру обратно в кейс. А вот маленький цифровой фотоаппарат и диктофон быстро и незаметно опустил во внутренний карман своего пиджака. Все-таки Увид надеялся, что сможет каким-нибудь образом вернуться назад за камерой. Если только дорогу найдет.
Монах покосился на Майкла и с отеческой снисходительностью покачал головой. Он прекрасно узрел все нехитрые уловки американца. Возле выступающих на поверхности узловатых корней корявого дерева нашлось глубокое отверстие, присыпанное землей. Туда и были спрятаны велосипеды и часть вещей.
А дальше с журналистом начали происходить весьма странные вещи. Из всего путешествия по ночным горным перевалам Увид запомнил только спину своего проводника, какую-то узкую темную пещеру, по которой они продвигались чуть ли не ползком и на ощупь; потом в сознании Майкла случайно застрял шум каскадного водопада и странный пронзительный свист, повторяющийся через некоторые отрезки времени. И все! Уши мерзли, руки коченели от холода, глаза слезились, а в голове образовалась тяжелая пустота, как будто Кто-то Невидимый и Неосязаемый накрыл полушария мозга невесомой паутиной беспамятства.
Он очнулся внезапно, как тогда, на каменной скамье возле дворца, и увидел перед собой два полукруглых свода скал, между ними небольшое пространство, напоминающее полянку где-нибудь в Альпах, покрытую ослепительно-белым снегом. На этой полянке стояла то ли большая хижина с черепичной крышей, то ли это был вход в местный храм, но вся эта постройка светилась изнутри мягким, теплым оранжевым светом, и Майклу так захотелось войти в это тепло, что даже ступни ног заломили. Рядом со светящейся хижиной находился небольшой загон с навесом, в котором, зарывшись по грудь в сене, стояли большие лохматые и рогатые животные, жующие и фыркающие, пускающие густой пар из широких ноздрей. Очевидно, это были яки, которых Майкл видел только на фотографиях. Американец смотрел на вход со ступеньками усталыми глазами и тяжело дышал. Голова раскалывалась от разреженного горного воздуха. Очевидно высота, на которой стояла хижина, была немаленькой. В висках тяжелыми толчками пульсировала кровь, а при внезапно возникшем воспоминании о сигарете к горлу Увида подступила противная тошнота. Журналист пошатнулся и тут же почувствовал, что чья-то сильная рука придерживает под локоть.
- Как дела? – услышал Майкл спокойный и тихий голос Мансу. Это была его рука.
- Меня сейчас вырвет, друг мой Мансу! – простонал в ответ американец и уткнулся своим подбородком себе в грудину.
- Это у вас, европейцев называется отравление кислородом!
- Я не европеец! – выдавил из себя Увид. И тут же его тело рывком согнулось пополам, диафрагма начала судорожно сокращаться. Майкла стошнило.
- Ничего, ничего, все хорошо! – говорил, стоя над ним и постукивая его по лопаткам Мансу, - Сейчас станет легче.
- Я тебе этот поход припомню! – отвечал, давясь, американец.
- Будь мужчиной! Нас уже ждут!
Майкл с трудом выпрямил спину и поднял свое красное и мокрое лицо. Черные кудри волос прилипли ко лбу, из глаз лились слезы. Однако тошнота отступила, а дышать стало намного проще.
На пороге светящейся хижины-храма стоял мужчина довольно высокого роста, с гладко выбритой головой, в длинной лохматой шубе. Руки были спрятаны в широких рукавах. Лицо смуглое, с выступающими скулами и без единой морщинки, ничем не выдающее возраст хозяина, ничем не примечательное; ни один мускул на этом лице не создавал хотя бы подобие какой-нибудь мимики или выражения. Полная пустота. Только глаза на фоне этой безликости горели спокойным, пронизывающим черным огнем. Однажды Увид где-то читал, что такие глаза бывают только у истинного воина-убийцы. Ему виделось, что этот взгляд должен парализовать все его тело. Но ничего подобного не случилось, а лысый человек в шубе знаком пригласил Увида и Мансу войти вовнутрь. Мансу улыбаясь, поклонился встречающему и спокойно переступил порог. А Майкл ради приличия испуганно и громко произнес «Привет!» и проскочил мимо «убийственных» черных глаз. А потом опять произошел очередной провал в памяти американца.
На этот раз помутнение сознания длилось несколько дольше обычного. Когда Увид пришел в себя, то обнаружил, что сидит в одном из теплых углов этого странного светящегося храма с керамической плошкой в руках, наполненной каким-то пахучим горячим напитком, во рту ощущалась терпкая горечь, значит, этот напиток он уже успел попробовать. Журналист уловил беспокойный взгляд своего проводника Мансу, который сидел на застланном тростниковыми циновками полу в кругу таких же бритоголовых, как и он, в оранжевых одеяниях монахов. Повсюду горели маленькие и большие свечи. Майкл поднял вверх голову и посмотрел на потолок, который имел абсолютно квадратную форму и был покрыт ярко-оранжевой краской. В центре квадрата были нарисованы четыре больших знака, не похожие ни на китайские иероглифы, ни на индийские буквы.
Пока Увид разглядывал странный потолок, монахи тихо переговаривались на своем наречии. Майклу было тяжело двигаться. Согнутые в коленях ноги занемели, мышцы живота и спины ныли, а голова устало клонилась к правому плечу. Очень хотелось куда-нибудь лечь. И он лег прямо на пол, прикрыл отяжелевшие веки, и тут же глубокий мертвый сон поглотил его.

************

Горы порождают истину, очищают тело и душу. Горы исцеляют. Горы очень и очень опасны. Но они притягательны своей силой и красотой. Горы могут убить или возродить заново.
С этим безудержным потоком мыслей американский журналист Нью-йоркского Нового Географического Журнала Майкл Увид проснулся с восходящим солнцем над горной цепью Гималаев в оранжевом Храме Радужных Ворот, стоящем на высоте 3200 метров над уровнем моря.
Он был бодр и полон сил, как никогда. Да и никогда за свои тридцать пять лет он не поднимался в шесть утра самостоятельно без напряжения и ночной усталости. У него ничего не болело, ему было все удобно и легко. Мышцы его отдохнули за короткую ночь, покоясь на жестком полу, выстланном тростниковой циновкой. Увид чувствовал себя шестнадцатилетним мальчиком, готовым на любые подвиги и трудности. Американец резко поднялся на ноги, расчесывая пальцами рук свои взъерошенные кудрявые волосы, и огляделся по сторонам. Рядом никого не было. Двери хижины-храма были открыты настежь, и вовнутрь врывался свежий и чистый до остроты воздух гор. Несмотря на то, что этот странный горный дом не имел ни одного окна, яркий пучок света струился через раскрытые двери, и внутри было светло как в полдень. Майкл задрал свою косматую голову и посмотрел на оранжевый потолок. Тот светился изнутри и переливался всеми цветами радуги. Видеть это было так необычно и непривычно. Без единого источника внутреннего света (все свечи были погашены, кроме одной высокой и тонкой, тускло мерцающей в правом углу храма) потолок сам излучал радужные огни. Словно завороженный смотрел Увид на это маленькое чудо. По всему телу бегали приятные мурашки. Восхищенное созерцание было прервано мягкими и легкими шагами на пороге. Майкл нехотя опустил голову и бросил взгляд в сторону выхода. Там стоял тот самый гладко обритый смуглый монах с «убийственными» глазами, все в той же шубе, держа в руках большой керамический кувшин с длинным и узким горлышком. Очевидно, это был главный настоятель храма.
- Как ты чувствуешь себя, чужестранец? – спросил он ровным, жестким и сильным, как электрическая молния голосом.
- Благодарю, прекрасно! – и Увид почтенно склонил кудрявую голову, - А где все люди, где мой проводник?
- У каждого свое дело, и тебе будет, чем заняться, - спокойно ответил настоятель.
- Послушайте! – осторожно подбирая слова произнес журналист, - Я очень счастлив, что очутился здесь, в Вашем храме, мне все интересно. Но…Но, самого главного я пока не увидел. Вы наверняка знаете о цели моего визита!
Монах молчал, продолжая держать кувшин в руке. Взгляд его черных глаз пронизывал насквозь и приводил в некоторое оцепенение. На секунду Увид представил, что он сам кролик, а настоятель огромный - хищный удав, готовый сожрать его без промедления. С трудом оторвав свое зрение от черных колдовских зрачков монаха американец вымолвил:
- Уважаемый настоятель! У меня мало времени! Я должен увидеть то, к чему так долго стремился, мне дорога каждая минута! Я очень прошу привести Мансу, чтобы мы смогли собраться в дорогу. Я так понимаю, идти придется далеко!
- Тебе незачем спешить! Не гонись за временем, еще рано! Ты пробудешь здесь три дня и три ночи!
Майкл округлил от удивления глаза и хотел, было, возразить, но решил промолчать. А настоятель продолжал спокойным безмятежным голосом говорить:
- Для начала выпей и умойся! Эта вода из Мертвого Водопада. Ты будешь пить ее и умываться ею в течение трех дней, - монах поставил перед Увидом свой тяжелый кувшин, - Тебе придется поголодать, чужестранец! За это время ты должен сложить холм из камней выше твоего роста и успокоиться. И когда Солнце сядет за горой Аннапурной, а полная Луна осветит ее восточный склон, Мансу придет к тебе и соберет тебя в путь.
С этими словами настоятель Радужного Храма развернулся и медленно вышел на снег.
Американец смотрел ему вслед, словно громом пораженный. Мысли роились в голове, переплетаясь и путаясь. Чувство возмущения и нетерпения, кипевшее внутри Увида, заставило бегать его по хижине-храму, словно голодного тигра. Он метался из угла в угол, бранясь громко вслух и спотыкаясь о циновки. Внезапно Майкл остановился и бросил быстрый взгляд в сторону стоявшего по средине кувшина с водой из водопада. Негодование, бурно кипевшее в душе журналиста, стало затихать и сменилось ощущением страха и недоумения.
«А что, если меня захотят оставить здесь навечно?! И какого черта я должен собирать эти камни на голодный желудок? И где Мансу? А вдруг он вообще не придет? Господи! Зачем я ввязался в эту авантюру?! Но ведь сам, сам, хотел увидеть и услышать то, что никто и никогда не видел и не слышал! Что за страна такая колдовская?! А с другой стороны, зачем я им дался? Они наверняка не довольны моим появлением здесь! Интересно, почему именно я, почему на меня выпал выбор? Наверное, этого я никогда не узнаю, если вообще вернусь отсюда целым и невредимым! А если вернусь, то стану мировой знаменитостью!»
Майкл прервал свои лихорадочные размышления, подошел к кувшину и попытался поднять, но лишь едва оторвал его от земли. Сосуд оказался неимоверно тяжелым, что лишний раз доказывало недюжую силу наставника храма. Тогда американец присел на корточки, откупорил упругую крышку и тихонько наклонил кувшин к себе, приблизив вытянутое горлышко к губам. Сделав пару глотков ледяной воды, Майкл закашлялся и сразу почувствовал сильную энергию Мертвого Водопада. Затем он снял свитер, отбросив его в сторону, обнял кувшин, просунув руку через длинную ручку, вытянул по-гусиному свою загорелую шею и начал лить воду на себя. Вся кожа спины сжалась, пронизанная горячими иголочками. Увид громко вскрикнул и подпрыгнул, мотая кудрявой головой и фыркая как лошадь.
Кувшин словно неваляшка покачался из стороны в сторону и ровно встал на свое широкое днище. Майкл поскакал на пружинистых ногах, помахал руками, поохал и поахал и быстро надел свой свитер на мокрое разгоряченное от ледяной воды тело.
Солнце поднималось все выше, а в Храме Радужных Ворот становилось все светлее.
Он вышел наружу и зажмурился от слепящих солнечных лучей и жгучей белизны снега. Увид рассматривал местность. Храм стоял на небольшом плато, окруженный плотным кольцом скал и гор. Майкл обошел его вокруг и убедился, что за хрупкими стенами этого странного храма простирается огромная каменистая пропасть, и смотреть в нее не было сил: от страха высоты сосало под ложечкой. Переведя дух, американец стал оглядываться по сторонам и задумался, где взять ему необходимое количество камней для холма. Кроме мелких булыжников величиной с ладонь, лежавших на проталинах, он ничего подходящего не видел. Яркое солнце подтапливало снег, покрывший за ночь свежую зеленую траву. Увид подошел к загону с лохматыми яками, которые жевали солому и боязливо косились на него огромными черными глазищами. Он заметил, что животных поубавилось в количестве. Значит, монахи куда-то уехали на них и оставили его здесь в полном одиночестве. И когда вернуться, не известно. Эта неприятная мысль защекотала и без того расшатанные нервы американца. Чувство одиночества не раз посещало Майкла за его небольшую жизнь. Но сейчас это был просто человеческий страх перед огромными чужими горами, перед чужой азиатской страной и даже перед этими странными зверьми с длинной челкой на лбу, непрестанно жующими в своем загоне и фыркающими угрожающе широкими ноздрями.
И все-таки страх следует преодолеть действием. Поэтому он должен собрать этот чертов холм камней и, как сказал настоятель, полностью успокоиться. Психотрудотерапия!
«Прямо как Чингиз-Хан!» - буркнул себе под нос Майкл, осторожно обходя загон с яками, - «Тот тоже собирал камни, крушил страны и народы, а потом разбрасывал камни! Собирал и разбрасывал! Философия!»
За задворками загона оказалась большая отвесная стена, переходящая в горизонтальный уклон, на котором и стоял Храм Радужных Ворот. Вот откуда он будет таскать камни. Их здесь было предостаточно и любого размера.
Майкл засучил рукава, плюнул себе на ладони и принялся за работу.
С наступлением черных сумерек, когда горка гранитных булыжников доставала Увиду лишь до пояса, он, изнемогая от усталости, изодрав руки в кровь и еле передвигая ноги, доплелся до хижины-храма, вошел вовнутрь и упал, словно подкошенный, на циновки, не зажигая свечей, не разведя огонь и не умывшись. Да так и уснул мертвым сном, ни разу не шелохнувшись за всю ночь.
Утром его разбудил холод и шум невидимого водопада. Он медленно поднялся, кряхтя и постанывая, отпил воды из кувшина, умылся, почувствовал прилив сил. И все повторилось снова: камни, вода, измождение и ночь.
Вечером второго дня холм достиг макушки Увида, но от неосторожного движения американца развалился до основания. Майкла охватило отчаяние. Силы его были на исходе. Он упал на колени и принялся стучать грязными кулаками по холодной земле, буквально взвыв от бессилия, злости и досады. Яки испуганно таращились на орущего, заросшего щетиной, грязного в оборванных джинсах человека, не выпуская соломы изо рта.
Вдруг он вскочил на ноги и подбежал к животным. Ему пришла в голову мысль, что можно одного из яков использовать в качестве тягловой силы, нужно только найти что-то вроде тачки и веревку. Но, увы, ни того, ни другого он обнаружить не смог, ни в хижине, ни в загоне. Да и лохматая скотина, явно, не была настроена на то, чтобы ее куда-то впрягали.
Бранные слова и размахивание руками уже не помогали Увиду. Внезапно из его глаз полились слезы. Майкл уже давно не помнил, когда он последний раз плакал и по какому поводу. Необъяснимое чувство нахлынуло на него, словно прибрежная волна, и Увид разрыдался. Он всхлипывал, размазывая льющиеся слезы по запыленному лицу, и ощущал, как вместе с ними проходит злость и тяжесть, страх и отчаяние. В конце концов он успокоился и взялся снова собирать свой бренный холм.
Ночь падала туманом в расщелины горной цепи, звезды медленно гасли, уступая место восходу, а Майкл Увид, свернувшись калачиком, словно большая собака, спал прямо на клочке земли, освобожденной от снега, возле выросшего заново каменного холма.
Третий день прошел для журналиста тяжело и спокойно. Он таскал камни, осторожно, боясь лишний раз вздохнуть, складывал булыжники друг на друга и рядом друг с другом, умывался, пил ледяную воду и не переставал удивляться, что кувшин был еще полный и почти такой же тяжелый, как в первый день. Увид уже не обращал внимания на свое полное одиночество и боль в мышцах и суставах, не пугался иногда возникающего отдаленного гула в пропасти. Лицо его стало почти черным от лучей горного солнца, руки пропахли гранитом, а шея покрылась солью от высохшего пота.
Когда бледно-красное солнце заката лениво сползло за склоны хребта Лхотзе, а воздух пропитался ночным холодом, каменный холм Увида поднялся намного выше его роста. Американец вытер свои почерневшие ладони об изодранные джинсы и ушел в хижину-храм. Он зажег все свечи, которые увидел, нашел свой пиджак с фотоаппаратом в кармане, накинул его на плечи, сел на циновки посредине под знаками на оранжевом потолке, сложив ноги по-турецки, и стал ждать возвращения монахов.
Они вернулись, загнали яков в стойло, молча вошли в свою обитель и увидели американца, сидящего на полу с прикрытыми глазами. Наверное, можно было подумать, что этот человек из далекой бешеной цивилизации за три дня в горах совсем рехнулся, уронил свой разум в глубокую пропасть. Но монахи знали, чего стоило чужестранцу собрать каменный холм, они видели в его лице успокоение духа. И поэтому довольно улыбались, глядя на задремавшего Увида. Больше всех был рад Мансу. Его загорелое лицо сияло. Он присел на корточки рядом с журналистом и слегка тряхнул его за плечо. Майкл медленно открыл глаза и увидел перед собой довольную физиономию своего проводника, и ему стало так легко и хорошо на душе, что он готов был заключить Мансу в свои объятия и расцеловать как родного человека. Однако он только смог вымолвить осипшим голосом:
- Мансу, Мансу! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало, как я рад тебя видеть!
- Я тоже рад, что ты жив и здоров, американец! Ты сильный, это важно!
- Я собрал холм, как было сказано! – и Увид показал грязным пальцем на улицу, - Но у меня совсем не осталось сил, и я очень хочу есть! Честно!
- Это все поправимо! – ответил Мансу, помогая вместе с одним из монахов Майклу подняться.
Бритоголовые монахи раскладывали свою поклажу, доставали из мешков много вкусно благоухающих лепешек, какие-то травы, сыпали на пол, на циновки коричневый рис, на него выкладывали копченую рыбу и мягкие белые шары, похожие на сыр. Кувшины, стоящие рядом с едой, были полны молока и желтого чая. В дальнем углу, огороженном большими валунами и деревянными дощечками, разводился огонь. В него бросали сильно пахнущие травы и корешки. Над красно-зеленым пламенем, стреляющим мелкими звездами, установили треногу с круглым ободом, в который вместили большой бронзовый котел, почерневший от копоти. Монахи клали в каждый угол храма деревянные дощечки с вырезанными знаками и посыпали их солью, при этом кланялись и что-то шептали себе под нос. Все действия происходили так четко и быстро, что Майкл Увид только успевал поворачивать из стороны в сторону свою кудрявую голову. Он жевал вкуснейшие лепешки с тмином и зирой и запевал теплым козьим молоком и думал, что нет на свете вкуснее этих лепешек. Его руки были грязные, язык болел без утерянных слов, глаза слезились от дурманящего дыма, а мышцы тихонько наливались новой жизнью. И он был почти счастлив. Почти. Ему не хватало того, ради чего он сюда добрался. Он ел сыр, который Мансу скатывал ему в маленькие колбаски и подбрасывал на колени. Он видел настоятеля через открытые двери, тот ходил вокруг его каменного холма, заложив руки за спину, и сосредоточенно разглядывал каждый булыжник. Где-то в невидимой пустоте шумел Мертвый Водопад, которого Майкл никогда не видел. Монахи разливали дымящийся желтый чай в маленькие глиняные плошки и передавали друг другу, отпивая по глотку из каждой посудины. В остатки чая они обмакивали кисточки, сделанные из собственных состриженных волос, подходили к стене и рисовали знаки, похожие на хвосты птиц или лапки хищных зверьков.
- Что они делают? – шептал в ухо Мансу американец.
- Они пишут тебе путь. Чтобы тот, кто тебя встретит, не принял за врага своего! – Мансу пристально и внимательно смотрел в широко раскрытые серые глаза Майкла, ища в них затаившийся страх, но кроме любопытства и недоумения он ничего не заметил.
- Сейчас ты снимешь с себя всю твою одежду, вымоешься, смажешь руки красной хной и наденешь все другое! Когда луна станет совсем полной, мы с тобой уйдем! Ты понял?
- Да-да! – кивал в ответ Майкл, лихорадочно раздеваясь и трясясь больше от нетерпения, чем от холода.
Мансу и еще один монах мыли американца в большой каменной ступе, нещадно терли его кожу тростниковым мочалом и поливали сначала почти кипятком, а потом ледяной водой. Майкл подпрыгивал и бился локтями о стенки ступы, но терпел. За всю свою жизнь его еще никто так не мыл. После его ладони намазали хной, отчего они стали кирпичного цвета. И хотя Увид не понимал, для чего это делается, он молчал. Будь что будет. Затем ему дали новую одежду, которая удивила его не меньше. Это было нечто похожее на комбинезон из шкуры ламы вывернутой наружу, темно-серого цвета. И когда Майкл надел это на себя, то Мансу невольно заулыбался. Очевидно, подобные одежды доставляли для монахов Непала из Тибета.
- Теперь ты похож на йети! – посмеиваясь, произнес он, - Зато не замерзнешь и не поранишься!
- И в этом я должен идти?! – удивленно оглядывая себя, спросил Увид.
Монахи, стоявшие рядом, молча закивали головами.
- Обувь можешь оставить свою! – голос настоятеля храма заставил Майкла вздрогнуть, - В горах ночью очень холодно, особенно в пещерах. Туда, куда ты идешь, чужестранец, нет ни дня, ни ночи, ни ветра, ни дождя, ни холода, ни жары. Не гоняйся за своими мыслями, они все равно от тебя сбегут. Будь спокоен и радуйся, что не найдешь дорогу назад!
Увид оцепенело глядел на настоятеля, пытаясь понять, шутит он или говорит правду. Но спокойный и холодный взгляд черных глаз не пускал его дальше своих зрачков. Монах положил свои руки ему на плечи и еле слышно произнес:
- То, что ты увидишь, чужестранец, не должно тебя убить. Но тот, кто будет с тобой разговаривать, может тебя отвергнуть. Для этого я и оставил твою гордыню здесь, в каменном холме. Я осмотрел каждый камень, и каждый камень сказал мне, что ты теперь спокоен, но еще глуп. Ты хороший человек, но ты не знаешь жизнь, твои годы это твое детство, а мудрость затерялась. Ты ее найдешь там, куда пойдешь сейчас. Но если ты не почувствуешь, что мудрость твоя стоит рядом с тобою, словно тень твоя, а увидишь только страх, ты умрешь, и на этой земле тебя уже не будет ни в какой жизни. Подумай, прежде чем сделать первый шаг туда.
Майкл стоял, опустив голову. Он подбородком чувствовал, как бешено колотится его сердце. Ему вдруг стало невыносимо страшно. Он, наконец, понял, что это не просто приключение, прогулка за сенсацией, это его судьба взяла за ворот и тряханула сильно и предупредительно. Но назад он уже вернуться не мог и не хотел.
- Я готов ко всему, что бы ни случилось! – тихо, но уверенно ответил Увид.
Настоятель едва заметно улыбнулся и, сложив вместе ладони, приложил их к своему широкому загорелому лбу.
- До перевала с тобой пойдет Мансу. Дальше твой путь продлится в одиночестве.

********

Они шли вдвоем в густом перламутровом тумане, по едва заметной узкой тропе. Мансу уверено шагал впереди, вырезая в сырой дымке лучом мощного фонаря полосу света. Американец чувствовал свои ноги. Они не шли, а крались, словно лапы напуганного зверя. Горы давили ему на плечи, и все время Майкла преследовало ощущение, что за ними двумя след в след идет еще кто-то третий. Монах-проводник не оборачивался. Увид резко остановился и крикнул шепотом:
- Стой!
Мансу обернулся, и в свете фонаря, журналист увидел его недоумевающую физиономию.
- Эй, Увид! Ты что, подвернул ногу?
- Нет, Мансу! Мне кажется, за нами кто-то идет!
- Может быть! – задумчиво ответил монах, - Это или йети или снежная кошка! Или Дух Мертвого Водопада!
- Ты это серьезно! Какой еще Дух, Мансу, что ты несешь?
И тут из темноты с близлежащего склона сорвался большой острый камень и подкатился прямо к ногам Увида. Тот от неожиданности подскочил на месте. Мансу недовольно закачал головой и пробурчал:
- Вот видишь, на тебя даже горы сердятся! Никак не можешь смириться с тем, что все, что тебя окружает, есть Большой Дух! Горы Земли это отдельный организм. Понятно?
- К черту духов, Мансу! Я забыл свой фотоаппарат в пиджаке!
- Опять ты за свое! - злился Мансу, - Ты упрям, как старый мул!
- Но я должен хоть что-то запечатлеть на пленке!
- Ты даже не знаешь, что ты собираешься фотографировать, ты себе ни в одном сне, ни в одном мечтании такое представить не сможешь! Твой мозг – вот твой фотоаппарат!
Майкл безнадежно махнул рукой и предложил своему проводнику двигаться дальше.
- Странно! Я столько читал о чудесах Тибета и Гималаев, много лет изучал картины Рериха! Кстати, ты знаешь, кто такой Рерих?
Мансу молчал. Увид видел его внимательно слушающую спину.
- Почему вы позвали сюда именно меня?
- Наш друг читал твои статьи, долго изучал тебя, как ты картины Рериха, интересовался твоей жизнью и твоими близкими и друзьями. Ты нам подошел!
- Что-о?! Значит, все это время вы за мной следили?
Спина Мансу слегка поежилась, свет фонаря скользнул вниз, в ноги.
- Иначе ты бы здесь не оказался!
- Ну и ну! – только и смог выговорить Увид.
- Пожалуй, ты единственный человек, кому выпал подобный урок! Узнать Истину испытание не из легких!
- А кроме меня были претенденты на эту Истину?
- Были. Они ушли. Один умер, другой потерял свой ум, третий менял веру каждый год.
Увид не переставал удивляться способности своего проводника так запутывать мысли и события, что чувствовал себя абсолютно темной и неразвитой личностью.
- Какая же вера объединяет вас в Храме Радужных Ворот?
- Мы хранители Истины! – загадочным голосом ответил монах, - Мы стражи и защитники!
- Опять загадки! А как же Озеро Шивы, девочка-богиня и все остальное?
Мансу снова остановился и резко повернулся к американцу.
- Великий и Вечный Шива есть наш вестник и покровитель. В одной руке его лежат жизни человеческие, а в другой – смерть, легкая и чистая. Шива соединяет ладони, и человек видит себя задолго до рождения на свет. Богиня Кумари оценила твое стремление и дала знак Шиве, что свою смерть тебе еще рано встречать. И вообще, ты задаешь совсем ненужные и бесполезные вопросы. Ты двигаешься к самому главному и пытаешься заранее залезть вперед! Либо ты еще слишком глуп, либо слишком любопытен! В любом случае, и то и другое вредно для души. Думаю, нам нужно помолчать! Иди за мной и молчи!
Майкл развел в темноте руками. Он не хотел признаваться своему новому другу, что очень боится, и поэтому вопросы сыпятся из его рта, как крупа из сита. И фотоаппарат ему уже не был нужен. Ему не было нужно ничего. Он жаждал вернуться назад, уйти из этих страшных и красивых гор, запрыгнуть в самолет и вылететь в свою развитую, агрессивную цивилизацию. Но нет же, впереди шел монах-хранитель Истины, он следовал за ним по узкой горной тропе, в гималайской ночи, кто-то крался рядом, звезды доводили своим тусклым светом до озноба, а зловещая полная луна торчала над пиком Аннапурны. Значит, спокойствие улизнуло от него еще возле храма, и каменный холм вот-вот развалится. Страх, маленькая зубастая зверушка, подгрызал его душу. Увид представил себе, как после перевала он пойдет совсем один в этой холодной и липкой тьме, и ноги его стали ватными. Вдруг он услышал приглушенный голос Мансу.
- Забудь про страх! Не пускай его к себе! Через какое-то время ты будешь просто счастливым человеком!
Два маленьких путника шли друг за другом, освещая путь фонарем. Туман всосался в одну из глубоких расщелин. Стало очень холодно, и в этот холод вонзился раскатистый мощный гул. Он приближался стремительно и был похож на удары грома.
Майкл вглядывался вперед, в темноту, боясь смотреть по сторонам. Он никак не мог понять, откуда идет шум падающей и бурлящей воды. Мансу опередил его очередной вопрос.
- Мы рядом с Мертвым Водопадом. Не ищи его. Он внутри в скалах. Дух гор загнал его туда много-много лет назад, потому что он огромный, наверное, самый большой на земле. Водопад могут видеть только посвященные.
- А мы можем сейчас на него посмотреть? – осторожно спросил американец.
- Нет! Это не возможно!
- Мансу! Я не вижу больше дороги! Мы уперлись в скалу!
- Не бойся, иди за мной и не трать силы на разговоры.
Скала выступила внезапно из полного мрака огромной каменной массой, которой не было ни конца, ни края. Она загородила все видимое пространство, даже дальние вершины высоких гор исчезли за ее стеной. Мансу обернулся еще раз на своего спутника, погасил фонарь и уверенным шагом вошел в скалу, словно невидимая сила втянула его тело. Журналист от изумления разинул рот и подался назад. Но и остаться на месте было равносильно смерти. Поэтому он зажмурил глаза, выставил руки вперед и нырнул в скалу следом за монахом. На мгновение Майкл оглох и ослеп и даже почувствовал состояние невесомости. Черный мрак и колышущееся пространство. Закоченевшие руки и ноги. Чьи-то едва уловимые теплые прикосновения. И страх, страх, страх!
Все закончилось так же быстро, как и началось. Ни скалы, ни колыхания пространства, ни чуждых пугающих касаний.
Они стояли на возвышенности, покрытой снегом, который искрился в свете лимонной луны. Внизу простиралась маленькая долина, окруженная кольцом скалистых гор со снежными шапками. Долина эта освещалась полностью ночным светилом, рождая причудливые таинственные тени, менявшие цвета от фиолетового до золотисто-зеленого. Колдовская красота этого места делала пейзаж просто космическим, может марсианским, а может венерианским, но только не земным. Ничего подобного Майкл Увид не видел в своей жизни. Он молчал, пораженный, восхищенный, забывший о страхе. Мансу стоял рядом с видом постоянного посетителя долины. Он ждал, когда американец придет в себя. Наконец Увид направил свой отрешенный взгляд в сторону монаха. Тот испытующе вглядывался в лицо журналиста, изучал его глаза, ловил в зрачках бегущие мысли. Мансу втянул ноздрями горный воздух и тихим уверенным голосом произнес:
- Все! Дальше ты идешь один! Бояться тебе больше нечего. Если ты будешь слушать и думать, как мудрец, ты вернешься назад! – монах положил одну свою руку на плечо Увиду, а другую вытянул в сторону долины, - Смотри внимательно! Видишь на той стороне у подножья восточной горы черное пятно? Это вход в пещеру. Она затоплена в начале водой. На воде большие валуны. Будешь идти по ним, и больше ни на что не наступай! Эта пещера твой путь, самый большой и самый удачный! Под нами есть каменный ступеньки, спустишься по ним. Иди! – и Мансу слегка оттолкнул от себя американца, - Счастливого тебе пути! Прощай!
- Прощай?!
- Да! Мы никогда не ходим на свидания, мы всегда просим друг у друга прощения! Я буду рад видеть тебя снова, американец!
Мансу ушел быстро, не оборачиваясь, исчез из лунного света. Увид немного наклонился вперед и высмотрел едва заметные, полустертые ступени. Он тяжело вздохнул, еще раз огляделся по сторонам и решил сделать пару шагов назад. Но не смог. За его спиной зияла огромная пропасть, а сам Майкл стоял на маленьком клочке земли. Это открытие настолько поразило его, что он невольно вспомнил сразу и своих родных и друзей, и Создателя.
«Видно это и есть тот самый перевал!»
Увид собрал свои силы вместе, призвал мысленно себя к спокойствию и начал осторожно спускаться в долину, поминутно хватаясь руками за склон.
Фосфорицирующие тени обступили его со всех сторон, льнули к коленям, словно хотели обнять. Он шел, едва касаясь земли, напряженно вглядываясь в чернеющий вход пещеры. Его собственное дыхание превращалось в мерцающие кристаллики на бровях и ресницах. Смешная, но теплая шуба усердно грела все тело. Майкл догадывался, что холод в долине почти такой же, как за Полярным Кругом.
Он медленно вошел в густую черноту пещеры, и разноцветные тени отползли, оставшись снаружи. Как и предупреждал Мансу, сразу у входа начиналась вода, на поверхности ее торчали большие мшистые валуны. С высоких и неровных сводов то и дело срывались крупные вязкие капли, гулко шлепаясь о поверхность воды и расползаясь по ней неровными кругами. Здесь было тепло и очень тихо. Майкл осторожно встал на один из валунов и поднял вверх голову, в сторону мягкого, тусклого света. Там наверху висели длинные кристаллы, похожие на сталактиты, абсолютно прозрачные, с острыми концами. Они образовывали полукруг и напоминали гигантские зубы акулы. Из этих прозрачных зубов тоже выползали тягучие капли и медленно, лениво шлепались в воду и на валуны. Одна из них попала Майклу на ногу. Он потрогал ее пальцами. Странная жидкость была горячей. Это вовсе не удивило Увида, он решил не тратить времени и отправился вглубь пещеры, перешагивая с валуна на валун. Его затылок, спина и глаза щупали пространство. Мурашки, бегущие по всему телу, врезались в шубу. Он чувствовал, за ним кто-то следит.
Вскоре валуны и вода закончились, и ступни встали на твердую поверхность. Почва под ногами напоминала лунные кратеры. Теперь Майкл смотрел на пол пещеры.
«Кратеры» соединялись, переплетались друг с другом, образуя причудливые знаки, напоминающие все буквы, иероглифы, символы, которые когда-либо существовали со времен появления человечества. Увид шел, разглядывая это чудо как под гипнозом, пока не очнулся, узрев, что пещера начала очень сильно расширяться.
Он вышел на большое светлое пространство (откуда шел свет, Майкл так и не понял). Своды и стены отодвинулись далеко вглубь так, что стали едва заметны. Кругом был песок, белый, искрящийся кварцем. Этот песок медленно перетекал из одного положения в другое, как барханы в пустыне. И была посередине гора, буровато-зеленая с желтым отливом. Увид не преставал удивляться геодезическим чудесам Гималаев. Гора внутри пещеры, и пещера просто огромна. Но и гора очень велика! Есть даже свой хребет и подножье. Американец решил подойти поближе и оглядеться.
Песок двигался, и с ним двигалось подножье горы. Оно вытягивалось в узкий перешеек, Майкл шел вдоль него. Шел, и не смог вдруг идти дальше. Внезапное жуткое потрясение сковало его руки и ноги, а из горла вырвался придавленный крик, похожий на сиплое гудение.
- Боже Всемогущий! Это не гора! – пролепетал американец, едва оторвав прилипший к небу язык.
Перед ним в двигающихся песках лежал огромный ящер, а вернее сказать, самый настоящий ДРАКОН! И перешеек, возле которого остановился Увид, словно громом пораженный, был на самом деле хвостом с тремя мощными шипами-саблями, похожими на пики скал! За этими шипами виднелась согнутая здоровенная лапа с когтями величиной с бивни мамонта. Когти утопали в песке и были ярко желтого цвета. То, что Майкл принял за поверхность горы, оказалось бурым чешуйчатым панцирем спины. Чешуи были невероятных размеров и соединялись между собой пугающим, но красивым узором. Хребет спины нес на себе восемь ровных зеленоватых пластин-плавников, каждый размером с большие ворота. Майкл стоял как вкопанный и боялся даже пальцем пошевелить. Задняя лапа чудовища слегка подвинулась, и Увида засыпало песком по колено. Кудрявые волосы американца зашевелились на голове, словно змеи. Он медленно повернул свое лицо назад и увидел прямо перед своим носом длинную толстую шею, тоже покрытую чешуей, на которой сидела огромная рогатая голова, немного приплюснутая и вытянутая, напоминающая чем-то одновременно и морду льва и лошади, с широкими ноздрями, из которых выходил горячий воздух в лицо Увиду. Хищная пасть была приоткрыта, и за многочисленными жуткими зубами виднелся раздвоенный, как у кобры, язык алого цвета. Но самым страшным в этом портрете оказались два желтых змеиных глаза, которые смотрели в упор на журналиста сквозь прикрытые тяжелые кожистые веки. От этого взгляда можно было окаменеть, что практически и произошло с Майклом Увидом: его суставы и члены были парализованы. Он глядел с отвисшей челюстью на это жуткое чудо, одни только мысли неслись со скоростью света по орбите его мозга. Взгляд ДРАКОНА напомнил ему глаза настоятеля Храма Радужных Ворот.
Чудовище снова едва шевельнулось, и Майкл ушел в песок почти по пояс. Он заставил себя закрыть свой рот и сильно зажмуриться. Увид услышал спокойный, тихий, абсолютно человеческий голос, низкий с приятным, слегка гудящим тембром:
- Ты кто такой, человек?
Журналист даже сначала подумал, что разговаривает сам с собой внутри себя. Но когда он открыл глаза, ДРАКОН смотрел на него вопросительно и лениво.
- Ты глухой и слепой? – голос лился как дыхание вулкана.
- Нет! – эти звуки Майкл выдавил из себя с огромным трудом, заикаясь, - У меня есть глаза и уши!
- Хм!
- Я! Меня зовут Майкл Увид, я журналист из Америки!
- И зачем ты здесь? – ДРАКОН слишком близко придвинул свою голову к лицу Увида.
- Я хотел увидеть то, что ни один человек никогда не видел! – ответил Майкл, заикаясь, но с полной искренностью.
- Увидел?
- Да! Но…
- Но! – прервал американца ДРАКОН, - Ты хочешь получить еще что-то!
От страха и горячего дыхания чудовища Увид не чувствовал свои легкие, на щеках и на лбу выступали крупные капли пота.
- Для начала я хотел бы прийти в себя и успокоиться! – тяжело дыша проговорил он.
- М-да! Для начала я тоже слегка уменьшу себя, чтобы ты не умер от разрыва сердца. Ты мне интересен, поэтому есть я тебя, пока, не буду. Вылези из песка, человек, и отойди в сторону.
Американец с неимоверным усилием высвободился из движущегося кварца, для чего ему пришлось встать на четвереньки. Он осторожно и медленно отполз на достаточное расстояние и остался сидеть на коленях, дрожа всем телом и стуча зубами.
ДРАКОН повернул свой смертоносный хвост в противоположную сторону от Увида, оставляя гигантские борозды на песочной гряде. Словно громадная кошка он подобрал свои четыре лапы под коричневое брюхо, положил рогатую голову на основание хвоста. Получилось так, что он свернулся калачиком, слишком большим калачиком. Чудовище перестало дышать, песок перестал двигаться. И вдруг вся чешуйчатая шкура его начала светиться изнутри и менять цвет. ДРАКОН стал красно-желтым, чешуи переливались и уменьшались в размерах, а вместе с ними уменьшался и ящер. Наконец трансформация прекратилась, а ДРАКОН оставил себе рост большого африканского слона.
Майкла чуть не хватил удар! Ничего подобного, столь потрясающего и невероятного он не мог представить себе даже в самых призрачных снах и дерзких мечтах. Это не было ни бредом параноика, ни наркотическим дурманом. И, уж тем более, это была не сказка о странствующих рыцарях, победителях крылатых змеев. Кстати, крылья. Крыльев он еще не увидел!
Когда журналист более-менее пришел в себя, то заметил, что стоит как раз в центре тела хозяина пещеры, между хвостом и головой. Змеиный взгляд ДРАКОНА давил своей хищной проницательностью, и Майкл ощущал себя беспомощной мелкой букашкой. Шуба из ламы шевелилась на нем, потому что ящер обнюхивал его своими широкими засасывающими ноздрями.
- Ты пахнешь не как горный человек! – сделал вывод ДРАКОН, облизывая раздвоенным языком передние клыки.
- Я не из этих мест! – пробормотал Увид в ответ.
- От тебя несет всякой дрянью!
Несмотря на страх Майкл, обиделся. Он всегда считал себя чистоплотным человеком, и услышать подобное в свой адрес, да еще от кого, было очень не приятно. Он густо покраснел, заставив свое сердце биться чаще.
- Обиделся! – ДРАКОН хрипло хохотнул и перешел на шипение, - От тебя пахнет цивилизацией, человек! А цивилизация для меня в любом случае дрянь!
- Я не виноват, что живу в большом городе! – тяжело выговорил Увид, косясь на рогатую голову.
- А я и не виню тебя! – ДРАКОН лег на брюхо и вытянул свои лапы, - Так как, говоришь, твое имя!
- Увид, Майкл Увид!
- Это истинное имя?
- Думаю, что да! – Увид развел руками, - Правда, в детстве меня называли Микки!
Дракон качнул своими рогами и выдохнул из ноздрей порцию тяжелого горячего воздуха.
- Мое имя, человек Майкл, ГОРМОГОН! Оно второе, первое мне досталось от Вселенной. Это первое останется даже тогда, когда меня не станет. Так что тебе нужно, человек Майкл?
- Я в смятении, Великий Гормогон! – Увид тяжело вздохнул, - Я даже не знаю, с чего начать!
- Я тебе помогу, начни со своих глаз!
- Глаз?! То есть, что я вижу? – американец вопросительно и испуганно глядел в узкие зрачки ДРАКОНА.
- Да! Что ты видишь?
- Восьмое, нет, Первое Чудо Света!
- Ха-ха-ха! – Гормогон задрожал всей своей тушей. Его чешуи стали ярко-красными, - Что это еще за чудеса света? Я есть Дракон из племени Гянэву, просто самое древнее существо на этой бешеной планете! У меня есть своя звезда, и я стар как глубокий разлом в океане, который вы называете Тихим.
- Значит, ты родился еще до того времени, когда динозавры ходили по Земле! – ошарашено спросил Увид.
- Я скажу проще. Когда людей еще и в помине не существовало, было гораздо спокойнее! Первую соль Океана я пробовал, когда Земля двигалась с места на место, горы вырастали и разрушались. Моя первая душа была слишком мала, чтобы понимать, кто я есть. Мои братья и сестры, грели свои хвосты в остывшей лаве. День был длиннее ночи в три раза, небо было красное и не показывало ни одной звезды. А вот когда разлился первый огромный океан, тогда стали появляться первые твари разные, и большие и маленькие, вы, люди смешно называете их динозаврами. А они, на самом деле, были ошибкой Великого Духа. Мы с удовольствием пробовали их на зуб. А какая была Луна, прекрасная, желтая богиня, она занимала весь ночной горизонт. Теперь ты никогда не увидишь такой Луны. Она удаляется все дальше, пока не исчезнет совсем, и Земля не рухнет в одну из Черных Дыр, - ДРАКОН вздохнул и закатил свои желтые глаза.
- Бог, мой! Гормогон, ты видел, как зарождалась наша планета! – Майкл почти кричал, настолько он был потрясен, - Значит, ты не с Земли?!
Гормогон многозначительно лязгнул своими острыми зубами и положил голову на передние лапы.
- По правде говоря, я никогда не помню, откуда я пришел. Об этом я вспоминаю лишь
перед каждой своей смертью. Ни одна звезда не рождается просто так, и ни одно существо не подступает к началу своей жизни без напутствия свыше, - Дракон приподнял голову и приблизил ее к лицу своего маленького собеседника, - Ты можешь сесть на мой хвост, между шипами, ты меня раздражаешь своим стоянием и глупым выражением глаз!
- Да-да! – и Увид послушно устроился между хвостовыми шипами, которые доходили ему до плеч.
- Так-то лучше, человек! У тебя столько ветра в ушах, что ты не слышишь самого себя.
- Может быть, я глух, но совсем не глуп! – американец развел руками.
Пасть Дракона растянулась в лукавой улыбке, а глаза обрели зеленый цвет.
- Сколько тебе лет, Увид?
- Тридцать пять!
- Хм! Тридцать пять! Это возраст яйца. Для тебя, человек, я, наверное, являюсь ужасно древним чудовищем! Моя сто восьмая жизнь составляет пять тысяч лет. Так что я еще слишком молод в своем повторении!
Увида лихорадило от напряжения и возбуждения. Мысленно он пытался приблизительно представить себе, что может знать Гормогон о Земле, о людях, о тех бесследно исчезнувших странах и цивилизациях, которые до сих пор остаются загадкой для простых смертных.
Майкл поминутно прикладывал к вспотевшему лбу дрожащую ладонь, думал и молчал, но не мог собраться с мыслями. Молчал и Гормогон. Его ленивый, затуманенный взор медленно скользил по маленькой фигурке в смешной лохматой шубе, сидящей на его хвосте. Он дышал через свои широкие морщинистые ноздри, задерживая кипящее дыхание, чтобы не обжечь человечку лицо. Этот человечек с громким именем ему нравился.
Майкл же боялся обронить даже слово, но и молчать дальше он тоже боялся. И когда его взгляд столкнулся с поменявшими цвет глазами Дракона, Увиду показалось, что тому уже наскучила начавшаяся и угасшая беседа ни о чем, и он просто думает, что бы сделать с человеком. Возможно, сравнять с песком, или откусить голову, а, может, прижечь своим утробным пламенем как назойливую муху.

- Ты глуп, как наперсток, сидящий на пальце, когда в него вонзается игла! – шипящий голос Гормогона прозвучал над самым ухом американца, и от неожиданности тот подпрыгнул на месте, - Если бы я захотел убить тебя, я бы это сделал, даже не подпустив тебя к себе!
- Ты знаешь мои мысли?! – Увид был в шоке.
Дракон раздраженно фыркнул, выпуская клубы пара из носа, и забил хвостом, словно злящийся гигантский тигр, так что Майкл чуть не слетел в песок и судорожно вцепился в шипы.
- Все-таки, вы, люди, ужасно неразумные существа! Зачем идти на опасное испытание, не предупредив заранее смерть?
- Я все равно ничего не понял! - в отчаянии проговорил Майкл, - Я знаю только одно, что ты телепат! А этот дар – великая редкость в наше время!
- Теле-что? – переспросил Гормогон.
- Тот, кто читает чужие мысли!
Хозяин пещеры расхохотался, запрокинув свою рогатую голову. Его большое грузное тело сотрясалось от смеха, похожего на отдаленный гром, словно маленькая гора. Дракон даже завалился на бок, приложив передние лапы с саблевидными когтями к своему бурому брюху. Американец слетел в песок и прикрыл голову руками, так как хвост Гормогона пронесся над его макушкой с устрашающим свистом. Майкл Увид сидел в кварце, засыпанный почти по горло и думал, что медленно сходит с ума. Он никак не мог осознать и привыкнуть к мысли, что перед ним огромное древнее чудовище, говорящее на человеческом языке, трясущееся от смеха и изрыгающее клубы дыма из широких морщинистых ноздрей. Сколько глупых сказок и легенд сочиняли про него люди на протяжении многих веков. А Дракон вот он, собственной персоной и во всей своей жуткой красе предстает перед человеком. И черт с ними, со снежными людьми, загадками египетских пирамид, садами Семирамиды, летающими тарелками! Это все мертво, все крошится как сухарь на ладони. Кто-то видел, где-то слышал, кому-то досталась чужая потрепанная тайна. Все нереально и пусто! Живой лишь Дракон, с мозгом тысячи тысяч мудрецов всех времен, великий, древний, непостижимый.
Увид услышал, как состарились его волосы, как спокойствие объяло душу и заставило вникать и улавливать.
Дракон перестал гоготать, немного покряхтел и обнаружил своего собеседника, присыпанного песком. Своими когтями он разбросал блестящий кварц и снова подставил хвост, предлагая человеку сесть на него.
- Да, Увид! Мне нравится твоя неподдельная искренность!
- Еще немножко, и ты бы меня пришлепнул! - проворчал в ответ Майкл, взбираясь на хвост и отряхиваясь, от песчинок.
- Ты перестаешь меня страшиться, значит, твой ум прибавляется.
- Ничего не боятся только полные дураки! – продолжал ворчать Майкл.
- Страх сильное чувство. Он может быть либо плодотворным, либо слишком опасным! – Гормогон задумчиво глядел меняющими цвет глазами на струящийся золотой кварц.
- Ты хочешь сказать, что страх может приносить пользу? Что за бред?! – журналист поймал азартное начало спора и машинально поглаживал один из хвостовых шипов Дракона, - По-моему, когда человек боится, он становится больным, подозрительным, несчастным, в общем, круглым идиотом!
- Ты меня разочаровываешь Увид! – презрительно фыркнул Гормогон, - То, о чем ты говоришь, и есть черная сторона. Это ваша человеческая сторона. Благодаря ей вы самоуничтожаетесь. Меня это мало волнует, я не жалую людей, ибо люди глупы и пугливы неимоверно! Страх – проснуться однажды с восходом Солнца и не услышать свой Дух! Вот истина, которая создает мудреца!
- Значит, почтенный Гормогон, людей ты не любишь! – тихо произнес Майкл и почему-то, вдруг, вспомнил о своей жене, - А слушать свой Дух на рассвете просто необходимо? А если я не знаю, что такое дух? Или кто такой?
- Ты знаешь, что это, но просто не слышишь. Ты глух в своем страхе, как все, - Дракон махнул передней лапой прямо перед носом Увида, - Ты боишься всего. И в первую очередь боишься Смерти!
- Тебе легко говорить, Гормогон! Ты умираешь и рождаешься заново, и такое происходит постоянно! Я так понимаю, что тебе уже не один миллион лет! Да ты просто бессмертен!
Дракон разинул свою опасную пасть и высунул раздвоенный язык. Его змеиные глаза приобрели цвет молодого сапфира.
- Что за чушь, человек! Я так же, как и все умираю, но Смерть мне друг. И моим душам по назначению из века в век достается тело дракона. И отличаюсь я от тебя лишь тем, что помню каждую из своих прошлых жизней. Тебе этого не дано, поэтому ты, как и другое большинство людей, боишься Смерти до икоты! Лишь однажды, очень давно я был человеком-драконом из племени Гянэву, прожил шестьдесят шесть лет и был убит. Я был большим воином! Мне даже нравилась эта жизнь. Я был человеком в Великую Эпоху племени Нонов, что плыли на своем огромном материке в океане, строили города из золота, летали в небе, а большинство из них были магами Большой Династии! Они знали и умели то, чего до сих пор не знаете и не умеете вы, современные люди.
Майкл слушал Дракона, раскрыв рот и округлив глаза. Он ловил внутри себя кипение крови в сосудах и бултыхание собственного маленького сердца. И продолжал не верить своим упрямым ушам. Увиду стало жарко в лохматой шубе-комбинезоне, и он попытался найти застежки, чтобы расстегнуться, но как ни старался, так и не смог их найти.
- Гормогон! Гормогон! – кричал он, задыхаясь, - Мне сейчас станет совсем дурно!
- Что ты голосишь, словно тебя в кипяток бросили! – язвительно ответил хозяин пещеры.
- Мне очень, очень жарко! Я слишком разволновался!
- Я что, открыл тебе страшную тайну? – Дракон улыбался и вращал своими сапфировыми глазищами. Он поднял переднюю лапу под потолок пещеры и резко махнул ей, сбив свисающий со сводов большой сталактит. Эта сосулька матового цвета, похожая на копье, разбилась на несколько кусков, ударившись о шипы хвоста Гормогона. Тот плавно вытянул свою правую заднюю лапу, кошачьим движением цапнул один из разбитых кристаллов и протянул его американцу, - Возьми, охладись, а то, я чувствую, твои мозги скоро забурлят, и придется тебя съесть!
- Съесть! За что!?
- Шучу, от твоих косточек толку мало, еще в зубах застрянут! – и Дракон снова громко расхохотался, пуская кольца дыма из ноздрей, словно куря трубку.
- Мне уже лучше! – осторожно сказал Майкл, потирая ледяным кристаллом шею и лицо, - Почтенный Гормогон, кажется, мы остановили свой разговор на так называемых Нонах. А как давно их племя жило на Земле?
- Ноны жили тридцать, а, может быть, сорок тысяч лет назад! Это не столь важно!
- Так! А их материк затонул в океане, и все они исчезли?!
- Да-а! – задумчиво ответил Дракон.
- Значит, это и есть знаменитые и непостижимые Атланты, а материк – загадочная Атлантида! Все-таки они существовали!
- Атланты не Атланты, я знал их по имени Нон! – Гормогон небрежно помахивал хвостом и сидящим на нем человеком, - Они были сильнейшей расой на Земле, самой развитой и умной, однако, с каждым веком вместе с умом прибавлялись и аппетиты Нонов на чужие истины и знания. Им было мало золота и всего видимого небесного пространства. Ноны потеряли самое главное – мудрость Духа. Они считали себя высшими существами на Земле и объявили свою силу и волю остальным племенам и поселениям, которые соседствовали с ними. Многие люди шли в наемники к Нонам, строили их храмы, их города и башни-маяки, самые высокие в Океане, такие высокие, что видно их было с Луны. Земля Нонов трещала от изобилия и больших залежей золота и драгоценных камней. Им было дано все, но они это переоценили. Среди сонма жрецов и управителей, потерявших через поколения свое истинное имя, единственным мудрым, сосредоточенным и всевидящим оставался один человек Верховный Оракул Яизу. Это он предсказал скорую и страшную гибель материка, он видел глаза Великого Духа в Млечном Пути и слышал его слово. Но Яизу перестал быть угодным, его послания воспринимали бредом дряхлого старика, и однажды Верховного Оракула отравили золотой пылью! – Дракон на мгновение сомкнул свои морщинистые веки и снова открыл их, тяжело вздохнув. Майкл, поглощенный его рассказом, заметил, что необыкновенные глаза словно заполыхали, став кроваво-красными. Увид боялся даже пальцем пошевелить, чувствуя перемену настроения хозяина пещеры.
- Я был телохранителем Яизу, человек! Но я не смог его спасти, пропустив через себя обман и вероломство… Умирая Верховный Оракул передал мне свое имя, предупредив меня, что моей земле Гранитных Скал острова Гото и моему племени грозит смертельная опасность. Ноны захотели мой остров заполучить для площадки своих летучих кораблей. Глупцы, они не знали, что Верховный Оракул через слово Великого Духа проклял их всех! Это долгая история! Я погиб, защищая свой народ, на своем острове. Из всего племени Гянэву в живых осталось только десять, которые имели истинное тело Дракона. Это их и спасло. Они ушли глубоко под Землю, почти к ее ядру и погрузились в свой долгий сон ожидания. Человеческое тело ничтожно и слишком слабо! Моя душа устремилась к своему созвездию и увидела, как гигантское космическое тело, похожее на комету, разорвало материк Нонов на куски, словно мясо, страшный огненный дождь стер города и храмы, сжег дотла людей, а огромная океанская волна поглотила оставшиеся островки, и империя исчезла навсегда. Океан и большая часть Земли погрузились в долгий, колючий мрак. Солнце несколько сот лет не показывало свой лик сквозь тяжелые бурые тучи. Те, кто выжил, утратили магическую мудрость и потеряли память. Они просто стали диким людьми, не знающими еще ни добра, ни зла.
- Неужели, это все было?! – пораженный услышанным Увид поднялся и, забыв, что он сидит на драконьем хвосте, стал расхаживать из стороны в сторону, спотыкаясь об наросты шипов.
- Не топчись! – буркнул Гормогон, очнувшись от тяжелых воспоминаний, - Ты щекочешь меня своими маленькими ногами. И вообще, ты невежа, потому что не знаешь ничего! Кстати, ты вспоминал рыжую женщину, нареченную твоей женой!
- Ты и это знаешь?! – Увид резко сел и уставился на растянувшуюся в зубастой улыбке пасть Дракона, - Да, я вспоминал свою жену, потому что люблю ее, и именно сейчас мне ее не хватает! Ее зовут Клэр! И волосы у нее, действительно, рыжие!
- Хм! Ты увел ее у другого мужчины! Решил отомстить!
- Это неправда! – закричал американец, - Я полюбил ее! Я…
- Ну-ну! – ехидно шипел Гормогон, - Меня ты можешь не обманывать, бесполезно. Научись, хотя бы не лгать самому себе! У тебя был спор мужчины с мужчиной. Ты был молод и азартен, даже слишком, и слишком самоуверен. Ты как истинный самец поклялся забрать чужую и очень красивую женщину себе! Одного ты не учел, что женщина – это свет Луны и ночи, и мудрость ее сильна и опасна! Твоя Клэр не любила своего мужа, но она отказала твоим красивым самцовским ухаживаниям! Не так ли, мой друг? – жестокий Дракон, он приблизил свою рогатую голову к лицу Увида и пытливо вглядывался в его черные зрачки.
- Во всем ты прав, почтенный Гормогон! – Майкл не выдержал змеиного взгляда своего могучего собеседника и отвернул лицо, - Я ненавидел ее первого мужа! Эта обезьяна была моим начальником! Да, я очень хотел ему насолить! Командир нашего дивизиона, он считал себя пупом Вселенной! А я простой сержант с простой родословной, перспектив никаких на ближайшее время. Но, между прочим, весьма был хорош собой, в отличие от этой гориллы с кривыми ногами и волосатой спиной! И, надо же, такому ублюдку досталась она, шотландка из старинного рода, неприступная и гордая красавица! И почему ему, а не мне, например?
- Ха-ха! – веселился Гормогон, - Сколько злости и слюны! Ведь ты до сих пор не знаешь, почему он стала женой того мужчины?
- Не знаю и знать не хочу! – крикнул Увид, покраснев и разозлившись, - Я до сих пор ревную свою Кэрол к этому чудовищу! Не знаю, почему, но не могу, не могу справиться с этим! Она слишком хороша для меня!
- А говоришь, что не знаешь! – проговорил Дракон. Его голос приобрел угрожающе-ласковые нотки, - Последние слова и будут ответом на твой глупый и пустой вопрос! Эта женщина достойна быть царицей! Ты должен гордиться тем, что она твоя, а ты дурнеешь и глупеешь на глазах! Ты перестаешь мне нравиться! Но я тебе открою одну маленькую тайну! – с этими словами хозяин пещеры подтянул свой хвост вместе с Увидом к брюху и слегка тряхнул им, - Поднимись-ка! Такие вещи нужно слушать стоя, чтобы лучше вникнуть в суть! Припомни, когда ты был совсем юнцом и начал служить своей Родине в чужой стране, и у тебя был целый вечер, и была целая ночь? Ты шел со своими молодыми друзьями по узким улочкам маленького города. Ты был пьян! А она сидела на камне возле океана и плакала! Ты не вспомнил ее потом, плачущую, потому что тогда хмельной дурман душил твое горло! Ты взял ее ласково и красиво, разогнав своих дружков. А она побоялась отказать тебе, потому что у нее не было сил сопротивляться, в тот день она узнала, что ее ребенок умер от желтой лихорадки. И она шла от него, от своего умершего дитя. А муж ее был также пьян и разбит, как ты, и спал на другом конце города! Эта она помнила тебя из той жизни, она впитала твое лицо в себя и твой запах, тогда она тебя ненавидела. Но ничего никому никогда не говорила, даже тебе. Вот поэтому она и отказала твоим павлиньим выпадам и твоим пышным цветам! Но однажды она услышала твою поющую и стонущую душу, плюнула на все четыре ветра и полюбила тебя! Правда, это было после! Любовь сделала тебя другим! И поэтому у вас нет детей, ибо твоя прекрасная королева боится смерти неродившихся!
- Боже мой! - Майкл стоял, опустив голову и руки, потрясенный до глубины души, которая так сильно заболела, словно эта была переломанная нога или рука, - Кэрол, любимая моя девочка, моя родная и единственная! Если бы я знал! Боже мой! И она молчала, молчала! – слова судорожно вырывались из горла Увида. Он закрыл лицо загорелыми ладонями и упал на колени в искрящийся песок.
Дракон отодвинул свои лапы и бурый живот и смотрел молча сверху на страдающего человека. Он видел его страдания и ценил его истинную любовь. Гормогон слышал бьющееся и обливающееся кровью и слезами сердце американца и был спокоен.
- Я вижу, ты излечился! – после долгого молчания произнес Дракон, - Ревность и черная жажда разрушают скалы и душу. Теперь ты должен забыть, что такое месть и ревность. Твоя рыжая Кэрол ничего не сказала тебе и не скажет никогда, потому что любовь ее сильнее ненависти! И слезы ее – это твоя боль до встречи со Смертью.
- Ты самый настоящий прорицатель! – с горечью произнес журналист, продолжая сидеть в песке, - Что же еще ты знаешь обо мне?
- Да почти все! – рявкнул в ответ Дракон, - Только та твоя жизнь мне не интересна! Ты ничем не отличаешься от остальных людей Земли. По крайней мере, не отличался до встречи со мной. Ты сидишь сейчас в совсем ином мире, где нет ни дня, ни ночи. И я не человек, я Дракон, но моя мудрость сделает для тебя многое. Если ты захочешь выйти отсюда, то в том другом мире ты не сможешь больше жить, как прежде. Тебя это устраивает?
- Вполне! – печально ответил Майкл, - Истину говорю, я давно, очень давно хочу изменить себя в чем-то! Вопрос, в чем, пока я не знаю ответа.
- Это хорошо, что ты не знаешь ответа! Если бы узнал, то приблизился к Смерти! Хочешь, я покажу тебе Вечную Кровь?
- Что?! Ушам своим не верю! – Увид резко поднялся с колен, - Это то, что уже многие века ищут ученые и маги, нападают на след тайны и теряют ее?!
Дракон умиленно улыбался, глядя на своего собеседника, как на новорожденного. Этот человек забавлял его своим невежеством и наивностью. Маленький, лохматый и бестолковый, но упрямый, смелый и любящий рыжую женщину по имени Кэрол. Пришел из дикой цивилизации в дикое мироздание истины. Он мог его убить, мог съесть. Он делал это не один раз, когда незваные гости нарушали его покой и не успевали оправиться от потрясения. Ни одно живое существо, если и оказывалось здесь при невероятных обстоятельствах, не вышло из этой пещеры и этой долины. Тайна Жизни Гормогона заставляла приносить жертвы. Лишь хранители могли иметь долгую и невидимую связь с ним. И хранители привели к нему этого отпрыска человеческого племени.
Дракон, ничего не говоря, приподнял правую переднюю лапу и длинным кинжальным когтем полосонул по сгибу левой передней лапы. Из образовавшегося пореза брызнула струйка темно-вишневой, почти черной крови. Первые капли, которые упали на золотой кварцевый песок, заставили его шипеть и плавиться. Гормогон слегка подтолкнул своим хвостом впавшего в оцепенение американца к образовавшейся темной лужице. Лужица пузырилась и булькала, словно вулканический гейзер. Хозяин пещеры медленно высунул алый раздвоенный язык из горячей пасти и облизал рану на лапе. Она тут же затянулась, не оставив никаких следов на чешуйчатой шкуре.
- Ты все еще удивляешься? – прошипел Гормогон остолбеневшему Увиду в ухо.
- Не знаю, что и думать! – пробормотал себе под нос Майкл, - Значит, Вечная Кровь – это твоя кровь? Если она кипит снаружи, то как же ты не умираешь от такого жара внутри?
- Глупец! – хохотнул Дракон, - Все, что течет в моих жилах, я охлаждаю собственной энергией, приходящей от Луны, а силами, данными Солнцем, я превращаю кровь в огонь, который бежит по моей глотке и вырывается наружу, когда я захочу!
- Похоже на большую изжогу! – сострил Увид, стараясь не улыбаться.
- Тьфу! – плюнул Гормогон, и из его полуоткрытой пасти посыпались яркие искры прямо к ногам Майкла, - Слава Великому Духу, с моим желудком у меня все в порядке! Надо будет, он и альпиниста со всем снаряжением переварит!
- Ты питаешься людьми, ходящими в горы?! Людоед!
- Не стоит так возмущаться! – Дракон с видом полной невинности закатил глаза, которые обрели милый молочно-голубой цвет, - Жрать живьем вашего брата особого удовольствия не составляет! Так, падаль, изредка. Иногда облетаю, вершины гор и вижу вмерзшие в снег тушки! Зачем добру пропадать! Ну-ну, закрой рот, и не надо так округлять глаза! Я тоже иногда хочу кушать!
- Невероятно! – закричал Увид, размахивая руками, - Ты, мудрейший из мудрейших, и питаешься человечиной! Возможно ли такое в наше время?!
- А возможен ли я сам в ваше время?! – рявкнул Гормогон, явно разозлившись. Да так громко, что Увид едва не оглох, а волосы на голове его встали дыбом, - Твое ханжество меня бесит, человек! Твои грехи являются пищей для других! В том числе и для меня!
Дракон уже не говорил, а устрашающе рычал. Он поднялся из песка на все свои четыре лапы, тряхнул рогатой головой и зелеными плавниками на огромной спине. Затем вытянул длинную змеиную шею, разинул широко зубастую, смертоносную пасть, издав при этом гулкий гортанный звук, такой, что эхо застучало и завыло вдоль стен пещеры, и изрыгнул из своей глубокой глотки страшное пламя красно-рыжего огня. Огонь, сплетая гибкие, струящиеся языки, пронесся по сводам пещеры, расплавил большие сталактиты и со всей мощью ударился об одну из стен. Стена задрожала, искривилась со стоном, откуда-то сверху побежали вниз камни, шипя и полыхая, катились по песку. В пещере стало невыносимо жарко. Огонь Дракона бесновался над сводами, пронизывая каждую трещинку породы, крутясь и кувыркаясь, нырнул в невидимый проем и погас, сверкнув напоследок раскаленным трезубцем.
Упавшие камни догорали, словно угольки костра. Волнистый песок застыл в причудливых формах. Гормогон закрыл пасть, выпустил струйки дыма из ноздрей и плюхнулся на свое брюхо, снова приняв непринужденную позу большой доброй кошки.
У Майкла Увида отнялись ноги. Облизнув пересохшие губы, он осторожно потрогал ладонью слегка обгоревший лоб. Пожар в Торговом Центре на Манхэттене, увиденный однажды им, был просто невинной шалостью по сравнению с выходкой озверевшего Древнего Дракона. Благодаря своему ненасытному языку американец едва не лишился волос на голове и своей шубы. Язык он закрыл зубами на замок и решил, что впредь не будет пускать в начале безумные согласные буквы.
- Ну, что, вернемся к Вечной Крови? – прервал гудящую тишину Гормогон и растянул свою пасть в добродушной улыбке, как ни в чем ни бывало, - Скажи мне, Увид, есть ли на твоем теле какие-нибудь отметины или шрамы?
- Да-да! – очнулся от своих размышлений журналист и послушно засучил правый рукав шубы, - Этот рубец у меня с детства, однажды я упал с крыши довольно неудачно, сломал ногу, а заодно и порвал руку об крюк! – и с этими словами он подставил тыльную сторону руки со шрамом под нос Дракону.
- М-да! – Гормогон фыркал и разглядывал старую рану верхней человечьей конечности с видом знатока, - Что же, весьма внушительная отметина. А теперь подойди к моей крови на песке. Она уже остыла, но еще не высохла. И смажь ею свой рубец. Смелее!
Увид молча сделал все, как сказал ему хозяин пещеры. От шрама не осталось и следа!
В голове и ушах стоял пронзительный мерзкий звон, а в глазах ползали мелкие черные букашки. Видно, Майкл был не таким уж и крепким мужчиной, потому что собственный след он потерял на дне песка, в глубоком обмороке.
Сладкий сон с горьким запахом кружил в голове и внутри сердца, покусывал сосуды, гладил легкие и желудок. В коротком сне Увида не было места ни для страха, ни для воспоминаний. Он плавал в своем бессознании, всхлипывая, как ребенок, слушая раскатистый гул бегущей большой воды.
Американец с усилием разомкнул отяжелевшие веки и еле сообразил, что полулежит, вернее, полусидит верхом на большой чешуйчатой спине, между зелеными щитами-плавниками, прижавшись головой к длинной холодной шее, обхватив ее руками, а повсюду шумит ледяная вода.
- Как спалось тебе, мой друг! – услышал сквозь шум воды Майкл голос Гормогона.
- Оказывается, я спал! - с трудом выговорил Увид, - А где мы находимся?
- Возле Мертвого Водопада! Ты же так хотел его увидеть! Вот, теперь любуйся! Здесь я питаю свою Вечную Кровь.
Увид оторвался от шеи Гормогона и завертел головой по сторонам. Он сидел на Драконе, а Дракон стоял на круглом валуне, который просто висел в пространстве, посредине гигантской пропасти, окруженный темно-красными, словно политыми кровью, скалами, очень высокими и острыми, как клыки самого хозяина пещеры. В скалах зияли длинные, извилистые трещины, из которых бурными потоками, сворачивающимися в спирали и кольца, с бешеной скоростью вниз падала кристально-прозрачная вода. Она с гулким грохотом ныряла в бездонную пропасть, образуя широкие воронки, которые поднимались к валуну, словно гудящие трубы, обдавая ледяными брызгами лапы и грудь Гормогона, и исчезали навсегда на невидимом дне. А новые потоки водопада вырывались из трещин, гудели, выли, закручивались и падали в бесконечность. И так продолжалось беспрерывно. Струи меняли цвета, словно радуга, от прозрачно-розового до голубого. И огромный камень-валун висел в центре пропасти, не имея ни основания, ни опоры.
- Это место священное и тайное, так же, как и моя пещера! – разрезал своим спокойным голосом шум Мертвого Водопада Гормогон, - Ты единственный человек на Земле, исключая хранителей и одного древнего пророка, кто воочию увидел Мертвый Водопад! Можешь потешить свое самолюбие!
- Мне грустно, Почтенный Гормогон! – крикнул в ответ Увид, стараясь преодолеть водяной гул, - Эта вода могла бы излечить многих больных людей, а получается, что водопад закрыт для простых смертных. К чему тогда его энергия?
- Эта вода пришла с неба и замкнулась в этих скалах. Эта вода есть энергия раскаявшихся душ умерших. Поэтому она и чиста, как слеза младенца, и мертва! Человек не может прийти сюда просто так, как бы он ни старался, потому что нет на свете того, кто бы воистину смог преодолеть черту настоящего раскаяния при жизни!
- А как же люди, посвятившие себя Богу, святые и мученики? Они приняли на себя всю тяжесть греха человеческого! Они же чисты! – Майкл кричал в ушную раковину Дракона, которая пряталась за чешуей возле ребристого рога, свернутая перламутровой улиткой.
- Ты рассуждаешь, будто необученный монах или пастырь неизвестной религии! – громко отвечал Гормогон, потряхивая забрызганной спиной. Ноздри его чесались от капель водопада, и он хотел чихнуть, но передумал и сдержался, представив, как Увид кувыркнется в бездонный водоворот, - Сама жизнь, данная мыслящему существу, уже есть Грех, а Смерть – это чистота, возвращение к первозданности, переход во Вселенную. Смерть шепчет в твое ухо последнее слово любви, а Грех велик своей предсказуемостью. И тот, кто очищает свой Грех добела, тот вечен в своей Смерти. Кто пережевывает свою черную душу с болью и радостью и выплевывает ее в мир, обрызгивая рядом стоящего, тот останется в замкнутом круге собственного маленького грешка и не увидит в Смерти вечность. Он ничего не даст ни своим детям, ни деревьям, которые когда-то посадил, ни небу, ни земле.
- Если ты говоришь, что Жизнь – это уже Грех, то тогда не бывает безгрешных людей, ни одного, да и ты с Грехом в лапах! – упрямо твердил Майкл.
- Я не спорю! – улыбался рогатый мудрец, - Не бывает! Ни одна козявка не сможет переписать свою жизнь заново без усилий и огромного труда! Великий Дух имеет мудрость миллиарда звезд и несет жизнь через всю Вселенную, самое главное он отдает человеку, и это главное Грех!
- Ужас какой! Получается, нас наказывают еще до рождения! Но за что?! Что за садизм такой вселенский?! – Увид вскочил на ноги на спине Гормогона, схватил руками один из его щитов и начал трясти, - Ты можешь мне ответить, зачем тогда жить? Какого черта тогда мы верим в Него, обращаемся к Нему, чтобы Он нас потом окунул в дерьмо, в несчастья и пустую смерть?
- Не смей нести оскорбление, безумец! – гаркнул хозяин пещеры, приподнял свой хвост и шлепнул концом хвоста Увида по шее. Тот охнул, покачнулся и, запрокинув руки, полетел со спины Дракона в бурлящие водяные воронки.
Наверное, это был бы конец безумных путешествий журналиста Нового Нью-йоркского Географического Журнала, если бы не ловкость шеи и головы Мудрейшего Гормогона-Яизу. Американец уже успел хлебнуть по самые легкие обжигающе ледяной воды Мертвого Водопада, когда пасть Дракона с молниеносной быстротой лязгнула зубами в воздухе, погрузилась в мертвое горло воронки, прихватила непутевого Увида за спину и выдернула его из кипящего смертельного холода небытия.
Майкл Увид упал на спину на плывущий в пространстве валун, возле лап своего могучего спасителя. Дракон хвостом перевернул его на живот и тряхнул. Из ноздрей и горла полилась вода. Американец начал кашлять, как больная собака, и приходить в себя. Его лохматая шуба слиплась клочками. Вода текла из рукавов и штанин. Увид приподнялся на коленях и локтях, упершись лбом в твердь валуна, и продолжал кашлять и свистеть бронхами. Потом внутренности успокоились, и заставляли лишь глубоко дышать. Он поднял голову, утер ладонью мокрое лицо и сел. Ползущий по спине холод заставил трястись Увида всем телом. А сверху на него смотрел Гормогон осуждающе и сердито, стараясь спрятать между змеиных глаз ехидную улыбку.
- А ну-ка, закрой глаза и заткни нос, бестолковый человечек! – приказал Дракон.
Майкл с обидой и укоризной поглядел на него и молча подчинился, закрыв пол-лица загорелыми ладонями.
Гормогон наклонил свою голову ко лбу Увида, сомкнул пасть, сложив едва заметные кожистые губы трубочкой, и выдохнул порцию горячего сухого воздуха на журналиста.
- Ну, как, человек, ты согрелся?
- Фу! – Майкл сморщил нос и продолжал сидеть с зажмуренными глазами, - Я чуть не задохнулся! Своим дыханием ты можешь умертвить не то что меня, но и даже кита!
- Ну, знаешь, тебе не угодишь! – буркнул Дракон, отворачивая свою клыкастую морду, - Я зубы только снегом чищу! Ты вообще должен меня благодарить! А то бы сгинул в этом мертвом потоке, как пустая папирусная бумажка, и твое имя сразу было бы забыто! В прочем, я могу повторить твой знаменательный акробатический прыжок!
- Нет-нет! Не надо! – и Увид замахал руками, - Прости! Наверное, я, действительно, болван неотесанный!
- На болванов я не обижаюсь! – Гормогон довольно крякнул и захрустел костями. Он соединил свои лопатки в одну линию, вытянул шею до предела и затряс спиной. Плавники медленно заколыхались на его хребте, чешуя захрустела со страшным каким-то металлическим скрежетом, и воздух взмыли два гигантских перепончатых крыла, похожие на дьявольский веер, - Сейчас, мой друг Увид, мы с тобой немного полетаем! – загадочно проворковал Дракон, поглядывая в сторону одуревшего и онемевшего от потока феерий и чудес американца.
- К-как, полетаем?!
- Очень высоко! Садись ко мне на спину, крепко хватайся, прижимайся всем телом и прячь уши и глаза в шубе! Думаю, что твоя глупость и твое неверие растворяться в небе!
С этими словами Гормогон подогнул лапы, слегка приседая, как большой сахарский верблюд. Майкл с явной неохотой залез к нему на спину и вцепился в семи четырьмя своими конечностями в чешую, которая стала медленно нагреваться.
- Хочу предупредить, что с детства не переношу высоту!
- Мне это мало волнует! И ты не переживай! – проревел Дракон, размахивая с сильным свистом крыльями.
Валун под тушей Дракона качался как сумасшедший, вода грохотала. Увид задержал дыхание, уткнувшись лицом в плавники Гормогона. В ушах стоял гул водопада и свист фантастических крыльев. Через мгновение Гормогон с бешеной скоростью взмыл над невидимыми кровавыми скалами. На несколько минут Увид абсолютно оглох и ослеп, а кровь била виски с такой силой, что казалось, вот-вот они лопнут, и мозги потекут под шубу. Дракон поднимался все выше и нырял в потоках густого воздуха, настраиваясь на легкую волну. Он мощно размахивал своими страшными крыльями, пересекая воздушные тропы, вытягивал шею вместе с рогатой головой по направлению лунного ветра, раздувал ноздри, рычал и щурился. Все его четыре лапы были подобраны под брюхо, словно шасси трехсалонного лайнера. Потомок племени Гянэву сделал большой круг над хребтом Лхотзе и полетел в сторону Джомолунгмы, закрывая все видимое пространство перепонками огромных крыльев.
Увид приоткрыл левый глаз и ослабил хватку оцепеневших пальцев. Он медленно оторвал голову от чешуйчатой спины Гормогона и, преодолевая тошнотворный ужас высоты, с неимоверным усилием посмотрел вниз. Курчавые волосы на его голове выпрямились в струны и стояли дыбом, то ли от холода и ветра, то ли от страха. Но, увидев проносившиеся под Драконом Гималаи, отсвечивающие белоснежными вершинами, ползущие хрустальные ледники, фиолетовые склоны и мелькающие загадочные гигантские тени, американец даже присвистнул от восхищения. Картина гармонии и счастья, страха и красоты простиралась под его ногами. И снова была горная ночь: луна разбрызгивала лимонный свет на острые склоны, серебрила глубокие бархатные снега и подсвечивала лысые камни скал и перевалов.
Увид поднял голову вверх и посмотрел в небо. Он определил почти все созвездия зодиака, даже смог соединить их в линии. Он нашел свое созвездие и узнал его. В черно-синем гималайском небе бежал, перепрыгивая через галактики твердолобый, упрямый и гордый ОВЕН с широкими винтовыми рогами, закрученными в душе человека. И это был он!
Тучные седые облака прятали высочайшую вершину Земли Эверест. Майклу стало легче дышать, и глаза, умытые жгучими слезами, высохли. Он вертел занемевшей шеей по всем сторонам горизонта, держал свое сердце осторожно, чтобы оно не остановилось от потрясения и восторга.
Гормогон больше не размахивал крыльями и парил в небесной сфере как космический челнок. Хотя шея Дракона была вытянута далеко вперед, человек сидящий на его спине, слышал каждое его слово.
- Ты больше не боишься? – гудел Гормогон.
Майкл замотал головой.
- Теперь ты понимаешь, зачем человеку дан ГРЕХ?!
- Да, понимаю, теперь я все понимаю! Я должен сделать шаг и посмотреть на свои ступни. Я должен сказать слово и сам узнать последнюю букву. Я должен поднять руку и согреть ладонь!
- Ты состарился Увид! – многозначительно произнес Дракон, - Тебе не понадобится Вечная Кровь, и ты не захочешь украсть ее!
- Гормогон, Гормогон! – кричал во все горло американец, пытаясь преодолеть свист ветра, - Я увидел себя в небе! Я увидел себя! Так, как видишь ты!
- Не спеши из этого мира! Лучше слушай ветер и его гласные, питайся ими и молчи в небе, смотри везде и всюду и тогда, может быть, ты прочтешь Слово Великого Духа!
Майкл закрыл рот ладонью и кивнул сам себе. Он готов был полностью повиноваться Гормогону, лишь бы не пропустить ничего главного.
Горы уменьшались и исчезали в темноте, мигая изредка белыми вершинами. Внизу начала вытягиваться большим квадратом неведомая мерцающая долина, вскоре и она осталась далеко за горизонтом и сменилась красным отсветом бегущих сухих волн.
Глядя вниз, Увид молча и вопросительно поднял брови.
- Эта пустыня Гоби! – ворвался шепот Дракона в его мысленный вопрос, - Это мать Гималайских гор, мать хранителей Радужных Ворот! Хочешь спросить про главного из хранителей, который поразил твое воображение?
- Хочу! – мысленно прошептал Увид.
- Он человек-дракон, последний из племени Гянэву! Он мой брат. И в его жилах течет Вечная Кровь. Но человеком ему больше не быть! Следующая жизнь принесет ему тело и душу Дракона! Он могуч, мудр и спокоен как тысяча ночей. О тебе он знает все или почти все! Он заманивал тебя буквами через листы, видя в тебе стремление. И делал он это три года подряд. Ты читал, а он слушал тебя! Спал твоими снами и посылал мне каждую ночь знак.
- Но почему я, а не, к примеру, Папа Римский? – закричал Увид в спину Гормогону.
- Священник умирает, став священником! Он запирает свою истину и живет чужими думами, он злится на природу и вымещает злобу на пришедших к нему. Он осеняет себя созвездием Креста и прячет руки в рукавах. Он плачет перед мертвыми лицами и смеется в живые лица. Я не люблю священников и их тайные войны еще со времен рыцарских эпох.
- Но я слишком ничтожен и мал своим духом и умом! – ответил на это Увид, - О себе я знаю лишь одно, что не совру даже врагу. Это меня так часто подводило!
- Твоя правдивость граничит с глупостью! – улыбался в звездах Гормогон, - Она меня и подкупила. Не терзай себя ненужными вопросами, все они теперь не имеют никакого смысла! Нельзя быть слишком умным или слишком глупым – это опасно для Души!
Увид гнал свой взгляд навстречу ветру. Ему было так хорошо и спокойно, что даже становилось не по себе.
- Ты продолжаешь копаться в себе, как навозный жук! – доносился в ушах Майкла свист Гормогона, - Держись крепче, мы скоро сядем в Океан! Тебе понравится! Надеюсь, ты умеешь плавать?
- В какой океан? – удивленно спросил американец, - В Индийский или в Тихий?
- В какой хочешь? – смеялся Дракон, - Мне все равно!
- Мне тоже?
- Ты умеешь быть самим собой! – крикнул Гормогон и нырнул в густую молочную облачность.
Облака накрыли их, словно ватное одеяло. Было тепло и сыро, пахло озоном и тропическим дождем с соленым морским привкусом. Увид ловил влажность ртом и вдыхал полной грудью дух Индийского Океана, и при этом ничего не видел вокруг. Везде плыли вязкие, тяжелые облака. Гормогон фыркал и поминутно чихал.
- Не люблю я эту облачность! – ворчал он, тяжело взмахивая своими гигантскими крыльями, - Моя Вечная Кровь начинает стынуть в этом воздушном болоте!
Сверкающие металлические молнии пронзали гущу облаков и ударялись в тело Гормогона. Увид старался прижиматься как можно ближе к его спине. Но Дракон отражал эти молнии своим чешуйчатым панцирем с легкостью фокусника. Чешуи переливались всеми цветами радуги и потрескивали. Каждый раз, когда какая-нибудь извилистая молния выстреливала в плавники или спину Яизу, журналист округлял от восхищения и удивления свои серые глаза.
Наконец, спустя некоторое время, они начали плавно снижаться, выскальзывая из влажной и теплой туманности.
Океан открылся стремительно и внезапно, феерически сверкая в лунном свете. Огромная водная поверхность тянулась на тысячи километров и манила своим глубоким, черно-зеленым зеркалом. Миллиарды мерцающих крошечных существ освещали течения Индийского Океана. До слуха Увида доносился размеренный, спокойный голос волн. Сверху хорошо были видны косяки невиданных рыб, стремительно несущихся под Луной. Мимо проплывали коралловые атоллы и острова со светящимися огоньками цивилизации.
Гормогон продолжал плавно и медленно спускаться. Окончательно приблизившись к морской поверхности, он задел крыльями волны и крикнул своему спутнику:
- Набери полные легкие воздуха, нам придется нырнуть, и держись крепче!
Увид втянул грудную клетку в себя, надул щеки и вцепился мертвой хваткой в шею Дракона. Не успел он зажмурить глаза, как большое и тяжелое тело Гормогона рассекло изумрудную гладь и с шумом погрузилось в соленую морскую воду, продолжая опускаться ко дну.
Эта странная пара человека и чудовища распугала огромный косяк зеркальных угрей, несущихся в Атлантику. Ночные акулы панически разлетались в стороны, прячась в гуще бурых волос водорослей. Крылья Гормогона бултыхались в слое воды и задевали черные кораллы, доставляя неприятные ощущения своему хозяину. Выпустив порцию крупных пузырей из носа, Дракон сложил крылья веером и прижал их к бокам. Увид держался из последних сил, а воздух медленно выползал струйками изо рта и ноздрей.
Гормогон проплыл еще какое-то расстояние под водой со скоростью торпеды и начал подниматься на поверхность. Наконец они вынырнули в бескрайние просторы лунной ночи и морского горизонта.
В отблесках молочно-желтой Луны на поверхности Индийского океана виднелись силуэты огромной туши с вытянутой длинной змеиной шеей, увенчанной крупной рогатой головой, и человека, сидевшего между плавниками на хребте чудовища, обхватившего руками поднятые согнутые колени. Так они медленно плыли, теплые течения обнимали их тела, и каждый нес в себе свою думу. Ночь грела их густым, мягким мраком, протягивала лунную дорогу на их морском пути.
Дракон скользил по воде с наслаждением и ленивой негой. Увид же сидел на его спине и смотрел в глубокое азиатское небо, читал звезды по слогам с потрясением, умиротворением и бесконечным счастьем за пазухой.
Вдруг Майкл вздрогнул и услышал пронзительный громкий свист, пересекающийся с трубными звуками, похожими на крики тысячи журавлей. Рядом с Драконом, под его брюхом и за его хвостом, вокруг и всюду замелькали огромные горбатые тени, заколыхались, забурлили волны, выбрасывая в воздух фонтаны соленых брызг. Человек закрутился на месте и спустил ноги, упираясь руками в бока Гормогона.
- Не бойся! – поспешил успокоить Увида его могучий спутник, - Это всего лишь киты! Они приветствуют нас, они знают меня и моих братьев многие тысячи лет!
- Боже мой! Боже мой! – шептал ошалевший от подобного зрелища американец, - Киты, они почти как люди! Они говорят с нами, я слышу их голоса.
- Они тебя тоже прекрасно слышат! И так как ты со мной, они никогда не тронут тебя! – отвечал Гормогон, его глаза горели оранжевым огнем, - Хотя и держат на людей большую обиду. А ведь они совершеннее человека и древнее. Они ваши родственники!
- Не может быть! – выкрикнул журналист, - Этого не может быть ни по теории Дарвина, ни по божьему закону!
- Ха-ха-ха! – Дракон запрокинул в ночь рогатую голову, а рядом плыли киты и трубили своими легкими, - Как ты наивен, мой дорогой человек! Это великое племя Орков, мудрейших и воинственных. Древние евреи называли их Левиафанами и считали, что Великий Дух наказал их за гордыню и строптивость, обратив в морских чудовищ, и разрешил людям преследовать их. Но все было совсем не так. Орки, счастливые, могучие и красивые противостояли Империи Нонов, сдерживали их ярость и жажду наживы. Они были стражами Великой Страны Черного Золота, которую мудрецы называют Гиперборея. Вот, кем они были. Гиперборейцы не устояли от соблазна вести войны с Нонами, и их постигла та же страшная участь. Спасшиеся ушли в пустыни Африки, а Орков Великий Дух пощадил и оставил навечно для них открытыми ворота Океанов. Раз в сто лет я обращаю к ним свои глаза и уши, и мы встречаем друг друга. Что скажешь, Увид?
- Мне нечего ответить! – будто во сне промолвил Майкл, - Я узнал такие тайны Земли, из которых мне даже слово произнести больно!
- Они согласны с тобой! – крикнул Гормогон, выдернув из морской пучины переднюю лапу и махнув ею в сторону мелькающих на горизонте горбов и могучих парусных хвостов.
Увид запустил свои пальцы в кудрявую шевелюру и хорошенько взъерошил ее. Он улыбался, и ему хотелось голосить на весь океан о том, как он счастлив.
- Эй, Увид! Ты не обезумишь случайно от полученных знаний? – заботливо поинтересовался Дракон, развернув свою шею в сторону человека и настороженно вглядываясь в его сияющее лицо.
- Я и так уже безумный, и от этого никуда не деться! – смеялся в ответ американец.
- Наверное, стоит тебя еще разок охладить! – беззлобно проворчал Дракон, приоткрыл сверкающую пасть, схватил Увида за шиворот, сдернул его со своей спины и швырнул в океан.
Майкл, не ожидавший такого подвоха, тут же камнем пошел ко дну. Но вовремя спохватился и начал изо всей силы барахтать руками и ногами, расшвыривая густые водоросли. Гормогон же хмыкнул и запустил свою голову в воду, словно большой чешуйчатый гусь и следил за дергающимся Увидом под водой. Тот, очевидно, уже привык к выходкам своего фантастического покровителя, успокоил свои сокращающиеся мышцы и нырнул глубже, к подводным коралловым колониям, чтобы прикоснуться к морским деревьям руками. Среди зарослей актиний и причудливых форм диковинных растений прятались разноцветные сонные рыбы, большие и маленькие, плоские, треугольные и круглые. Красные и желтые звезды, освещаемые мерцанием ночного планктона, медленно ползали вдоль подводного рифа. Мимо прошмыгнула разбуженная большая каракатица, подняв многочисленными щупальцами тучу песка.
Увид никогда не плавал под водой. За свои тридцать пять лет он успел посидеть за штурвалом самолета, попрыгать с парашютом над пустыней Аризоны, раскатать горную трассу в канадских Кордильерах, даже побывать на африканской войне и африканском сафари, но ни разу не подумал об этом сказочном, восхитительном удовольствии, потому что всегда еще с детства панически боялся воды. Его гибкое, мускулистое тело легко и непринужденно кружилось в потоке вечно-соленой крови Земли. Даже лохматая шуба, почти истершаяся за время необыкновенного путешествия, не мешала ему чувствовать себя кем-то вроде дельфина. Он не ощущал тяжести давления и нехватки кислорода. Было просто хорошо и тихо, легко в душе и чисто в мозгах. Быть может, подобное состояние и приближало по-настоящему к встрече со Смертью, и тогда Майкл подумал, что умереть однажды будет совсем не страшно, каких бы усилий это ни стоило. Его старая болезнь сосудов, так долго мучившая с молодых лет, облизнула в последний раз родное тело шершавым языком и выползла через ноги, полностью растворившись в трубах морского органа.
Вот она другая планета, другое измерение, другая жизнь! Он кружил, нырял и взмывал вверх, будто танцевал. И это было танго Индийского Океана.
Какая-то тварь вылупила на него свои глаза-перескопы, помахивая раздвоенным хвостом и медленно приблизилась. Увид не видел ее да и не хотел видеть. Однако знакомая мощная лапа сгребла человека вместе с водорослями и отломавшимися кораллами в охапку и грубо вытолкнула на поверхность. Майкл кувыркался на воде, выплевывая водоросли и песок, и яростно вращал глазами. Потом он ухватился руками за бок Гормогона и с трудом вскарабкался на его спину.
- Скажи мне, Почтенный Яизу-Гормогон! Почему ты постоянно стараешься отправить меня раньше времени на тот свет? – зло и язвительно задал вопрос Увид, стряхивая воду с волос.
- Еще немного, и тебя бы скушали и без моего старания! – фыркнул в ответ Дракон, сердито попыхивая ноздрями.
- Кто?! Кто может меня съесть рядом с тобой?
- Я не Всевидящее Око! И вообще, ты мне уже надоел! Нам пора возвращаться! И если будешь возмущаться, человек, я тебя оставлю здесь. У тебя будет предостаточно времени пообщаться с китами!
- Прости, прости, Гормогон! Я понял, что Смерть бывает разная!
- О ней я расскажу тебе позже! Смотри на звезды, мы взлетаем! – рявкнул Гормогон и расправил крылья.

Если спать все время на левом боку, то во сне можно увидеть свою болезнь. А если лечь на живот и положить голову на землю или в траву, то Смерть услышит твое имя и предупредит заранее о своем приходе. Такие странные, но вполне естественные мысли приходили к Увиду, пока он дремал на спине парящего в небе Дракона. Какие глаза у Смерти? Черные, красные, желтые, а, может, у нее вообще нет глаз? И в каком созвездии она теряет свою косу, когда дышит жизнью Земли?
«Смерть любит черные дыры и никогда не печалится о том, что проводит в них слишком много времени, которое протекает через нее!» Это были мысленные слова Гормогона, пришедшие в дреме к Майклу.
« У Смерти есть глаза! Только эти глаза всего лишь глухие ветры в бескрайней космической пустыне. И когда они встречаются взглядом с глазами Великого Духа на Млечном Пути, то заранее просят прощения за жадность своей хозяйки.
Смерть и Великий Дух едины и неразделимы, они как две половины яблока: одна из них румяная и спелая, истекающая соком жизни, другая – высохшая, слегка подгнившая и сморщенная. И когда мертвая половина высыхает окончательно, то спелая доля наливается и зреет еще больше и быстрее! Смерть и Великий Дух соединяются друг с другом и противостоят друг другу из мира в мир, из года в год, как «Да» и «Нет». Это вечная и древнейшая БЕСКОНЕЧНОСТЬ! Ни добра, ни зла, одна лишь БЕСКОНЕЧНОСТЬ!»
Увид спал, обняв шею Гормогона, и плакал в своем чистом и долгом сне. Он не слышал своего сердца, а видел сквозь пелену сонного дурмана, как в его венах и артериях течет Вечная Кровь. Ее река разрастается своими протоками и густотой в его теле, подбрасывает сладко-соленую волну на язык и шепчет о Смерти.
Человек спит между плавников огромного мудрого чудовища, которое легко и плавно летит в лунном небе. Человек обнимает его за бугристую, чешуйчатую шею как родную мать. Человек любит Дракона всей душой, не успев полюбить себя, и тоскует о нем во сне как о самом близком существе на свете. Ему снится рыжая женщина и не рожденные дети. Он плачет и раскаивается, слезы стекают по бледному и замершему лицу за ворот смешной лохматой шубы. Человеку снится его ГРЕХ, и он уже совершенно точно знает, как преодолеть его. Он прощает самого себя и читает в звездах единственной СЛОВО Великого Духа. В нем нет ни одной согласной буквы, его невозможно написать! Но человек знает, он все знает, и его курчавые волосы становятся совсем седыми.

Когда-то в глубине веков великий завоеватель Чингиз-Хан путем умнейшего коварства похитил сосуд с Вечной Кровью у хранителей, дабы сделать себя всесильным и непобедимым. Он познал сладко-горький вкус, завоевывая мир, и прожил долгие годы, так и не узнав истинного предназначения и не предугадав, что потомки его, не менее великие, были обречены заранее на поражения и быструю смерть через торжество и победы.
Сосуд исчез навсегда, во времени, но след его до сих пор призраком и легендами возникает во разных уголках планеты Земля.

************

Мансу ждал Майкла Увида и в звездах, и в дневном светиле. Он расчесывал лохматую шерсть больших горячих яков и рисовал знаки на снегу. Ему никто не мешал. Он ничего не ел и почти не пил. И однажды, когда Солнце залило ущелье рыжим жарким светом, настоятель Храма Радужных Ворот подошел к нему и тихо произнес:
- Ты должен знать, что возвращение всегда опаснее и труднее, чем уход на край Земли! Твоя душа, Мансу, не слышит твоего ума!
- Надеюсь, что твой брат не съест его! – пробормотал Мансу в спину удаляющемуся настоятелю.
Вершины гор затягивались вязким туманом, созвездия менялись местами, а Луна плакала вслед уходящему Солнцу. Мансу спал на тростниковых циновках рядом с остальными монахами, набросив на свои узкие плечи пиджак Майкла Увида.
В назначенный час Мансу надел на себя теплую меховую куртку, повесил круг Дракона на шею, нарисовал последний знак на стене храма желтым чаем и отправился встречать журналиста.
Преодолев пространство с легкостью, но и с волнением, он вышел к Долине Тысячи Теней и увидел на другой стороне несуществующего перевала фигурку мужчины в лохматой, потертой шубе, с блестящими в сумрачном свете седыми волосами. Рядом с ним возвышалась, уносясь в небо, струящаяся огромная тень с крыльями, длинной шеей и рогатой головой. Тень колыхалась в неподвижном воздухе, а мужчина махал Мансу рукой. Монах подпрыгнул от радости и нетерпения и в ответ тоже замахал вытянутыми вперед ладонями. Тень Великого Гормогона исчезла за голубыми скалами.
Майкл Увид вернулся в Храм Радужных Ворот и пробыл там еще неделю. Всю неделю он не проронил ни единого слова. Рядом с ним всегда была теплая белозубая улыбка Мансу и глубокий, пронзительный взгляд настоятеля.

Прошел ровно год. Родился мальчик с кудрявыми рыжими волосами, крупный, здоровый малыш, пришедший в этот мир с широкой улыбкой на розовых губах.
Американский журналист-обозреватель Нью-йоркского Нового Географического Журнала сидел в своем загородном доме из оранжевого кирпича, курил тонкую непальскую трубку и печатал статью о пользе путешествий по Гималаям. Его рыжеволосая жена Кэрол кормила грудью сына в саду, в гамаке под грушевыми деревьями. Тихий, ласковый полдень разливался бирюзовым июльским небом. В сад зашел служащий почтовой службы DHL и передал Кэрол большой крафт-пакет, усеянный печатями.
Майкл Увид оторвался от клавиш ноутбука и напряг свой слух. Он услышал бархатистый голос своей супруги и улыбнулся.
- Милый! Тебе письмо с того света!

Великий, Мудрейший и Непостижимый ДРАКОН спит долгим сном в своей пещере и просыпается тогда, когда нужно поменять старую жизнь на новую. Ему нет никакого дела до мира, бушующего снаружи, до человечества, несущегося в добровольной гонке к гибели. Лишь одного единственного человека, только одного он вспоминает в пророческих снах. И этот маленький, но сильный человек рождает огненную улыбку в пасти ДРАКОНА. И пока дышит Мудрейший, пока живут Хранители Радужных Ворот, незаметно верша судьбу Земли, люди будут бежать к своей гибели по кругу.
А маленький человек с хорошим именем будет пытаться делать шаг и смотреть на свои ступни, будет говорить слово и узнавать последнюю букву, будет протягивать ближнему руку и греть своим сердцем ладонь. Он будет любить жену и будет растить сына. И так будет всегда, пока горят вечные звезды и звучат слова «Да» и НЕТ».