Он думал - она цвела.
Их разделение не стиралось, когда закрываешь глаза и трогаешь их
Мир! Ты расстилаешься перед нами широкой рекой и смываешь нас в море тел и плоти – ты - такая вот спелая живая ткань, переливающаяся через казнь существованья. Микробы желаний замыкаются и возвращаются к тебе.
Ты ищешь К чему бы прикоснуться в себе. Но как ощутить бестелесность, и чтобы она еще отозвалась и даже произнесла мое имя
…и я бы услышал его
…. и я бы пошла за ними навсегда, путник аутичного мира.

А она. т. е. он плели кружева #!~————— t #——
и волны бежали за ними во след, который не знал- что их уже нет.

-Ты уже видел, что вселенная опустела, что красота переселилась в сознанье? Какие там красивые цветы! А как они эротичны! Приковывают меня к себе, льнут, порхают, а у меня пламенеют руки и льются от сладострастья. Но я не коснусь их своим желаньем.
Но как же приковывают он и меня своими эротическими цепями!

Осознание неживой материи - эротичное прикосновение к окнам и дверям.

Что прекраснее девственного леса, который не посещал даже взгляд.
Он бесполый, раз никого не соблазнил, не вызвал желание войти.
Сладкий яд -воздух утраченного утра пробуждает во мне мое тело. Я выхожу в сад и слышу крик кожи и натыкаюсь на Жака Ваше - он повторяет отрешенно:
-Только смертных украшает красный цвет. Я выбираю жестокость, наблюдая через стекла иллюминаторов те же лица - сбежавшие волны. О, прекрасное из страстей – забвенье! Простота древних лун -ты таинство для наших глаз, пропитанных общими местами.
Его память была засажена древо- видными воспоминаниями.
О, бедный Жак, он видел в мире только себя и Бога и Бог ему мешал. А сейчас он хочет знать, чем же он стал с тех пор как умер. OH же забыл, что внешний мир есть, потому что его создают желанья и что верность предполагает наличие прекраснейшей души, которая у нас отсутствует и возникает только в присутствие полицейских. Но Жак явился не для того, чтобы занимать какой-нибудь номер, даже если это номер пятьдесят третий, а чтобы попросить:
-Расскажи мне, как это с нами произошло .

Мой рассказ
Сознание непонятно. Я не знаю, жива я или мертва. Основа нашего существования-предчувствия - я не существую. К нам вместо законов приходят желанья. Человек - это Бог, который еще не встретил самого себя. Он в дороге. К себе он придет, когда перестанет существовать.
Коды любви в нашем теле, коды желанья. Любая вещь одинакова. Во мне много раздавленных страстей. Они, как колючие проволоки связывают мои органы изнутри, мои страсти к девственному лесу, к цветам моего мозга , воображаемым мною телам. Я могу касаться тебя раз мы в одной комнате, если никто не хочет остановить меня, потому что.. она была прекрасна среди похожих друг на друга вещей.
Греза-это свобода.
Я одновременно нахожусь в нескольких мирах: в человеческом саду, в девственном лесу, в оранжерее моего сознанья. Грызет •мою душу безумный туман. Бедная рыбка, я не знаю, что существую, счастливая.
Конец.

А если бы мы были среди холода.
Непридуманно.
Странно.
Замерзшими кобылицами Пляшет тьма. Снежное жало томно, изысканно, прикасается, въедается, кричит:
-Нет соблазна в телах для меня- Нет. Я всегда там, где я есть, где много меня , где больно.
Они спали. На траве. В поле. Потому это был день. Они прятались от света в себе. От ночи. Так как любили ночь и хотели, чтобы прежде она касалась их тела. Прежде, чем увидеть.
В них было много полов, которым нельзя было давать названия, иначе появлялось много соблазнов.
Неназванных вещей не существует, но они зовут нас, они хотят наших имен.
Люди многолики, потому что становятся предметами в конце концов .

Но слабые цветы очаровывают нас больше других. Такие же как мы. Те же мечты о справедливости и милосердии. То же желание любви.
Вот летит к цветку пчела, принося поцелуй от неведомого возлюбленного. В нем очарование зла.

Магнификат.
Стройный и тонкий юноша шел, завороженный пустотой девственного леса. Он покинул душные стены города и странствовал, чтобы забыть каменные мостовые и расколотое на острова небо. За воротами города, он услышал, как ветер поманил его за собой
3десь только небеса- подумал мальчик- совсем рядом. Там за лесом они соединяются с землей и я смогу коснуться их рукой, моих единственных возлюбленных (о влюбленные всегда ищут прикосновений).
Взошел на гору и огляделся, чтобы увидеть уже исчезнувшее из его взгляда. Так ему казалось. Приютивший его лес, кроткий и прозрачный перед солнцем молчал и безмолвие удивило мальчика.
-В чем обличье ты странствуешь , мальчик мой- спросила его сосна .
У этих деревьев есть сердце. И это мое сердце - подумал он -Я путник мгновенья.
И сосны окликали его
- Жак, Жак.
-

Как прекрасен шепот воды
Они спустились в бездну бессознательного и не вернулись оттуда.
Там он узнал, что вещи двулики. Одно лицо -прекрасное - они. показывают нам, другое - Богу. И она шла в направлении бога и оттуда смотрела на вещи и тогда увидела их второе лицо.
-Боже, как они ужасны, как оно несчастно.

Красота существует для того, чтобы мы не погибли от истины.
Чтобы обворожить нас, околдовать, сбить с ног, заставить нас грезить о ней.
Ибо греза - это свобода. Грезы сделали нас бессмертными.

-Боже, что я натворила, я только что убила какого-то читателя.

Мы вошли во внутренний мир и встретились с невозможным. С тем, к чему он направлялся, что показывал, как единственное бытие. Еще там души прятались во мгле. Они были чем-то принадлежащим нашим рукам, глазам и созвездьям. Словно из пространства только один выход-время. А время-это исчезновенье.

Я не ждала от тебя смешанных с луной надежд на темноту, созвучия волос твоих и стен, любовь , летящую к нелюбви, в
неясном шорохе луны. Я лишь смотрела-смотрел и видела, что ты любил-любила пожирать зеленый цвет бесформенных
вещей, истекающих в мгновенья.
О, истекающие вещи, они ищут нас, чтобы найти и презирать. Я же в них влюблен. Если бы не взгляд, избегающий двух
стражников и захватывающий стулья. Вот две тени. Они внезапны. Не слепые. Ослепленные соблазном тел.
Так просто не бояться, что их блеск сожжет и мысли и тела.
Взглянули на мир и сознание наполнилось желтой кобылицей .
Прошлое не умирай, дай на тебя наглядеться.
Там царствует девочка в черных ботинках. В хрустальном бокале невольно таяла заря.

Они ушли, не зная, что никто их не заметил.
- какое прекрасное горе, что мы одни. И таем.

А за лесом раскинулся сад. Пустой.
Однажды там поселился одинокий король Жак.
Он хотел слиться с деревьями, воплотиться в корни и листья, упасть на
землю в облике травы, чтобы вместо пальцев цвели цветы.
А кто-то крал его минуты и дни. Тащил их в свою нору. Часть продавал. Из другой творил свое бессмертие.
Вы догадались, кто это был? А мир создавали желанья.

-Дайте мне время, время лететь и падать, время звучать-молчать.
До чего же мы довели наше бедную землю, она у нас вертится и вертится - кричал Жак и пел о том, что земля- это небо и море.

Рана одиночества беззвучна. Мысли приходят от других, выползают из-под стола, увешанного объедками вздохов, журчат, пробуждая мозговую рань, жадно ловят воспоминанья, бредущие в голове другого, где они в нем теплятся и зазывают.
Небо казалось. Уставшим от онанизма.

Как счастливы все, кто не говорил с королем.

Краткое изложение основных идей текста
-как прекрасен шепот воды
-шизоанализ-это анализ n-(множества) полов в нас
-мужчины не умеют летать.

Литература

М.Метерлинк. Разум цветов.
Ж.Делез,Ф.Гваттари. Капитализм и шизофрения.
О.Казанская.Иллюзия пола

.

И...

Он умер и забыл нас всех.
Страшно в этом аду любить. Холодные капли дождя разбивают землю на части.
Осколки ветра путаются в ветвях.
Неизмерима эта тоска. И память наша хранит созерцанья - неизбежной красоты
воспоминанья. Теперь он блуждает среди своих мыслей.

"Это здесь," - сказала И , протянула руку к дверному кольцу и застыла. Молчанье длилось -
была зима.
Неизменно откроется дверь и мы войдем, двигаясь на цыпочках, застанем И спящей в
сумрачно-гнетущем пространстве, раскроем окна и холод поползет по ее телу, отгоняя тени,
коснется губ.

... Она проснулась рано и увидела томящуюся в клетке птицу.
Окна были распахнуты и в них устремлялись наваждения . Целый мир.
Верно, что земля - старый безмозглый шар, плещущийся в океане покоя, и звон страстей его
не усмирит.
В окне, в свирепых звуках ветра металось дерево, а он уносил его одеянья - безвольные
листья.

" Зачем тебе они, эти лохмотья?" - спросила И, вглядываясь в происходящее со смутным,
отчаянным страхом. Верьте мне, звезды.

Молчаливо тащилось по улице безмолвие, потерянное среди криков.
И вышла на черную, прозрачную дорогу, проложенную в памяти, и пошла по ней, путаясь в словах.
Еле видимая в тумане, она споткнулась о чью-то тень.
И лежала на дороге, измученная вьюгой. Сначала она посмотрела на звезды, на их стройные
холодные лучи, застрявшие в пелене неба, потом закрыла глаза, погружаясь в ощущение темноты,
мрака и предшествующего этому небытия.

Там не летели птицы ветра - синекрылые солнечные блики усталости. Грянет полдневное солнце,
обливая деревья жалостью, и скроет все времена в одиноком взгляде.
"Какая жалость," - сказала И, протягивая разделенную тенью руку в пространство. Оно не коснулось
ее ни мыслью, ни взглядом, ни страстью, скромное пространство, скроенное из предметов.

Он умер и забыл нас всех. Сладостно в раю идти вдоль небытия, а муки парят вне видений жизни.
Тонкокрылый Бог странствует и он - его тело.
Вся наша любовь остается на земле. Здесь пустота и молчанье и птицы смерти веют в пространствах земли и небесю
Он умер и забыл, где же его небо.

Жалобно плескалось повторенье в окнах и бокалах, наполненных тишиной. Жалобно пели стеклянные птицы, когда И проснулась среди
утра и послала свою мольбу богине сна.
Она входила в упавшую во времени ночь.
" Что он хотел сказать, если его лицо было страшно и холодно, он, получивший от жизни рану смерти?" - думала И, - "Как он
хотел сказать незрячей богине, вкладывая слова в уста?"
Жалобно падали сны в облака безвременья, ясную пропасть несли в хрупких возгласах небытия.
Как жаль, что солнце вместило пол-мира. Холодно мне, оставшейся. И не вынесла блужданья, и проснулась.
Длинные коридоры вели в предназначенную для смерти пустоту. Они извивались в полупрозначных видениях и снова путались в воспоминаниях.
Они как дороги мести рассеивались в туманных обликах и снова таяли, разделяясь на части в волшебных словах, стоящего за невидимым углом человека.
И испугалась его проклятий, и проснулась.

Здесь я столкнулась опять с собой ... И сонным взором видела пространство - затворница всегда, всегда затворник горизонта, всегда натыкаешься на себя.
Я - это мир, рассеяна и бледна, придаваясь вещам и пыльным комнатам, принося себя в холодный стол излишествами взгляда, уставшая от преображений.

Снова черная дорога во мне и летящий над ней ангел как сумрак, тихий и больной, шедший и упавший. Немного тоски, смешанной с усталостью от пережевывания времени; разбросанные скорлупки мгновений и затвердевшая душа прокрадываются в комнату из прошлого и где-то в воспоминаньях - он - сонный, босой.
Вглядываешься в небеса: ты сейчас тоже там - сонный, босой.
Как это - два времени в одной точке? - сложное смешенье, что избегает изображения в словах и доступно видениям внутреннего мира.

Зло неизмеримо больше, чем жизнь двух бабочек - тебя и меня - бескрылых созданий, облетевших тьму, но между нами всесильная стена стонов и желаний облечься в другие тела.
Почему ты умер во время снов, когда ветер пел свои злые песни? Чем мне измерять нашу разлуку - окончанием твоего присутствия и ненавистью стен, навечно лишенных твоего взора?
Лист плененного постоянством дерева коснулся меня хладно и жутко, пытаясь вторить твоим прикосновениям.
Любовь, зачем ты душишь нас... сладостно... среди мерзлых камней... ненавистью...

И вернулась в жуткое время его смерти, и наткнулась на себя - белую статую на постаменте памяти и грез. Платье ее развевалось, как живое, и тонуло в слезах. Стройный ряд звуков плясал и звнел ожерельями дней - наших тел.
Вот мой покой, обретенный внезапно из твоего сердца в исчезающем замке времени, очерченном днями. И только рдеющие капли страданий, вплетенные в них, повисают.

И споткнулась о распластанную в облаках темноту, и уронила печаль с гибких рук, стряхнув ее и забыв. Что-то живое забилось в ней - память.
Гора, безмерная как мысль - шаг в небытие. Сонный король у окна, и он скрыт тенями на границе солнца и тел.
Он шел, касаясь бестелесной рукой необозримого простора воспоминанья.
Жгло его оно, вонзались в него взоры еще не умерших.
И падала, и летела.
И падала, и летела. И ничего не осталось от ее полета.

Тот,кто умер вплетается в звездное тело смерти.
А души? Уходят ли души за ним в бездонную пропасть вечности?
Мертвым жалом нанизывает жалость наши тела. В сомнах ангелов далеко за горизонтом плещутся души, меняя лики. Четверть ада пламенеет, четверть длится. В предвидевших глазах гаснут сердца и возвращаются надежды. Как странный кошмар с позволения легкомысленного Бога повторяются вскрики умчавшегося за пределы видений дня. Как ты ловила его взглядом, прозрачно беспокойной тканью сомнений? Беспредметное существо- время притворно облекается в формы, носит сутану забора и всегда плачущей скамейки.

Он умер, странная песня, прячясь от темноты в моем прозрачном теле.
Я разрываю этот мираж мыслью: в мгновенье вечная загадка, поскольку неуловимость совпадает с отсутствием и присутствием и уходом-неповторимое созвучие.
Кто научился различать мгновенья, живет в вечности, теряясь в них, не существует вообще.

И обернулась, но всегда видишь себя вчера, всегда оборачиваешься к себе.
Жирные пятна горизонта расплываются и видения умирают и взоры смертны.
Бог устало смотрит из черной колесницы. И не оборачивается, когда она удаляясь вдруг поворачивает за угол этого мира.
-Не повторяйся больше, создавший самого себя, и придумавший нас и наши расставания.

Шаг беззвучен, ночи в росе застыли среди травы- так преодолеваются пространства.
И только грезила- шаг- это греза. Смерть им равна.
- Ты заснул, я разбужу тебя, когда умру. Жди моего умиранья, незаметного тленья мира, истекающего в пространство. Жизнь-злобные стоны разрушающейся плоти, мерзнущей и утрачивающей структуру желаний, жидкая смесь смертельных тканей и материй.
И терзалась-мы все боимся будущего, потому что оно отсутствует всегда. Узор страданья еще не соткан.
Тво чувства вплетаются в моря и волны и бури и летящую стаю и увлекают за собой безвольно и беспощадно.

-Жил ли он, раз я жива? в предвечерней мгле бродит ответ.
Солнце мечется в темницах своих ночей и натыкается на сто жал.
Как он был- пропал в несуществующем мире, как я несу розовые одежды, канув в чьих-то глазах, случайно, непреднамеренно.
Встретимся ли мы в исчезновеньях.
Жалость-яд.
- Я ищу разметавшиеся мои образы в опыте случайных прохожих.
И там не ты.
Память сознанья меркнет как солнце, когда танцует твоя тень, когда И просыпается и думает о тебе, ты в ней оживаешь.

Это тайна, что тела покинули нас, что они сонные в предчувствиях обнаженности небес падают. Смерть-это боль, что следует за тонкой нитью взора, вплетаясь в хрупкие члены лилий, существ, увядших в черных просторах, которые лишь отраженье испещренного морщинами лица земли. Ты плачешь, небо, о них.
Я плачу о тебе, моя смерть.

И вот она, прибежище бегущих. и там в ее холодных руках- мертвое тело, где же спасаются чувства от мрака, ты- равнодушная безчувственная бессмертная плоть.
Сотканы уже все страданья и радости.
И умерла и забыла его.

Лик сонного дня не одушевлен. Во времени можно встретить сад с поникшими гроздьями плодов, выглядывающий из-за забора цветок и безответную тишину безголосых кустов и трав.
Почему-то там бродят слабые блики солнца, рассыпаясь по моему разбросанному в стеблях телу и волосам, струящимся словно для того, чтобы хоть капля движенья присутствовала в истомленном зноем дне. Неровное пятно солнца растекалось в моих глазах , как клякса в небесном горизонте. Изломанные моим телом и подрагивающим осязаемым воздухом травы излучали прохладную немощь, соперничающую со страстным солнцем.
Лукаво И возвращалась из мгновений, ощутив плотью расколотое временем пространство и множество дорог для отражений и безвозвратности. Все эти впечатления существовали в теле, прятались в клетках и каплях крови.

Марсель Пруст- лабиринт.
Есть нечто невозможное, что я ищу,- слова, которые ты потерял.

2......
Сонное облако чуть- чуть летящее за мной по краю, по обочине, по очертаниям тела, расколовшегося на блестящие пятна под тяжестью вспорхнувшего облака, спрятанного в снах- особом мире вожделения и одновременности скорби, остановилось и отстало, не желая больше бежать в неизвестность, где обязательно может затеряться в лучах солнца и взгляда, лунного и изнеможденного белой вязью воздуха - когда ты ищешь- он стремится вырваться из ликов, затерянных в пустоте и выйти к твоим глазам ,обнаженным, чтобы ты еще больше не замечала его, ибо он , как сон, существует в названье, не ведая, что лучист и может соперничать с солнцем, но солнце сильнее, ты думаешь, так лучезарней, в длящемся неприкосновенье Луиза рассматривала сонное облака, как бездну, желая созерцать ее, как луну, издалека, не прикасаясь к ней, думая, что воспоминанье -_это боль, приготовила себе бокал вина, чтобы забыть о ней, когда жидкость вдруг заискриться , вдруг разгневавшись, а ты Луиза, залюбуешься и умрешь-, и ты спрашиваешь в ее присутствие, чтобы оправдать себя откровением:
1

осмелишься ль признать в тебе существующее сексуальное желание, о, боже, я оговорилась- существовавшее, а если бы не было дверей, ведь если бы не было дверей, куда бы он входил и выходил, возможно в меня и из меня, но я тоже дверь, скрипучая и старая, особенно коГда вспоминаю о своей казни,
6

что так и замерла, в мутной раме соборного окна, как накипь, бликами повисла на стенах, подсвечниках, и иконах, но мало кто смoжет рассмотреть спрятанное самим солнцем, когда оно приходит, выставляя на показ вещи и людей, а потом вдруг смилостивится, даст краткий миг, чтобы спрятаться, но сейчас же в нем поселятся черви-убийцы, они таятся во всех углах, забирая чужие жизни и отдавая их богу - сатрапы, о них ей страшно думать, она забившись в шкаф, закрывала двери ,ощущала ce6я маленькой девочкой, пытаясь услышать возню мышей, и еще больше испугаться, но кругом была тишина, рассеянная в темноте и незаметная для Луизиных глаз, но маленькими каплями, ползущая по телу, как гусеница, раздражала и побуждала отмахиваться от минут и мигов, ведь тишина-это время, собравшееся в закоулках , чтобы тревожить нaшe тело, когда оно, наполняясь страхом прячется от луны и солнца, сославшись на бессилие, внезапно поселившееся в нем, но это нежелание умирать вместе со временем, особенно когда оно так забавляясь, слепо следуя за тобой и не имея очертаний тени, слепо следует за тобой, как тень, касается твоего тела, ты пугаешься Луиза, прячешься в тишину, но тот, кто не существует, проникает везде и там настигает тебя, ибо негде тебе телесному существу укрыться, утратившему свою свободу, изнеможденному облаку,
которое не любишь, потому что оно мчится, сочетаясь с другими по желанию глаз и теряясь в них, как только взгляд замешкается, и потому Луиза нe устремляет больше свой взор во след бегущим всяким там облакам и сонно задвигает штору, как только они начинают напрашиваться к окнам, иногда
полураскрытым, иногда разбитым случайным лучом неповоротливого солнце-взгляда, смешно стонущего при виде Луизы, словно она его недосягаемая возлюбленная, живущая в тюрьме/ обитель-всегда тюрьма/, куда никому не проникнуть и потому они толпятся у стен, согревая их, но ее тепло тонет в толще камней, так и не достигая их тел заточенных в представлениях ночи о ночи, лишенной собственных глаз, которые указывают на созерцания, погруженные во тьму, где предметы размыты и ходишь уже не в темноте, а среди них- людей-вещей, вне собственных граней, как будто их унесла волна и размыла, скрывая от глаз очертания или предначертанное им нашим взором с тобой, Луиза, любящим не узнавать вещи и их облик, а придумывать его в одночасье вместе с Луизиными снами, которые ей не снились потому что
она запрещала им это непристойное удовольствие совершать
в этой
комнате, где обычное посещение обставлено

5

так
словно ночь
пришла навсегда,
где
ждали только ее и даже
не хотели,
чтобы она уходила на следующее утро, обзывая ее блудницей
только
за
то,

что Бог
предписал ей
странствие,
напрасно,
ибо это возмущало

Луизу больше всего -божьи приказы, но преднаказанное как лабиринт- книга на столе, раскрытая на последней странице и не прочитанная сначала в спешке, лежала уставшим квадратом, оттененным цветом, заглядывающих в окно лилий, лишенных голоса, но не Луизой , а природой, не ее мыслями, а скрытыми в ней лепестками, вымысел царствует в ней, как пристальный взгляд , сужаясь и бросая в окно тень от взгляда и мыслей, завершенных как угол дома, за которым возможно небытие или ручей бьется о берега, как застенки, возвращающие в воспоминанья будущего, где, возможно ,меньше тайн, чем в прошлых днях, которые нам не догнать, потому что удаляются они все быстрее, медленнее и медленнее, да так, что уже настигаешь их и вдруг они убегают из твоих рук, накрывающих их как туманом вожделения, но дни тоже устают и тогда ты все же входишь в них, в прошлые дни- воспоминаньем- усладная жизнь - как притяженье, изощренно тающее от прикосновений и изгоняющее тревогу и тогда чувствуешь вкус утра - притворный, горький, в котором затих Луизин образ, оставленный кем-то на столе, на веранде, а кто-то другой бросил его на пол, уронил его там, но он не разбился, а разлился вдоль плоскости отраженья в окнах, что загораживали вход внутрь тонкой прозрачной тканью,
7

через глаза-шар поглощенья предметов-вещей во вселенной, наполненной вожделением богини, тоскующей у окна, с плотью, украшенной цветами и головой, наполненной мыслями о казни, почти умершею рукой касалась неясных страхов Луизы в тихой ночи с манящим
криком, шедшая по улице, блистая взором, спрятанным в замерших каплях ветра, часто вспоминая ее, и она часто вспоминала/ Луиза/ о своей казни, отчаянно и безлико засыпая во всех углах, согнувшись в каморке под лестницей, избегая звуков, где взгляд наталкивался на стены и израненый возвращался во внутренний мир- глупый странник, запирался там, желая вечного покоя внутри Луизы, которая спрашивала его: зачем? и в ней слова не произносятся напрасно, но она не знает, что везде, где происходит сочленение звуков- музыка- может быть днем - они же слышимы, не правда ли Александр,- она заметила этого уже давно умершего ребенка у себя на коленях, но уже состарившегося сразу же, как только она. произнесла его имя- и прежде чем она обернулась к горящей лампе, а потом лениво понесла глаза к нему обратно-
он исчез, оставив ощущение тяжести на ногах. Она опечалилась- запретное чувство- нельзя о нем говорить и произносить его. Посетовала, что время быстрее взгляда, что нельзя жить одинаково ,.ведь Луиза мечтала умереть много раз в своей жизни и много раз в чужой, все же невозможное рядом кружиться, отдаляясь и вместе с ним и ты- она задувает ущемленный пальчик, скрываешь его во мгле, да, Луиза? Где холоднее, скребешься им во тьму, когда вдруг за спиной, пока ты спишь и не видишь, расцветают цветы и кто-то целует их, а кто-то проходит мимо, занюхавшись и оторопев от увиденной сонной Луизы, забыв взгляд рядом с ее телом и натыкаясь без него на стулья, которые кто-то разбросал в кустах, в лесу и даже в поле на Луизином платье и дальше и дальше и все дальше,наконец скрывшись и, натыкаясь, уходит, гремя длиннополой шляпой о деревья , как криком совы, отчего она повернулась на другой бок, а он снова оказался за ее спиной этот звук, вдруг замолчавший и разбудивший Луизу невольным шагом.... и ушел и не хотел, чтобы кто-то подумал о ней, которая снова ничего не захочет помимо слов, упавших на траву, и образов, вспорхнувших с предметов в ленивую желтизну , которая тоже мерещится, падает за днями так и не забыв столпотворения , структурированного на кончике языка
раздражением рецепторов- этими манипулирующими чувствами органами желания и показывающими, что этот день не перейти ни завтра , ни вчера, когда шел дождь Луиза заблудилась на плоской ладони среди тканей руки, провалилась
в линию судьбы и шастала в этой колее до утра,
пока окончательно
8

не ушел вчерашний' день и ни пришел Александр к себе домой и не
вернулся больше в ее мысли, где она была одна, если не считать
того, что она обводила свои часы карандашом, отчего они прорисовывались
и раскрашивали ее существование замысловатым узором, сцепляющим
памятью скользкие мысли , соскальзывающие в желанъя, а затем в действия,
превращающие формы в предметы, внезапно падали вместе со взглядом
в узкую полоску горизонта и она вдруг
почувствовала присутствие
3

себя самой в этом саду среди испуганных скамеек, она так роилась....,
и когда вдруг увидела, какая она, испугалась, не узнала себя, сказала,
Боже, я мужчина, какая ужасная . с пенисом, с этой мерзостью, зачем
он мне- так страшно с ним, спасите, не хочу, но опомнилась: это
же не я- мелькнула в ней мысль-это же я, Луиза метнулась от себя
и побежала за собой, она и она неслись по саду, топча тени деревьев
и размышляли: а если я настигну себя, что будет!\ужас\, что будет, а если я настигну меня, то будет то, о чем я мечтаю, вдруг Луиза остановилась: почему я 6erу за собой- и в нее тонкими потоками влилось сексуальное желание, Луиза обернулась и пошла к себе.
4
Испугалось я, метнулось в кусты, спряталось за дерево, задрожало: Боже, что ей нужно?

Марсель встал из-за стола, задул свечу,. Бормоча что-то, нащупал кровать , уже в темноте снял плащ, промокший от росы, о котором он уже забыл, пытаясь прочесть чье-то имя на конверте, от испуга утратив зренье, все повторял:
Что нужно? Что? Снова зажег свечу, поднес конверт, рассматривая, но бумага запылала и пламя поглотило имя вместе с напрасными потугами Марселя.
Он лег на кровать, не раздеваясь, чтобы , не дай бог, кто-то не увидел его тела.
Однополого.

Секс и другие тайные игры

-Ты хотел бы воскресить кого-нибудь из них? Отвечай сразу.
Вот ты сразу и не ответил.
Она поднесла палец к губам и умерла.
Курт Воннегут "Колыбель для кошки"

Альма Веринга- девочка, которая любит меня. Мы познакомились в Швеции в Стокгольмском университете. Профессор Брайд-самый известный теоретик сексуальных отношений, устраивал там свои летние семинары по философии пола. Я попала туда благодаря Саре Даллас-возлюбленной моей второй натуры.
Я - бисексуалка.
Моя голубка- так я называла ее в минуту высшей нежности, когда растирала ее холодные ноги.
Сара мерзла в России.

Мы поссорились из-за Александра. Она не могла принять, что я люблю его также, как ее.
-Пойми, во мне два влечения: к мужчинам и женщинам - и они равны.
-А если бы было три пола, четыре, пять, я должна бы делить тебя с пятью существами?
Она всегда преувеличивала, чтобы пробиться к моему сердцу.
-С тобой никто так не поступал? Ты не знаешь, как это мучительно знать, что ты в объятиях другого, того, к кому испытываешь самое малое отвращение?
По правде сказать, я не понимала эти муки. Измены вообще не входили в поле моего зрения. Я не только не замечала их, но получала от них удовольствие. Когда представляла, что Александр целует другую женщину, желание захватывало меня с огромной силой.
Несчастные мы уроды экономической любви, пленники продолжения рода. и узколобой патриархатности.
Сара, что я в себе истребляла с беспощадностью - это ревность- страсть дикарей. Гомо экономикус хочет иметь в своем распоряжении и тела? Ну, мужчины мерзко присваивают женщин, чтобы кто-то им рожал детей. А ты? Ты думаешь любовь- зависимость от одного тела? Но я люблю тогда, когда во мне есть возможность любить кого-то еще. Поэтому я выбрала два пола.
Луна бесконечна и она может быть с тобой, если ты сможешь смириться с ее холодностью.
Забудь, что я двулична, с двумя сущностями, и примирись с невозможностью быть единственной в толпе. Тебе нужен мой взгляд? Или ты хочешь, чтобы я прикасалась к тебе, не касаясь другого тела?
Спрашивая, приходишь в углы-тупики, в которых также безнадежно сходятся пространства.

Игра № I: Сара Даллас. Однополая любовь.

Я гуляла весь день, не замечая усталость, вдоль красиво увядающей аллеи. Почему время опавших листьев называют застыванием, в то время как многообразие красок поселяется среди внезапно умолкнувшей мостовой? Затишье вызвало поток моих мыслей о происходящем, т.е. осени. Не люблю этот сезон, потому что потом Сара будет уезжать от меня в один и тот же день- 25 октября.
Превозмогая отвращение к вечным вещам и поэтам, вспомнила Пушкина. Какое-то зловещее число для нас троих! Последний раз мы провожали Сару вдвоем с Александром, что еще больше увеличивало сходство между нами.
Она ничего не знала обо мне в момент первой встречи и ее любовь не начиналась с первого взгляда.
Случайное столкновение на пустой набережной…
Моя привычка знакомиться с одинокими фигурами планеты...
Стоило мне увидеть бредущую по земному шару Сару, как я...
Что же соблазнило меня? Наверное, ее желтое платье, сливающееся с листьями. Природа, с которой она гармонировала до ослепления глаз. Я могла бы любить пейзаж, что было безумием, но я влюбилась в Сару, как часть его, и она, принужденная, обреченно понесла эту кару- мою страсть, раздвоенную, но постоянную и вечную, как память моего тела, забыв обо мне, забывая каждый день.

Сара прошла мимо, что было напрасно. Но сделав несколько шагов, обернулась одновременно со мной. И улыбнулась.
-Здравствуй - закутала нижную часть лица в листья.
И почему -то молчала.
-Хочешь? - протянула букет.
-Нет, у меня есть - я чертила взглядом вокруг.
Был великолепный солнечный день, ее желтое платье затмевало солнце, вызывая мимолетный вопрос: откуда она.
-Как тебя зовут?- похоже я буду молчать, отвечая на ее вопросы.
-Мона- мне не хотелось знать имя моей любви.
-Мона? Ты же русская.
Я кивала.
-Мона? Может ты Матрена?
-Почему?
-Потому что это имя производит впечатление.
-Хочешь? я буду называть тебя так? Или уже привыкла к своему имени?
Я ответила рассеянно, следуя своей философии.
Сара задумалась, разрывая лист на части и маленькими кусочками разбрасывала вокруг себя.
-Будем петь?
Нет, она не будет трогать меня и спрашивать: какая ты?
Мы будем петь, танцевать, а затем расстанемся… Если бы не одно обстоятельство- она и я принадлежали к одному кругу и наша вторая встреча была неизбежна. Поэтому завтра мы случайно встретились в университете, на лестнице и не узнали друг друга.
Она подумала: девушка, похожая на Мону, а я: девушка, похожая на Сару.
Но кто-то упорно принуждал нас покориться моим желаниям.
Зачем тогда я пошла в университет, когда у меня каникулы?
Потому что там была Сара.
Но она не была покорной , мне должен кто-то помочь .
Этот кто-то уже выпил свою чашку кофе и тоже приехал в университет, но не мог понять, зачем он сделал это.
Профессор Игорь Лукин поднимался по лестнице и увидев меня , крикнул:
-Мона, я хочу вас попросить об одолжении, позвоните мне сегодня. Ты уже уходишь?
Его манера переходить от ты к вы и обратно раздражала меня пять лет.
Затем он поднял глаза и увидел Сару.
-О!
Это все, что я услышала и инерция движения отделила меня от них.

Не знаю, что произошло потом. Но когда, я пришла к профессору вечером, то нашла там Сару. Она сидела в кресле, увиденная мною в открытую дверь и улыбалась. Игорь радостно прыгал вокруг.
-Представь себе, Мона приходит только на первый и последний семинар , эффект края... память лучше запечатляет первое и последнее.
Сара снисходительно спрашивала.
-У Моны плохо с памятью?
Он смеялся
-Ну нет же. Так, считает она,преподаватель лучше ее запомнит и можно будет пропускать остальные занятия. Ленится.
Сара вдруг разозлилась. Он мешал ей. Он был eй не нужен сейчас, когда
она хотела быть со мной.
Она поднялась и встала между нами.
-Это правда, что ты англичанка?
-Наполовину.
-А я подумала, откуда это имя? Отец?
-Нет, мать, в честь отца. Она его любила.
-Кто же их разлучил?
-Любовь.
Это был диалог без взглядов и вздохов. Сара изо всех сил старалась оставаться холодной, так приказывало измучившее ее самолюбие.
Меня в университете знал каждый, потому что я была англичанка и любимая студентка профессора. К своей славе я не приложила ни капли усилия.
Мой отец-модельер, чье имя мало известно в России. Он создает костюмы для элитарных театров. Вряд ли кто-то из университетской публики знал его. Кроме Сары.
-Пол Касански твой отец?
-Почему? Я же Куинджи
-Но ты же и Касански. Вот.
На обложке журнала лицо отца казалось разлитым. Сейчас он не был так
красив , как всегда.
Беспокойство выдавало меня, но я не призналась.
Надпись на обложке не определяла мироощущение моего отца. Театр, костюм - все эти слова связаны с притворством, он же никогда не играл.
-А у меня нет родителей- сказала Сара - Очень одиноко.
-У меня тоже - я любила лгать- он не мой отец.
-Ладно, но вы похожи.
Чтобы найти какое-то сходство между нами, нужно превратиться в нас.
Наше родство никак не проявлялось внешне, нас связывали нити
человека и его отраженья, с условием, если считать их противоположностями. Отец жил подлинно, я- воображала. Он достиг всего в реальности, его реальность была такой, какой он хотел ее видеть, моя- придумана и отстранена. Ибо я жила в будущем. Мир отца осязаем и ощутим, мои творение - мысли и образы-иллюзорны.
Я была отражением в этой паре - неподлинным и хрупким. Его любовь ко мне измерялась той недостачей, которую он в себе чувствовал.
-Ты не знаешь, какое наказание исполнение и воплощение. Сладостно видеть лицо своих желаний, но как тяжело их утрачивать, когда они становятся формами.
-Папа, я измучена мечтами и фантазиями. Они длятся долго, долго, не выпуская из когтей призрачности.
-Но также навязчивы и воплощения: они превращают и превращают в объекты.
Пока я странствовала в воспоминаниях, Сара выжидала. Вероятно, обнаружив в моем молчании призрак лжи, надеялась, что я признаюсь. Больше всего мне не хотелось быть искренней с ней. Она не была той женщиной, перед которой открываешься, потому что Сара была мужчиной для меня. Привыкшая к зверским законам гетеросексуальной любви, я переносила их на себе подобную, что может быть было жестокостью в отношении этой чужестранки. Но все больше и больше я влюблялась в Сару и все больше отчуждалась от нее.
Она смотрела.
-Чем же мы похожи с этим человеком? - спросила я, стараясь быть удивленой, что вообщем-то было не трудно.
- Я уловила связь между вами. Когда люди имеют отношение друг к другу, это заметно. Увидев фотографию, сразу подумала - отец Моны. Почему так подумала? Не знаю , дорогая.
Она произнесла последние слова с чувством, которое пробуждалось в ее теле, но еще не достигло сознания.
Но сейчас это произойдет.
Я подняла глаза, помутневшие от нежности.
Вот она внезапно протянутая ласка! Как милостыня, разрывает плоть, как острый луч!
Невольно потянулась, завороженная желанием и коснулась ее рукой. Наши взгляды
проникали друг в друга, окутывая бессилием. И терялись границы плоти в них.
Она касалась меня кончиками пальцем, но наши руки и тела плыли друг к другу.

-Девочки,- услышала я пробуждающий голос профессора,- у вас еще будет время побыть вместе. Завтра я улетаю в Швецию.
Внезапная мысль пронзила меня: Сара живет здесь?! Как мы принуждаемся к любви, как она готовит нам плен , заранее и изощренно, спутывая людей, посылая их друг к другу.
В этих комнатах я бываю каждый день. Трудно избежать встречи, но она произошла вне неизбежности и показалась случайной. А где же свобода?
Свобода-сама любовь.

Хотелось уйти, мысли душили меня.
Игорь, не выпуская пальто из рук :
-Останься.
Просьбы, похожие на мольбу, вернули меня в комнату, к Саре , стоявшей у окна
и спиной наблюдавшей за моим несостоявшимся уходом.
-Я был уверен, что ты согласишься. Сара хочет жить в России. Это каприз. Тебе здесь интересно , девочка моя?

Игра номер 2. Игорь Лукин: внешнее восприятие.

Я была истощена желанием услышать ее голос и потому задала вопрос, обидевший Игоря, но остановивший его:
-Почему он называет тебя девочкой?
Сара подняла удивленные глаза.
-Так пусть он и ответит.
Игорь молчал ошеломленный тем, что я сделала его объектом суждения в его присутствии.
-Ну, давай, -вдруг он влился в нашу игру,- прошу тебя, меня здесь нет... прошу тебя. Хочу быть осужденным.
Сара долго не решалась, потом заговорила растерянно
-Ну, если просишь. Но берегись!Он близкий друг моего отчима. Любит меня, как дочь. Кого же еще ему любить,- она остервенела,- одинокий человек.
Где она набралась этого хлама? Мы привыкли оскорблять друг друга одиночеством, но кто-то же знает, какая это роскошь.
Профессор получив первый удар, с трудом поднимая глаза от тоски, наполнившей его, начал говорить сбивчиво и медленно.
-Нет, не извиняйся,- остановил расскаянье Сары,- ничего, я же сам попросил. Человек любит из-за одиночества. Не смейся, Мона. Когда тебе будет 50, ты поймешь Ты влюбляешься, потому что это требует тело, надо мной тела уже не повелевают.
-Ерунда, Игорь- я впервые назвала его так в его присутствии,- пол не старится.
-.. И желание совокупления,- включилась Сара,- краткое мгновенье соединения , мы ищем его... Страсть, преодолевающую запреты, сопротивление тел, отталкивание, обстоятельства.
-Новое поколение слишком эротично, с моей точки зрения,....- возразил профессор, наливая чай.
Сара прервала и свои мысли и речь Игоря
-Вам было больно?
-Да , внешнее восприятие ранит. Оно не соответствует твоему собственному. Суждение всегда осуждение.
-Не нужно ран,- стояла я перед ним, стараясь поддержать его в тяжелый момент.
Игорь прервал меня.
-Нет Мона, не нужно оправданий. Продолжим. Что обо мне думают студенты?
Сара ерзала на стуле. Разговор был неприличен с самого начала. И не понятен для приехавшей в страну, где каждый должен быть таким, каким его считают другие. Сара ерзала и ерзала. Вскочила и почти закричала
-Профессор, все, что я произнесла , глупость.
Он весь сжался. Я чувствовала, как ему было страшно. Он боялся, что Сара снова заговорит и назовет то, от чего он скрывался, как от приговора, от чего он отказался сознательно и что в действительности означало его неудачу. Угадает ли Сара его боль, которая есть у каждого, крах, который есть у каждого? И у моего отца, воплотившего свои желания, кроме тех, на которые он был меньше всего способен. Именно они создают наше тайное, но всесильное я, увлеченное невозможным и недоступным для себя. Этот отказ в пользу наиболее реального. Этот единственный выбор, обрекающий на одиночество, выбор быть каким-то определенным .
Наше я , оно существует до тех пор пока становится, пока исполняется. Мучительно иметь один образ, когда есть большая жажда -быть всем.
Я выигрывала среди них, предаваясь Фантазиям: там в мире воображающего духа возможно все.
Созвучие между Сарой и мной, возникшее в первые минуты встречи,привело к совпадению мыслей. Сара отвернулась от окна, которое помогало ей в момент длящееся 5 минут паузы, и произнесла униженно и робко.
-Вы хотите, чтобы я нашла твое утраченное желание?
Игорь не хотел этого. Его руки задрожали, он поставил на стол чашку
чая и откинулся к спинке стула.
-Нет
Он колебался. Утраченное желание? Он забыл о нем или оно не уместилось
в его жизни. Он бежал от него сейчас.
-Нет ,- повторил
-Нет?- спросила вновь униженно Сара.
Трудно понять, почему она не меняет интонацию. Повторение усиливало
волнение Игоря. Мог решиться, я видела это, но словно опомнилась".
-Нет.
Я начала считать это нет с помощью косточек от вишен.
-Да.
То, что я сказала, было неожиданным для меня самой.
-Что ,да ?- они спросили одновременно.
-Да, да, да и да. Давайте терзать друг друга тайными желаниями. И вышла из комнаты, как будто ничего другого не могла. Сара последовала за мной. Растерянность, с которой она помогала мне одеть пальто, мешала выбежать из этого дома, где собрались люди и вступили в игру. Профессор , объевшийся славы . Сара, попавшая в пустыню, где на нее даже не показывали пальцем, настолько она была неизвестна. Она хотела жить в городе незнакомых людей, глотая их равнодушные взгляды. И я , спокойно пребывающая в своем внутреннем мире, прикрываясь славой, созданной моим отцом и профессором.
Что могли мы сказать ему, а он нам?
Только молчать.
Игорь больше не просил.
Другой ничего не знает о тех, кто рядом с ним.

Я вышла на улицу, не простившись, потому что хотела вернуться. Раз-
говор отягощал, да и манила холодная темнота улиц.
Мысли мешали видеть происходящее вокруг- дождь и слякоть.
Утомленное сознание бросало ленивые взгляды на мостовую, превозмогая
усталость.
Вернусь через час . Времени достаточно, чтобы остыть от захватившего
меня желания разрушить равновесие лжи, которое Сара пыталась разорвать
не из ненависти к Игорю, а из благодарности. Если бы я не остановила
ее, я промолчавшая в ответ на его мольбу, ибо не настолько любила
профессора, чтобы ранить.
Когда я вернулась после ночной прогулки, они уже спали. На столе ожидало надкушенное яблоко. Легла в кровать не раздеваясь. Давно мечтала уснуть в чужой постели, беспризорно. Ночью мне привиделась Сара, бежала за мной и спрашивала
-Ты замечала некоторое сходство между Игорем и твоим отцом. Они оба
называют нас девочками.
Такое слияние ее и меня в нас, утешило меня и я проснулась так рано, что
было поздно идти на вокзал, потому что профессор уже уехал, а проснулась
я от прикосновения Сары.
Она стояла передо мной совсем обнаженная и смотрела.
Я ощутила легкое кружение мыслей, лишенных смысла, и фраз, начинающихся
от "оденься"," где Игорь"," вы что уже уехали и "долго ли я спала?
В комнате, кроме Сары, присутствовала тишина, поэтому для приближения
к достоверности я могла произнести"тихо", но вместо этого, я отвернулась
и промолвила невнятно
-Тебе нужно выспаться, обнаженная дева
Она легла рядом, прижалась ко мне свое голое тело к платью и одеялу, отрешенно обвила руками, как веревками, такие они были голодные и бесчувственные . Или она не вложила в свои жесты ничего, кроме усталости или утратила дар воспринимать? Кто-то из нас лгал.
Сара моя любимая женщина. А свои ощущения от секса я выразила так.
-Мне чего -то недостает.
-Пениса,- ответила Сара,- ты привыкла что в тебя что-то вставляют.

Игра номер 3: Александр: гетеросексуальность.
"Твой пенис-это мол пенис - он у нас один на двоих"
Фаллические мысли

Александр наивен: считает себя вещью. Его страхи, что язавладею
им, его квартирой, машиной- другой недвижимости он не имел ничего
не поделаешь, он был жертвой экономических отношений, а о существовании
других отношений он не знал, ну еще может быть сексуальных, но очень
смутно, да и не отношение это ,а акты, парализовывали чувства и превращали его
в мертвое тело. Я трахалась со стенкой.
Еще он боялся , что я выйду за него замуж,(паранойя) что было смешно, ибо я считала
замужество последней стадией безумия.
Он узнал об отсутствии исторически предполагаемых намерений и обиделся.
Проснулось мужское самолюбие и вскричало: как, ты не будешь принуждать меня
к женитьбе, но это делают все женщины?
как? как? как?.
Фу!!!!!!!!
Мужское самолюбие плохо пахнет.
Александр давал мне возможность почувствовать унижение, на котором обычно строится воспитание девочки и которое потом ловко превращается в желание близости с мужчиной.
Но зачем мне он, если есть Сара?
Может его жаждет один мой орган?
Capа присутствовала в отношениях с Александром, как знак равенства между двумя телами, для сравнения совпадений и различий и того, как оно воплощается в нареканиях, молчаниях, в немом укоре, присутствующем в глазах Александра и восторгах Сариных прикосновении. Они так неразрыно были связаны, что когда Сара покинула меня, я бросила Александра.
Наша игра называлась : мы никогда не будем вместе больше одной ночи. Но время незаметно сделало нас пленниками друг друга. Мое тело рассыпалось, когда заканчивалась ночь. И его тело. Но никто из нас не осмелился сказать: останься.
Игра-это святое.
Мое тело давало мне знать как сильно я хочу этого чужого, непонятного и отчужденного, то чего хочешь всегда.
Потому что он был со мной один миг, а остальное время-жизнь, я была без него.
Вот она любовь-жаркое, жалкое причитание о мгновеньях- время, которое ловит тебя, хватает как бесприютную и ненужную вещь, ненасытную.
И Сара ушла от меня и мое тело, когда я оставила Александра.

Я прятала его от Сары долго два дня. Молчала. И вдруг нечаянно произнесла:
-Не знаю, какая моя часть тела любит тебя…

Но она не дала мне договорить.
-У тебя есть мужчина? Тогда к чему такие вопросы? Ты не умеешь не говорить
о своих чувствах? Они разрывают тебя? Да?
Скажи мне, если я буду страдать, ты будешь страдать вместе со мной?
Ты будешь смотреть в окна и ждать тебя, будешь метаться по комнатам
вместе со мной, от ревности к тебе?
Я знала, что нет. Зачем ты сообщаешь мне о своей измене?
Я роптала .
-Но это не измена, дорогая. Я люблю вас обоих.
-Ты двулична?
-Нет двупола
Прекрасно, я ответила так, что Сара не сможет мне возразить.
-Прекрасно,- повторила мою мысль,- но больше ты не прикоснешься ко мне .
Рушилась моя любовь, становилась однобокой и несовершенной.
-Ты думаешь я хочу уйти от тебя?
Я еще пыталась.
-Да
-Это не так, поверь.
Сара не верила, судорожно сжимая спинку стула, окаменевшая, стояла
-Прости,- я бросилась к ее рукам.
-Не знаю, как еще можно изранить.
-Но почему тебе больно? Ты думаешь любовь-это штрих, через который
обозначается твое существование? У тебя у самой нет уверенности
в своем бытие? Сара!
Я обняла ее плечи и прижалась к ним щекой.
-Сара. Не страдай, прошу тебя.
-Не могу,-ответила, пытаясь освободиться из назойливых рук.
Не хочу.
Вырвалась и словно бы ушла. В другую комнату. Так и не объяснив, почему
любовь тщестлавна. Только к одной. Так она сильнее.

Игра номер 4. Пол Касански: инцест.

Я приехала к отцу из Стокгольма, чтобы отдохнуть. Напряженнее занятия и дискуссии, длящиеся до вечера, встречи, прогулки и развлечения утомили. На столько, что позвонив отцу, попросила отвезти меня за город, где ни один человек не мог явиться перед моими очами.
-У тебя кризис?,- спросил он встревоженно
-Нет, но... спасай меня.
Отец встматривался в мое лицо, пытаясь отгадать, что же произошло.
Односложные ответы усиливали его любопытство.
-Это любовь?
-Да, но любовь ко мне
-Что?
-Он желал меня безумно и испуганно и принуждал отвечать ему . И я забыла о своих желаниях. Что я поняла , папа! Память, опыт отгораживает нас от возлюбленных, от подлинных, тех, кто любит нас.

Отец единственный из всех существующих, кто выходил из своего внутреннего мира, чтобы погрузиться в мой и чувствовать вместе со мной.
-Что такое любовь? Жажда? Спасение от своей индивидуальности?

Он приезжал ко мне каждый день. Обычно очень поздно. Для философских бесед, длительных прогулок по парку, аллеи которого уводили в густые заросли, куда одна я боялась ходить, подчиняясь дикому страхy, доставшемуся мне от моих предков неардентальцев. Он избавлял меня и от ночного одиночества.
Сейчас я лежала в постели и читала книгу о странных снах графини, которая в действительности, как я узнала позже, живет по соседству.
Отец вошел тихо.
Я ждала его.
Засыпать, спать и просыпаться одной в большом и пустом доме было жутко.
-Ты забыла запереть дверь.
Он стоял с большой кипой книг, заказанных мною еще позавчера.
Здесь, где на расстоянии 20 километров никто не живет, остаться с распахнутой дверью, означало напугать себя смертельно. Но это взбудоражило меня.
-Ты можешь завтра не приезжать?
Отец удивился.
-А как же ночь? Не испугаешься?
-Я хочу бояться.
Пожал плечами.
-Немного безумно. Ты часто меняешь свои желанья.
-Что ж...
Он лег на кровать в белом халате. Его красивые ноги почти касались моих. Соблазн несмело теплился в нем. Отец взял мою стопу.

- Какая холодная! Лягушенок.
Сел передо мной и поднес ее ко рту.
Мысль соблазнить моего отца пришла ко мне из глубины сознанья, открытого Фрейдом.
Он держал мою ногу у губ и смотрел мне в глаза и его взгляд ни на одно мгновенье не созкальзнул с намеченном траектории.
Мысль соблазнить отца увлекала своей необычностью, пока не превратилась в желанье. Но ничто не могло поколебать в моем отце моего отца.
-Разденься , я разогрею твое тело- попросил он.
Я держалась подальше от удивления, от подозрений, чтобы не обольщаться напрасными мыслями, уверенная, что отец не позволит себе заняться сексом со своей дочерью, хотя в мыслях, в душе, где-то в безвестном пространстве, где парят одни души, он много раз делал это, не совершал никакого греха: души не имеют отцов, матерей и детей, только тела придумали такую глупость, как производить друг друга.
И все же сейчас природа пренебрегла запретами и притяжение, существующее даже между предметами- сила неживой природы пробудилась в нас- желание присутствия, слияние поверхностей.
Мы прижались друг другу .
Через кожу в нас устремлялось тепло, через кожу втекали мысли.
Я заснула в безятежности, которую дарил мне отец.
Сейчас, когда мы были близки и защищали друг друга от набегов мира, от страхов, от будущего - смерти.
Успокоение.
Наше тело было бы свободным , если бы не сознание, захваченное страстями, куда врывается внешний мир, Но не он страшен, а мысли о нем.

Покой? Что это? Суть живого бояться и тревожиться.
Но я знала его. У меня есть отец, который не опасен, как у других девочек.
Но покой-мгновенье.
-Папа, а животные тоже бояться смерти?
-Они бояться, быть съеденными. Их тела переходят друг в друга, встраиваются в клетки себе подобных, а наши превращаются в неживую материю .Что страшнее?
-Если бы кто-то услышал нас, подумал, что мы защищаем каннибализм.
Пол вышел из комнаты и вернулся с бокалами кока-колы
-Я правильно сделал, что принес тебе воды?
Что будешь есть сегодня?
- Не беспокойся. Придет садовник и поможет мне собрать землянику.
Не хотелось забивать голову мыслями о еде.
-Тогда едим к графине.

Игра номер 5. Графиня Саския: перевоплощение.

Графиня жила в обычном замке, ничем не отличившихся от других, увиденных мною во сне и в кино - стар, меланхоличен, немного напуган. Но парк, красивый и томный, погружал в неведомый соблазн, словно припасенный для меня и ни для кого другого не осмеливающийся открыть тайны. Кино и сон соединялись в моем сознание, как что-то одинаково и невообразимо заманивающее.
Спросила: ты когда-нибудь была в таких домах.
Конечно нет.
Отец заговорил.
- У этих людей- особая кровь. Мы не обременяем себя предками, графиня же часть своего рода.
Я жадно оглядывала необычный пейзаж.
Отец что-то показывал своими словами, то, над чем он бился и что не могло
исчезнуть по его повелению. Потому в слова много отчаянья.
Хотелось успокоить его, но прозвучало осуждение.
- Папа, это ложь, которой нас награждает совместное существование. Так ты, разве кто-то , кроме мужчины. Разве можешь ты вырваться из предназначенного в момент рождения.
Я заставляла его признаться и поэтому он оставил мои слова без слов. Сейчас он начнет врать и лгать, что он только отец, а я дочь.
Но это не так.
Как мне надоело молчанье. Безмолвная, тихая аллея, так и не расслышавшая наши шаги, вдруг сделала мне знак, словно утверждая справедливость моих чувств.
- Я люблю тебя
Он вздрогнул.
Но ничто не могло поколебать в моем отце моего отца.
-Я тебя тоже .
Ответил серьезно.
Наши чувства разошлись.
Подумала: не лги, ты любишь меня.
Мы вошли в холл и он открыл окно, словно здесь не хватало воздуха, повернулся и не смог посмотреть мне в глаза.
У него не было меня, единственное , чего у него не было и он чувствовал себя проклятым, потому что женщина, которую он любил , его дочь.
Я отвернулась, наблюдая, замечая только движение его рук
-Ты обманул меня?
Он посмотрел вопросительно.
-Ты солгал, что графиня часть рода, она твоя часть, недостающая, женская?
Пол не ответил, сдвинул брови , рассматривая пустоту окна, вдали принимающую облик горы и вспыхнувшего ярким пламенем солнца.

Я первая заметила графиню. Она давно присутствовала в комнате, но не слышала последних слов, я их произнесла тихо и мстительно. Опустить глаза, сделать вид, что ее нет, чтобы услышать его ответ и чтобы она услышала его. Но графиня уже плыла ко мне, почувствовав, как я подла
-Пол, ваша дочь скорее моя, ни капли сходства и изнурительно юна.
Мне хотелось противоречить ей, как Саре, ее уверенным утверждениям.
- Я- Линда.
Произнесла.
Отец сделал растерянный шаг вперед и взяв графиню за руку, поплыл вместе
с ней ко мне
-Мона капризна, Саския, сегодня у нее дурное настроение. Она попросила Линду поехать со мной, чтобы не разочаровать тебя.
Он говорил с таким почтением и согласно правилам, что мне стало противно. Но раз он принял мою игру, я простила ему некоторую нежность, которая прорывалась через ритуал и обволакивала графиню смутным чувственным туманом.
-Вероятно, вы очень близки, раз Мона доверила тебе своего отца .
В середине фразы она обернулась ко мне. Похоже, она не отличала нас, раздвоенных друг от друга, подозревая игру .
-Вчера звонил .Жак. Скоро приедет.- И предупредив вопрос Пола
- Он знает, что вы здесь.
- Мона, мой сад прекрасен? Он еще свободен от аллегорий.
Я молчала.
Саския рассматривала меня, надеясь найти слабый призрак Моны.
-Ах, да, не могу привыкнуть. Ты так внезапно заменила девочку. А подарок, что приготовила для нее,. придется принять тебе.
Показала рукой.
-Здесь.

Отец пропустил меня вперед, я остановилась на мгновенье...Наши тела были рядом, слишком близко для двух незнакомых людей.
-Пол, тебе недостает Моны?
Это был вопрос и утверждение. Первый для отца, второе для меня .Графиня не хотела вступать со мной в соперничество и говорила, что мне никогда не переиграть Мону, что истинная моя соперница Мона, а не она.
Понимание приходит после де йствий.
Не послушала я Саскии и все, что происходило между мной, то есть Линдой и отцом, было сексом, я же и он хотели любви отца и дочери. Инцеста? Нет. Вливание тел друг
в друга, подчинению зову наибольшего приближения- совокупления.
Графиня ждала, а мы стояли в дверях и не могли вырваться из мгновенья, когда наши тела соединились.
И не было сил.
Но я уже была Линдой, от Моны у меня осталось только тело, а Линда не любила Пола, так как его дочь Мона.
Итак, я вступила не в ту игру и отстранилась первая. Будучи собой мне не иметь моего отца, будучи Линдой-своей любви.
Прошло много лет или несколько секунд, вопрос графини показался древним.
А она вела нас через множество комнат к огромной двери, открыв которую мы оказались на веранде. Там, на столе, окруженная солнечными бликами лежала книга, в черном бархатном переплете. Запомнила, рука Саскии была в кольцах, та, которую она положила на черную ткань. Еще луч блеснул среди ее пальцев.
-Вот , последняя
На первой странице над названьем царила надпись : Моне.
Я молчала.
Игра затеяна не для нее, а для нас с отцом.
-Линда, ты еще долго будешь в Лондоне?
Пожала плечами.
-Может быть неделю.
-Тогда ты увидешь Жака Диркеса.
Она хотела произвести впечатление этим именем и у нее получилась.
Увидеть Диркеса, который скрывался от людей - это была награда. Спросила
-Как же он играет на сцене?
-Одевает маску
-Он что уродлив?
И не получив ответа, больше не следила за ходом разговора. Забившись в угол веранды, читала и текст придавал изысканный ужас моим мыслям о Жаке.
Из комнаты прилетели слова.
-Когда человек создает миф о себе, он перестает существовать. Но поверь, это так увлекательно не быть.

Отец вез меня безмолвную домой. Иногда поглядывая. Странную книгу написала Саския: все в ней после прочтения забывалось. Я несколько раз возвращалась к началу главы, когда наконец утратила надежду что-то запомнить и когда подняла глаза, то встретила взгляд неожиданный и непонятный. Пол смотрел на меня ,как на незнакомку.
-Ну, что Линда,- не кажется ли тебе, что Саския написала книгу, которую можно читать всю жизнь.
В его обращении ко мне не было ни капли иронии. Он действительно говорил с Линдой, а не с Моной. Он что действительно принял мою игру?
-Ничего удивительного, у нее много свободного времени.
Линда резковата и самоуверена в отличие от мягкой и прозрачной Моны, и мне не очень уютно
-Ты уже читал ее книгу?
-Да, Саския подарила мне ее раньше.
Вдруг Пол остановил машину .
-Когда я впервые увидел тебя, когда встретил тебя позавчера вместе с Мо.
Тут он посмотрел на Линду с вожделением
- подумал, что ты та женщина, которую я ждал. Все эти годы я любил только ее, я был отцом, забыв что я еще и мужчина ...
... Боже мой, какой бред, разве это не одно и тоже, разве они не могут совпадать. Мой отец Мона во мне скрипела от возмущения.
...он говорит то, что можно услышать от любого мужика, мои гениальный отец говорил такие пошлости.
Я хотела кричать: папа, папа, мы можем быть счастливы вдвоем, я люблю тебя, как мужчину и как отца.. Но Линда запрещала мне подавать голос. Все было как в дешевом романе: они куда-то поехали, занялись сексом, впрочем, мне все равно, где и как.
Линда равнодушна к отцу,ей нравится то, что его окружало: замки, театр, слава и странный роман с дочерью. Став мною, она узнала о нашей любви, о страдании наших тел, разделенных бременем запретов.
Когда он обнимал Линду, утрачивал Мону, потому что я умела играть и перевоплощаться. Однажды, когда я прогоню ее в момент прикосновения, он отшатнется, но опомнившись, погладит меня по голове и скажет:
-Спи , ты завтра улетаешь рано утром.
И снова станет моим отцом.

Игра номер 6. Жак Диркес: двойник.

После встречи отец привез Линду домой, где они вместе напрасно искали Мону.
-Она хотела быть одна, если будет настаивать, поезжай к графине.
Он поцеловал ее сладостно и смело
-Не ссорьтесь.
Я вздохнула свободно
-Линду мы сейчас же отошлем к Саскии.
Чтобы успокоиться, я побежала в сад, где нашла уютный куст, разложив матрас свалилась в него и заснула.
Был поздний вечер. Солнце стремилось к горизонту. Проснувшись от наползающей сырости, закуталась в брошенное рядом одеяло. Деревья сливались с пространством, чуть-чуть сохраняя очертания.. Холод надоедливо обволакивающий тело, превращался в свежесть ночи.
Я хотела бояться. Может нужно забраться в чащу, чтобы вкусить жуть пустоты? Странное желание, вероятно, навеянное книгой графини, которую я читала вчера. Чуть-чуть пошевелилась, чтобы убедиться, что могу двигаться. Сон снова входил в меня фразой доктора Брайда: я люблю ее так, что мое чувство передается другим: моей дочери, моему другу.
-Боже-простонала я
Повсюду тьма. Я испугалась дважды: во сне и наяву. Чтобы не разбудить
пустоту, встала осторожно и двинулась вдоль аллеи, шурша листьями.
Вбежала в дом, включила свет.
Поднимаясь по лестнице, почувствовала чье-то присутствие и услышала как вставляется ключ.
Я остолбенела. Под гипнозом страха сознание отключается на одно
мгновенье и этого времени достаточно, чтобы вдохнуть отваги. И я смело
шла навстречу незнакомцу.
Дверь открылась.
Я вскрикнула.
Передо мнoй стояла я.
Передо мной стоял мой двойник. В его красивые черты лица только чуть-чуть вплеталась мужская жесткость.
-Мона? - спросил Жак
-Да
Я еще любовалась собой.
-Ничего, что мы похожи, - нелепо извинилась я . Он не заметил моих слов, открывая чемодан.
-Хорошо, что захватил.
В его руках засверкало ожерелье
-Просила подарить тебе
- Кто?
-Наша актриса. Она умерла вчера
-Да?-
-ЕЕ убили,- ЖаK говорил спокойно,- Она играла в рельном театре, где все умирают.
Я недоумевала
-И ты тоже?
-Да,-также спокойно ответил он и увидев мое замешательство, -она хорошо сыграла и не заметила смерти
.
- А почему она подарила ожерелье мне?
-Потому что ты та женщина, от которой я не смог скрыть свое лицо.

Жак -моя половина. С ним легко, как с собой. Он открыт и ясен. Ни одна его мысль ни осталось невидимоi для меня.
Часто я смотрела в мои глаза.
Может мы встретились, чтобы я наконец испытала телесную любовь к себе.
Узнав , что к вечеру вернется отец, Жак попросил оставить записку в двери. В ней сообщалось, что мы уе хали, скажем , в Ливерпуль, к друзьям, скажем, на два дня.
И я исполнила его просьбу. Мы наблюдали из окна, как отец уезжал.
Жак успокоился
-Теперь никто не будет нам мешать.
-Зачем тебе этот миф, человек в маске,- спросила я жалобно.
Он рассмеялся, впервые возражая мне.
-Жизнь скушна без иллюзий. Три знаменитые вещи чудовища Элиота: рождение совокупление и даже смерть надоедают. Кто придумал скуку? Не знаю
-У тебя есть все, кроме радости.
-Мне не хватает края. Бог сделал меня двойником, хотя я бежал от сходства.
-Жак, между нами лишь внешняя связь - видимость. Ты другой .
Но он качал головой.
-Я обнимаю тебя одну, но вас двое и вы обе презираете меня.

Отец приехал вновь и опять нашел записку, где я сообщала, что теперь мы в Бирмингеме и он почувствовал кожей- я попала в плен. Тревожно вглядывался в окна, где за шторами прятались мы.
А Жак репетировал новую роль. Он играл князя. Однажды утром вместе с костюмами спектакля он принес в комнату два одинаковых платья из красного бархата. Вероятно купив их в городе, пока я спала.
-Сегодня у меня день рожденья. Мы оденемся одинаково, чтобы разрушить наше несходство.
Мне затея не понравилась, я видела как Жак навязывает мне свои желания, но он коротко и грубо приказал.
-Ты оденешь это.
Красное платье заронило в голову мысль, что я должна искать спасенья.

Мы стояли перед зеркалом в одинаковых платьях. Теперь трудно было понять, кто кого повторяет. Так Жак хотел уйти из своего предназначенья и сделать меня отраженьем. Он повел меня в комнату, посадил за стол.
-Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Послезавтра мы обвенчаемся .
Я не возражала, зная, что приедет отец и спасет меня.
Жак шел со вной до двери моей комнаты.
-Я знаю, что..
-Хорошо Жак, перебила его я, с трудом скрывая омерзение к тирану
Ночью мне вновь снился Лэри Брайд и его странная фраза: я люблю ее и мое чувство передается другим и заполняет мир.

Жак вбежал в мою комнату с криком:
-Спрячь меня
-Хорошо,- ответила я спокойно, скрывая презрение к своей трусливой тени, и показала на дверь в другую комнату.
Через секунду в спальню вошел отец. И графиня.
-Мона
-Папа! Саския!
Они бросились ко мне.
Саския спросила.
-Тебе кто-то мешал увидеться с нами? А где Жак?
-Уехал. Хочу вернуться домой немедленно.
Отец пошел собирать мои вещи, за ним потянулась графиня.
Одеваясь, я видела в дверях Жака.
-Ты уезжаешь. Я знал.
Протянул письмо.
- Откроешь, как здесь указано. Это последняя моя просьба к тебе. Просьба
твоей тени.
Когда мы сели в машину , отец достал другое письмо, от Альмы Веринги.
Воспоминания о Стокгольме овладели моим сознанием. Только и услышала.
-Пол, забыла спросить Линду, почему там мы нашли два красных платья.

Письмо от Альмы.
Мона.
Пишу во время захода солнца.
Ты способна видеть вещи и события на расстоянии.
Итак, я в парке.
Ты не можешь жить со мнoй в одном пространстве? Вместо тебя рядом сумасшедший. Встречаю его третий раз и мы почти друзья. Самое любимое наше занятие рассказывать друг другу смешные история. Мы счастливы, а глупые люди жалеют нас.
Почему ты такая сияющая как Венера, манящая?
Итак ,солнце. Оно заходит. Парк уже пуст и только мой сумасшедший прыгает со скамейки на скамейку. На нем длинный плащ. Он развевается вместе с ветром. У
него много увлечений: свистеть, напевать песенку: О, мoя леди, обещаю не прикасаться к тебе, когда приедешь ко мне. Еще любит переходить улицу на зеленый свет.
Мона , дай каплю твоей любви и страдания мне!

Я повернулась к отцу и произнесла
-Пожалуй, слетаю в Стокгольм на неделю.

Игра номер 7. Теодор Эрнс : преследование.

Детектив Эрнс вызвал у меня сексуальное желание. Он изящен и красив как Лэри Брайд.
Я чувствовала себя отшельником, охваченным озарением и внезапно обнаружившим свое третье я
-Мисс Мона , вы знали, что доктор Брайд гомосексуалист?
Он остановился перед последними словами и произнес их растянуто, чтобы придать им значимость.
Я не хотела отвечать на бессмысленно протокольный вопрос. Это знали все.
Есть время, чтобы мысленно посмеяться над девственной красотой детектива, произносящего глупости- он вышел в другую комнату что-то пытаясь найти и вернулся с тетрадью. Она показалась мне знакомой.
-Итак,- продолжал он,- Мона , вы ответите мне?
Я молчала, рассматривая вещи на столе немного презрительно. Детектив следил за моим взглядом долго и с некоторой насмешкой, которую может вызвать молчанье.
Солгать ему, затеять с ним игру? Я выбирала. Солгать . Тогда я получала вечного врага, странного, на грани любви и ненависти. Я еще не знала, что выбрала постоянное присутствие детектива в моей жизни.
Я ответила.
-Нет
Он молчал., пока я рассматривала в его глазах ненависть, смешанную со страстью.
Как не осторожен!
Он позволил мне представить свою оплошность и ее последствия, пока приходил в себя: ответ оказался неожиданным для него и расстроил все его планы. Возможно, он хотел удивить меня чем-то, что я даже не представляла себе. Детектив изображал равнодушие, но страсть вырывалась, ее невозможно скрыть в наших телах. Мне казалось, однако, что любил не он, а кто-то другой, тот, кто был рядом и дорог. Такая любовь сильнее, потому что приходят не от нас.
Наконец, он заговорил.
-Мисс Монa, не лгите мне, вы знали
Я старалась меньше думать над происходящим в этой комнате, погрузившись
в размышления, как остановить допрос.
-Мистер Эрнc, я должна была ответить иначе, да?
Он кивнул.
-...почему я здесь и почему вы спрашиваете меня о докторе Брайде?
Мистер Эрнс поднял глаза и молчал о чем-то. Сейчас мы касались друг
друга взглядами.
В моей голове росли догадки. Мне ХОТЕЛОСЬ ВЫСКОЛЬЗНУТЬ из ожидания известия, которое расколет мой внутренний мир на две, более не соединимые половины. Внезапно я спросила
-Как вас зовут детектив?
-Что?- он долго не мог понять моих слов
-Теодор,- его голос дрожал, не подчиняясь железному самообладанию Мой вопрос сорвал его маску и он выдал себя ожиданием нежности. Я смотрела на него с лаской, которую он выпросил у меня.
-Теодор, я должна идти
-Но вы не ответили мне на вопрос- возражал он
-Я опаздываю на встречу.
Тоска проскользнула по его лицу. Он хотел спрашивать, но молчал, словно
я была запретный; миг, к которому он не мог прикасаться словами.
Я вышла из комнаты.

Детектив встал, подошел к окну
- Я люблю тебя сильно и безумно,- подумал,- только ты не знаешь об этом.
Теодор Эрнс- частный стокгольмским детектив был не прав. Мона догадывалась.
Но это не его чувство, а чужое.

В Стокгольме назначена наша встреча с Альмой. Я готовилась к ней, скопила нежность. Внутренний мир Альмы наполнен мной. Даже сумасшедший существовал для того, чтобы ей было кому рассказывать обо мне. Я не могла не ответить на ее чувства. Невозможно ощущать ненасытный, ничего не требующий взгляд.
А мои желания?
Не могу же я только отзываться и призывать.

Игра №7. Альма Веринга: след в памяти

Было больно, мы снились друг другу в реальности.

Альма сидела на скамейке, спрятавшись под деревом, чтобы вздохнуть и захлебнуться внезапной радостью, которую она ожидала много дней, смутно надеясь, что Мона выполнит свое обещание и вернется в Стокгольм.
Когда-то Мона не отвечала на ее письма.- думала она.- Что она делала с ними: не читая рвала, бросала в ящик стола, полагая, что написаны не для нее, но я же помечала на конверте: моей возлюбленной, это отталкивало, эти слова, да ? Мона? Ты боялась, что мне нужно отвечать взаимностью? Не нужно, не нужно. Не люби меня , Мона, не люби. Я еще юна и могу любить безответно. Мое чувство такое сильное, что я не замечаю предметы.
Мне достаточно твоего присутствия. Я знаю, что ты есть и мне есть кого любить.
Так думала Альма, прячась в ветвях.
Она достала тетрадь и начала рисовать. Движения руки превращались в движения карандаша, из них рождалась Мона. Альма рисовала по следу в памяти. Она видела Мону один раз, когда гуляла вместе с Лаурой Ли по набережной. Мона выбежала из дверей и направилась к машине, ветер срывал ее платье. Лаура звала ее, но она не услышала, села в машину и уехала. Только одно мгновенье видела ее Альма.
-Эта русская девушка участвует в семинаре твоего отца,- объяснила Лаура.
Альма проснулась следующим утром, вспомнила этот краткий миг- Мону и уже не забывала, мгновенье превратилось а длинное время и заполнило пространство сознания.
Такова любовь- она отнимает наши тела.

Альма срисовывала Мону из своей памяти и забыла о внешнем мире.
Я увидела девочку на скамейке. Вероятно, это Альма. Юная, отстраненная. Она подняла глаза и устремила взгляд на меня. Я помахала ей рукой, но девочка не ответила. Я приближалась, удивленная.

Мона подходила и Альма снова подняла глаза. Сейчас она уже не могла ее не заметить, слишком близко она была. Мона улыбнулась, но Альма перевела взгляд в тетрадь.

Я остановилась. Она не узнает меня.
Тихо обошла скамейку и заглянула через плечо и увидела себя, скорее свое имя. Под рисунком стояла надпись: Мона.
Только я была другой: большие глаза, вьющиеся волосы.
Она рисовала вокруг лица черточки и точки, которые , вероятно, должны
обозначать дождь.
Страшная тоска закралась в мою душу.
Другой облик!
То, что я не могла иметь!
Другой облик.
И так легко обрела его в чужом сознании.
Где-то я видела эту женщину на рисунке. Но где?
Повернулась и пошла.

Мона развернулась и пошла, пытаясь отыскать в памяти стертый след
Альме она уже больше не нужна. Пусть любит свой образ.

Я узнала его сразу. Детектив Эрнс шел мне навстречу и уже заметил меня.Может быть?..., да и прятаться было негде, да и не хотела я прятаться.
Но он был удивлен, значит не следил за мной.
-Вы здесь?- спросил, приблизившись.
-И ты?- сказала ему в тон я.
-Я- за дочерью
-А.
И снова погрузилась в воспоминания .

На мосту Мона остановилась
-Это же я - сама. Та, какой я себя представляю.

Теодор подошел к дочери. На листе бумаге нарисована женщина в каплях дождя
-Кто это? - спросил он тихо, чтобы не напугать девочку
-Мона Куинджи.
Детектив Эрнс с ужасом посмотрел на свою дочь
-Ты ее знаешь?
-Нет, я ее люблю.

Размышления Теодора
Мона, я сопротивляюсь твоей притягательности, но ты соблазняешь меня все больше и больше. Я думаю о том, как увидеть тебя без твоего разрешения и остаться незамеченным.
Нет, я не хочу обнимать и касаться тебя, не хочу проникать в тебя и быть в тебе. Это не желание совокупления, а притяжение и наслаждение от него. Я стремлюсь к тебе и мне уже не остановить это желание.

В комнату вошла Альма. Она рассеянно пробежала глазами по столу. Теодор с нежностью посмотрел на нее.

А Лэри? - он продолжил свои мысли, когда она покинула комнату,- а Альма. Они тоже жертвы соблазна? Или только я безвольно увлеченный?
Он достал из ящика тетрадь- дневник Лэри.

Игра номер 8. Лэри Брайд: смерть.

Когда Лаура принесла мне списки участников семинара, я натолкнулся на ее имя: Мона Куинджи
-Лаура,- спросил я,- когда она приезжает. Я сам ее встречу. Моя ассистентка удивилась, но ничего не сказала.
Шел дождь, поезд приходил ночью. На перроне я был один. Мона вы нырнула из темноты, мы почти столкнулись
Я узнал ее сразу, хотя не успел рассмотреть. Она долго ничего не говорила, пока не сели в машину. Наверное, ей мешал дождь.
С тех пор, как умерла моя жена, я никогда не смотрел на женщин с таким интересом, как на Мону
-Вы Мона
-Да
Она улыбнулась и стала рассматривать меня. Ее взгляд скользил по волосам, губам, щекам. Я чувствовал, как она странствовала по моему телу.
Хотелось остановить машину и обнять ее. И я нажал на тормоза...
Мона искала телефон-автомат, чтобы позвонить Лауре Ли и попросить устроить встречу с доктором Брайдом.
-Я скучаю о нем, о его безумных глазах. Лэри красив. Длинные черные волосы соблазнительны. Однажды я подошла сзади и тихонечко коснулась их. Он не заметил, я была осторожна...
... Однажды Мона подкралась ко мне и коснулась волос. Стрелы желанья вонзились в меня. Я мог не справиться с co6oй, схватить ее за руку, за плечи. Закрыл глаза и представил, что целую ее. Не мог даже обернуться, ведь она рассчитывала остаться незамеченной. Но, Мона , если я чувствую твои мысли как же мне быть равнодушным к твоим прикосновениям.
Сегодня она снилась мне. В темной комнате видела сон, который я не рассмотрел. Под моим взглядом она проснулась и испугалась. Поднявшись, искала, вещи, одевалась на ощупь с закрытыми глазами, а я наблюдал как одежды скрывают ее тело.

Теодор оторвал глаза от листа. Переживания Лэри захватили его.

Мона позвонила. Лаура долго не подходила к телефону.
Услышав знакомый голос Мона спросила может ли она сегодня увидеть доктора Брайда. -Нет-ответила Лаура испуганно,- завтра вечером.
Мона повесила трубку.

Теодор снова раскрыл дневник.

Монa манила меня обликом, который у нее внутри, близкий и знаковый, появляющийся, возможно, только названный. Я пытаюсь воплотить эту неопределенность в формах: рисую, но с листа смотрит лицо моей жены, снова рисую, но она не дает мне создать кого-то в образе .женщины.
То, что внутри Моны неуловимо, плещется и мне его не схватить.

Мона заболела. Не приходит на занятия два дня. Гнусные чувства шевелятся во мне: она не может пересилить свою слабость и увидеть меня.
Я злюсь, что ее нет. Трудно пережить сегодняшний день. Хочу уйти и заснуть. Скука и однообразие без Моны.
Мона болела неделю. Все это время я молчал, не позвонил ей, не пришел. Я скован. Она была весела. Я решился заговорить с ней, но меня завораживали ее волосы, голос....

Здесь Лэри прервался,- подумал Теодор.

..Звонила Мона. Ее интересует моя книга. Хочет встретиться со мной сегодня, я сказал, что занят. Почему отталкиваю ее ? Может это Линда, а не я?

Теодор поднялся. Он знал , где живет Мона. В дневнике Лэри ничего не говорил, что заставило его умереть. Может она отвергла его и Лэри не смог вынести унижения. Он привык, что его любят.. Или....
Теодор уже подъезжал к ее дому, когда дочитал дневник. Там не было объяснения, а только однообразные желания увидеть, не сказать ни слова и избежать ее взгляда.

Я открыла и испугалась, в дверях стоял детектив Эрнс и смотрел на меня каменно и отчужденно. В де йствительности он разглядывал пространство, загороженное стенами.
-Теодор,- позвала я его.
Он очнулся
-А Мона,- сказал, словно это я пришла к нему
...хочу спросить, ты когда -нибудь встречалась с доктором Брайдом
вне аудитории
-Нет
-Но ты звонила ему?
-Я хотела с ним дружить, но он отказывался.
Теодор не притронулся к соку, который я налила ему.
-Он нужен был тебе как сексуальный партнер?
Мне не понравился его вопрос.
-Когда я заворожена умом, не думаю о сексе. Лэри красиво мыслил.
Теодор опять не услышал от меня то, что подтверждало бы его догадки Я продолжала
-Его теория..
Теодор прервал меня.
-Это не его теория.
Я не ожидала такого поворота. Он остановился, растерявшись, что не по
вернула головы
-Ты не веришь. Его жена знала, что какие бы гениальные открытия не сделала женщина ее никто не услышит ,поэтому она отдала все свои теории Лэри.
Я съежилась.
От подмены тел
.. Красавчик Лэри паразитирует на разуме своей жены или несет тяжкий
крест ее ума, показанного миру.
Я не верила, мне хотелось бежать от него.
-Ты лжешь
Он не спорил, поднялся и вышел
Я долго стояла, уставившись в закрытую дверь. Слова Теодора ударили меня по лицу.
Лэри? Мысли его жены? Теодор. Кто он такой вообще? Почему он меня допрашивает.
Я набрала номер телефона Лауры.
-Немедленно организуете мне встречу с доктором Брайдом.
Потребовала
-Приходите сейчас,- покорно ответила она.

Лаура была напугана
-Садись,- всегда холодная со мной, сегодня, видно, забыла об этом.
-Где Лэри?
Она переставляла предметы, стараясь казаться равнодушной.
-Ну..
-Что ну,- я начинала грубить
-Он.. ушел
Я хотела закричать на нее, но выдохнув гнев, спросила
-Может ты мне скажешь, почему меня преследует Теодор Эрнс- этот злосчастный детектив?
Лаура ушла на. кухню и оттуда, надеясь, что я не услышу, заговорила
-Он думает, что ты убила Лэри
-Я убила? Но он же ушел...
Голова закружилась. Мне трудно было понять сразу.
-Ты что сошла с ума , чертова секретарша,- заорала я,- вместе со своим
детективом.
Лаура опомнилась и бросилась ко мне
-Мона успокойся, в переносном смысле. Доктор Брайд умер по своей
воле.
Я смотрела на нее круглыми глазами
-Почему никто из вас не сказал мне
- Я боялась, ты же одна в этом городе...
-Какие паскуды. Дай мне бутерброд.
Хотелось притупить страдание едой.
-В холодильнике возьми все , что тебе нужно.
Она отвлекала меня. Я дрожала, с трудом удерживая нож в руке, отрезала хлеб
-Как мне с ним проститься
-Это невозможно, его прах развеяли по ветру, словно он растаял .
Доктор Брайд избежал тленья, став на мгновенье пламенем, почти невидимая смерть
-Кто такой Теодор Эрнс?
Чтобы не слышать больше моих вопросов, она ответила исчерпывающе.
-Он отец дочери доктора Брайда. Его жена, Лэри и Теодор жили вместе.
-Разве у ребенка может быть несколько отцов?
-Открытие госпожи Брайд: яйклетка оплодотворяется несколькими сперматозоидами. Поэтому мужчины так борются за верность жен, чтобы быть уверенными, что это их ребенок. Патриархатная генетика никогда не признает этого факта. Но нет лучшего доказательства.
Лаура протянула мне фотографию, на меня смотрела Альма глазами Лэри и Теодора .
Я задала последний вопрос
-А записки его жены сохранились?
-Они закончились.- спокойно ответила Лаура.

Мона направилась к двери.
Умер не Лэри,- думала она, а- его мысли
Да,- она обернулась, - как звали его, т.е их жену.
-Линда.

Этого я уже не могла вынести и рухнула на пол, потеряв сознание.

Лаура сидела напротив. Ей удалось затащить меня в гостиную и уложить на диван. Чуть-чуть пошевелила рукой.
-Давно?- спросила односложно.
-Нет. Прошу засни
-Сама прошу.
Вдруг желание увидеть Теодора вырвало меня из бессилия. Я поднялась,
пошатываясь.
Лаура, посмотрела умоляюще, но поняла, что меня не остановить.

Мона заметила Теодора. Он шел ей навстречу, но так далеко, что вряд ли можно было узнать его с помощью глаз.
Она побежала.
Сейчас я ничего не хотела только прижаться к нему.
Мы столкнулись .
Теодор трогал мое тело, собирая взгляды и страсть доктора Брайда .
Вот почему он преследовал меня, я была тем существом, в котором больше всего сохранился Лэри. Мой образ там с Лэри в его смерти, а его во мне. Мое тело испещрено его мыслями, его воображаемыми прикосновениями.
-Почему он умер? - спросила я.
Теодор молчал. Взял меня за плечи, рассматривал лицо, гладил волосы
-почему,- повторила я.
- Линда была его жизнью. Когда она ушла, я пытался заменить ее, был его другом, любовником, но он уже не жил .Потом появилась ты и он погрузился в тебя.
-А потом?
Я не видела смысла в его смерти ,раз он уже умер
-Не спрашивав меня, я его любовник, но я не он .
Теодор привез меня домой , не размыкая обьятий?
-Завтра я улетаю.

Отец встречал меня в Париже, где мы решили провести несколью дней, а затем уехать в Венецию. Полчаса полета разделяли нас. Я открыла книгу графини .Самолет взлетел....
К Жаку я не вернусь, к его затворничеству и плену.
Вспомнила о письме. Достала и положила на столик. Сегодня именно тот день, когда он просил открыть его. Подумала об отце
Мы будем путешествовать. Сначала Италия. Обязательно Африка. Пустыня. Водопады. Слоны.
Письмо распечатала бессознательно.
...Ну что Мона, писал Жак, зловещая история твоих игр закончилась? Да?
Я застыла.
...В тебе много лишнего, например сны. Женщины вообще напрасны здесь.
Я никогда не был свободен , Мона, потому что был твоим подобием. Ты поглощала меня как черная ткань неба солнце. Но любила кого-то неведомого мне. Жаль, что он еще будет жить.
Я вжалась в кресло.
..Пока ты жила со мной в одном доме, кажды й час я убивал тебя
с помощью яда. Каждую секунду ты приближалась к свое й смерти.
Если яд разделить на порции и на время, можно вычислить час и минуту смерти.
Ты умрешь в 15 часов 20 минут. Сегодня.
Боже,- подумала я- , за 5 минут до посадки самолета, я не увижу моего
отца.
Мои руки стыли, словно тепло и жизнь уходили из тела.
-Ты умрешь в это время И если ты открыла письмо в тот час, что
я указал на конверте, тебе осталось жить 2о минут.
Мне стало страшно. Я почувтвовала свою смерть. 20 минут-это быстро
для духа оставить тело. Жизнь уходила из меня в присутствии моего
сознанья
..Ты умрешь не внезапно, Мона, а тогда, когда помертвеет твоя последняя
клетка. До этого ты будешь ощущать свою смерть.
Мне хотелось бежать, но я не пошевелилась. Силы покинули меня
-Почему Жак, зачем ты это сделал?
-Мона, я любил тебя
И впала в забытье
Я должна увидеть отца.
Очнулась от толчка самолета. Пока поднимала помертвевшие веки,
казалось, прошел час
Кто-то пытался мне помочь, но я оттолкнула его руки.
Сознание включилось вновь, когда спустилась с трапа. Отец бежал ко мне и я сделав несколько шагов, упала в его объятья.
-Что с тобой?- закричал он.- Ты похожа на мертвеца .
Повиснув на его руках, я прошептала
-Папа, папа, спаси меня от их любви.

Послесловие.

Все герои вымышлены, т,е. peaльны.
Александр- после того как Мона бросила его, женился и родил много детей
Сара Даллас- основала в США, куда она эмигрировала, академию лесбийской культуры. Известна как автор работы: Иллюзия пола.
Графиня Саския - автор знаменитых сюрреалистических романов и особенно “Чудовища Моны”
Альма Веринга- закончила Стокгольмский университет, в 19 лет написала докторскую диссертацию,в 20 стала профессором. Продолжает вести семинары своего отца, где развивает идеи матери.
Игорь Лукин- случайно познакомился в Париже с Лаурой Ли, они поженились, живут в Стокгольме
Жак Диркес- сыграл своего предка князя Бенедикта и был убит на сцене, сразу после отъезда Моны.
Теодор Эрнс- по- прежнему частный стокгольмский детектив
Пол Касански- модельер. а интервью журнала "Космополитен" сказал, что часы блаженства- это часы, проведенные с его дочерью Моной
Мона Куинджи- живет в Англии, вместе со своим отцом, ведет замкнутый образ жизни, элитарная писательница, ее книги выходят тиражом 100 экземпляров и передаются из рук в руки.

Эпилог.

Прости, что я люблю...

Характер бреда: Франц Кафка.

Карл вошел•и слился со шторой, изменив цвет и очертанья, позволив мне почувствовать его
Внутренний мир и его муки.

Франц не спал и входил в двери уже дважды опустевшей комнаты в моем воображенье и смотрел как сонная муха измеряла пространство стола как море.

Сходтво с собой неумолимо.
Разъединить эти дни, раздать их прохожим случайным и непохожим на капли измороси, затемняющих их. Дни мчаться и улетая, засыхают как цветы в вазе за черной занавеской. Дни, полные страданий о ненаписанном.

Карл возненавидел мир. Он отрывает время , предназначенное для рождения слов и снов.

То, что меня поразило - это мой сон. Хотелось поместить в него реальность, сделав невидимой частью. Но сейчас.....
испугался, как бы не написать много для слепцов, запретив себе книги. Пусть их читает ветер, несуществующий ветер, необозримых мыслей жуткую стаю, Карл не существовал.
Он пребывал везде и нигде.
Обсудим мир.
Сказал.

Вчера я стал писать рукой мертвой моей тени: солнце- ошеломляющее видение, сжигающее глаза и лишающее взглядов нас, не способных умирая , блуждать.

В груди Эльзы цвела лилия- богиня, а части тела ее были
как цветы- хрупки и благоуханны.
Франц бы молился ей, если бы не запреты Бога: я бы любил ее, но Бог велел мне любить самого себя. Сонная,
но разбудившая утро,
Сонная , но пробудившая гору забвенья, скинула свое покрывало и обнажила белое тело, истерзанное желаниями, как отражениями,
как невозможным,
как неизреченным. Ты растревожила стаю снов луны, что мирно спали на безоблачных подушках, но ты позвала их и они, бросив бледную планету, полетели к тебе, разбиваясь о скалы тоски и совокуплений. О скалы о скалы.
Лилия вянет , смотрит последними глазами стон и безликий туман, превращаясь, укрывается незримым вздохом.
Поэт не боится смерти, ибо знает и земля умрет в нем, ибо бредит, что станет безмолвной рекой и среди душ будет стремится к острогам, заснеженным. А что же? Разве в этом великолепие жизни идти дорогой смерти , от тела к праху, от страсти к молчанью, и в плену страха?
Спокойна безмолвная река в небесах и ты в ней плещешься каплями, ты в ней молвишь.
Покойно быть ком-то тихим, безвольным, но не собою, подчиняясь ветру
и
солнцу,
а не своим желаньям.
Ты был когда-нибудь камнем, ветер,
холодным безвольным камнем
посредине
мира.
Лежал ли ты в пустыне
без крыльев?
Не рвался ли ты в небо когда-нибудь?
Не делал шаги? Не летел?
Такова твоя смерть- падать,-камень.
Лилия вянет- смотрит безвольными глазами и слышит ползет к ней
паук и опутывает ее нитью, стягивает стебли.
Открывает она безмолвные глаза и видит, что не паук это, а любовь
обнимает ее своими руками- сетями и вливает в нее безмолвие и безволие.
Нет сходства с собой. Франц всегда был в комнате, являлся, поправлял штору, пребывал,
садился на стул
и оставался там до следующего дня-навсегда.
-Потом опять приходил и смешивался с повтореньем.
Снова заглядывал в тетрадь, разбирал листки,
находил слова,
открывал дневник и замечал, что кто-то писал вместо него,
оставляя вздохи по краю строк
Карл боялся взглянуть на них, так были тяжелы чужие страдания плетения слов.
Поднявшись.он уходил во внешний мир, не возвращаясь долго
до слез истомившись по комнате, тетрадям
и даж е
этой
чужой
тоске о нем, что всякий раз
присутствовала в комнате
в момент возвращения.
Франц потерял тело как сон, соединившись с неизвестностью и не возвращался в мир, пока страсти его не рассыпались на звуки
А Эльза читала слова
как радость в полной тишине сознанья.
Она там жила в его теле.
Он не знал как встретиться с ее внутренним солнцем.
Сначала Франц прятался за каплей дождя, потом странствовал вместе с облаками, смутными как впечатления,
шествовал синим следом по лестницам воспоминаний.
Но что помнит тело?
Усталость и отсутствие прикоснове вений. Ждет оно их,
спрятавшись
за ликом Бога. Мир-это сознанье.
Утраченное
Эльза плела длинную нить сомненья, нанизанную . на свое Я
Тоже женщина расчесывала волосы перед зеркалом
Тень шла за ними
Тень уходила за снами
жалуясь на пустоту в телах.
Он гладил ее по голове, трогал растекшуюся плоть
и ждал.
И ждал зарю.
Перед рассветом он снова проснулся спросил: где же тебя искать? и не нашел слов,
странствуя во след за ними.
Так и шел рассыпавшись.
Созерцания были удивительны и прекрасны.
ЕСЛИ бы был Бог, он восхи-щался бы вместе с ним: ты присвоил себе мир и тебе было жаль себя и тебя.

Громко звучали дожди и лужи: в глубине тела ждет тебя сон- завораживающее приключение.
Но кто-то украл все предметы.
Там.
Кто-то их сделал невидимыми.
Не бойся отсутствия. Спрячся.
Беги от страхов.
Сон закончился- Занавес упал
для тех, кто стремится,
кто хранит свою невинность и прогоняет луну
Франц встал, подошел к окну, где светилась заря и но узнал себя среди отражений,
ведь он же спал.
-Когда закрыты глаза, нет входа ко мне.
Глаза как двери скрипят.
-Эхо не вторит им ,потому что пространство тоже ВО мне.
А я сплю.
Т.е., я во сне.
Где же я?
Где?
Как же Эльза удивилась,
когда небо разбилось.
Они существовали в одной комнате-мир. Тишина казалась им беззвучной.

Луна осветила ее у входа в ворота замка и Карл заметил, как она пересекла двор и взошла на крыльцо, согнувшись под тяжестью взглядов Франца, несущихся из окон напротив.
Франц отошел от окна и штора заслонила от него ФРИДУ
широкой ладонью.
Карл ушел из комнаты и побрел за Фридой во след, по очертаниям ее ног.
.
Амалия ускользнула, шаркая. Без платья.
За ней' невидимо спешил Карл, пожелтевшей от осени рукой закрывая за собой двери. Громко.
Их стук не долетал до Амалии,
терялся в волнах штор и занавесей.

Она бежала от зрителей,
он к ним
и натыкалась на них,
он , потерянный,
не мог их найти,
чтобы сказать.
Амалия следила,спрятавшись за синей тканью,
Как он искал, бежал
за ней или за ее запахом.
Эльза плелась из обрыввков дней, что увядали В памяти Карла. Там oн преследовал ее ночью
в этих комнатах, а она выбегала из всех дверей сразу.
Разве постигнешь такую.
В них во всех не было красоты ее одной. Каждая только б ледный призрак ее одкой.

Он тоже призрак ее одной. Тусклый..
Забытый.
Франц ликовал. В ликах времени он увидал себя. Одинокого. Странного
Отстраненного.
Но в своем ли обличьи
Что там непонятное для одного взгляда,
бесприкословного?
Пятно света
вместо себя. И все.
Фрида, сонная, не одеваясь вышла в коридор, пленяя. Соскользнули ВОЛОСЫ с плеч и она вместе с ними ускользнула из замысла, тихо, ступая, вдоль. Столкнула платье со стеной, не разрушив тишину- тоже забвенье. Эльза мирно спала внутри ее сознанья, перекатываясь с с бока на бок, убегая от луча, преследовавшего, прокалывающего тела .
Спала, по дышала. Жадно глотая апоматы сонных берегов. Мчалась от луча, переворачиваясь,
который был не лучом, а сном,
иногда превращаясь
в него, оставаясь лучом лишь на миг.
-Карл! Карл!
звала Амалил
-Франц! Она путала ИХ имена, их и их несходство.
День всякий раз менял цвет. Сегодня он был красным и вещи окрашивались вместе с ним.
Раз мой бред однообразен- комната, соединенная длинным коридором, я могу жи'ть в одном облике, как луна, с другими, как моими тенями .
Франц молчал, трогал Фриду. Рука катилась по платью, снимая. Она не позволяла отрывать его от тела. - Моя тень,
кричал он,
дай мне твое тело, тень. Фрида метнулась от него в открытую дверь и исчезла за ней. Франц остался один в своей жизни, потому что вместе с Фридой ушли и другие его тени.
Фрида хотела стать .дверной ручкой , ковром, серебряной ложкой,почувствовать их рабскую суть ВЕЩИ, принадлежавшей рукам и ногам,
Как это-безвольно лежать на полу. на плоскости двери и молчать.Жалкие люди, эти предметы.
От нее отходили мгновенья, отсранялась красота и впитывалась в стены, как луна, жалила их каменные остовы, врывалась в них, покидав Фриду.
Сон безразличен к сознанью, утомленному на подушке долго, зимой зовущей.
А когда падаешь в пропасть, разве дер-жишься за вещи, за дверную ручку, за летящую в тебя птицу, за врезающийся в тебя нож.
-
Нет ,ты впиваешься в свое будущее- твое обнимающее камни тело и тогда,
эта птица- предзнаменование влетает В тебя,
вплетается и уносит из будущего, от края пропасти, от летящих ножей, что жалят и жаждут
Ликует солнце от бессилья, бежит во слд птице-
Почему смерть-твои слова?
-она как бы часть меня, убегающая, и я встречаюсь с ней в словах, раз она –будущее? И притворщица.

Мстила себе за рану от окна, набранную фразами на теле.
Невольно бредешь в полумраке, оставленная на кровати и ненавидишь серый миг, но лучезарны й- любовь. Это яд.