Сейчас многое вошло в нашу жизнь заново, в том числе
и торжественное общественное совместное принятие пищи
по какому-либо поводу. Конечно, в этом обычае заедать
и запивать всякое новое начинание, есть нечто языческое,
некое возвращение к жреческим, однокоренным, как известно,
со словом «жрать» обрядам.
Но как же не предаться самодеятельным праздникам живота
в нынешнее, так наполненное разнообразными и доселе иногда
и невиданными продуктами время. Ведь хранить скоропортящиеся
пищевые припасы, что называется себе дороже, так уж лучше
скормить их кому-нибудь на память.
Жреческо-языческие корни гастрономических праздников
уходят корнями аж до самых античных времен. В своем нестареющем
и поныне сочинении «Жизни двенадцати цезарей» Гай Свентоний
Тарквилл свидетельствует, что император Веспассиан, например,
«Званые пиры…устраивал частые и роскошные, чтобы поддержать
торговцев съестным (С.Ф.)». Последнее замечание кажется
актуальным и до сих пор, особенно если принять во внимание,
что обычай презентации стал всенародным именно с началом
притока в нашу страну продуктов в форме пресловутой «гуманитарной
помощи».
Строго говоря, презентация, то есть публичное объявление
о чем-либо стремящимся приобрести общественно-важное значение,
сопровождаемое обязательными кулинарными добавками, есть
классическая форма современной так называемой «халявы».
Во всеобъясняющем словаре Даля это слово трактуется многозначно:
и как «сапожное голенище», за которым на удалом пиру было,
вероятно, удобно спрятать и плоскую фляжку с чем-нибудь
горячительным, а возможно даже, и какую-нибудь закуску
к нему, в стекловарном деле так обозначается «раздутое
в пузырь стекло», сиречь в том числе и бутылка, а далее,
с пометкой «Вят.», то есть принадлежащей вятскому диалекту,
можно обнаружить и более откровенное: «рот, пасть, зев,
хайло, халявка». Здесь же упоминается и еще один смысл
этого слова: «Непотребная женщина».
А в бессмертном «Вие» Николая Васильевича Гоголя мы читаем
буквально следующее:
«…три бурсака своротили с большой дороги в сторону с тем,
чтобы в первом попавшемся хуторе запастись провиантом,…(С.Ф.).
Это были: богослов Халява (С.Ф.), философ Хома Брут и
ритор Тиберий Горобець.»
Обратите внимание, что слово «халява», употребляемое
здесь в качестве фамилии, стоит в одном ряду с демонстративно
римско-имперского происхождения фамилией же и именем:
Брут и Тиберий, а о почти культовом отношении к еде в
произведениях Гоголя нет нужды напоминать лишний раз.
Но все же очевидно, что дармовое угощение имеет исток
в языческой имперско-жреческой древности, символизирующейся
знаменитым до сих пор лозунге римского плебса «Хлеба и
зрелищ!», как важная составная часть обязательного минимума
обязанностей правящего класса перед прочими своими согражданами.
В отечественной же истории факты торжественного кормления
общественности можно обнаружить начиная со второй половины
XVIII века. Вот свидетельство об обстоятельствах коронации
Екатерины Великой в мемуарах славного Гаврилы Романовича
Державина: «Тогда отправлен был обыкновенный (С.Ф.) народный
пир. Выставлены были на Ивановской и Красной площади жареные
с начинкою и живностью быки и пущены из ренского вина
фонтаны.»
Нарождающаяся российская буржуазия всячески стремилась
разнообразить процесс делового общения элементами кулинарно-дионисийского
представления. В книге Евгения Иванова «Меткое московское
слово» собраны об этом драгоценные воспоминания современников,
как, например: « …среди цветов, зелени и холодных гарниров
лежала на салфетках обнаженная женщина. Когда ставили
эту «экзотику» на стол, начиналась дикая вакханалия (С.Ф.).
Стриженые в кружок, длиннобородые «первогильдийцы» в сюртуках,
почти достигавших пят и в сапогах «бутылками», приходили
в неистовый восторг, кричали «ура», пили шампанское и
старались перещеголять друг друга в щедрости…»
В позднейшие времена более пуританские кремлевские официальные
пиршества продолжались для избранного круга, удостаивавшегося
по государственным праздникам также и легендарных гастрономических
«заказов», содержание которых теперь, впрочем, можно приобрести
в любом продуктовом ларьке. В пику же этому недоступному
большинству особенному верноподданическому достатку, оно,
большинство, самостоятельно наедалось и напивалось, чем
Бог послал, подсознательно удовлетворяя тем свое зарождающееся
чувство социального протеста. Бог же посылал большинству
трехрублевую водку и легендарную колбасу по два двадцать,
созданную иногда и из мяса неизвестных пищевой науке животных.
Сейчас обязательным началом всякой презентации оказываются
извинения ее организаторов перед приглашенными: дескать
не к месту все это, и не во время, такое трудное, сложное,
хотя, по мнению всех присутствующих, не очень, впрочем,
оглашаемое – если так пойдет и дальше, то пусть будет
чем сложнее, тем лучше. Они произносятся при этом словно
бы с оглядкой на знаменитую цитату из Чехова, который,
кстати, вслед за Гоголем тоже понимал толк в хорошо составленном
обеде, насчет того, что за дверью каждого из нас, в том
числе и презентирующихся, должен стоять кто-то с молоточком
и… И, раз еще стоит, то уж вынесете ему семужки! И водки,
водки, налейте!
Сами же извинения напоминают старинный обычай актеров
извиняться перед публикой до начала представления. Место
всяких актеров, а самодеятельных - тем более, как известно,
в буфете, поэтому презентацию, как вид синкретического
народного творчества, можно опять-таки возвести к древнейшим
дионисийским действам.
Презентации широко вошли в наш быт именно в те плохо
снабжаемые годы, когда само появление еды имело какое-то
мистическое, чудесное значение, поскольку никто не мог
тогда сказать, откуда она вообще появлялась. Именно тогда
и покорили обиходную моду дамские платья с драпировкой,
в складках которой устраивались карманчики, куда пряталось
уносимое с собой чудесное угощение.
Иногда же кормление представляло собой нечто невообразимое.
Как-то я, опоздав к началу, попал в самую середину акции:
по залу за быстро идущим официантом с подносом буквально
неслась толпа, состоящая из половины участников, а навстречу
ей, за другим официантом – другая, такая же. Не помню
уж, конечно, по какому точно поводу, но тогда как было
сказано в программе, происходила встреча интеллигенции.
Официанты, наконец, поместили свои ноши на столах и стремительно
от них удалились, потому что принесенное было с космической
скоростью сметено шедшими за ними, и если бы они не позаботились
о своей безопасности, то, кто-нибудь непременно закусил
бы и ими прямо сырьем, выплюнув разве что металлические
пуговицы их форменных тужурок, после чего, ковырнув в
зубе стал бы высматривать – не несут ли откуда-нибудь
и мороженное…
Однако, выпить-закусить на презентации вам разрешат не
просто так, а лишь после того, как покажут фильм, расскажут
о вручении какой-либо премии, или о начале какой-нибудь
до того невиданной акции. И, таким образом то, что когда-то
было очередным казенным мероприятием по выполнению какого-либо
плана, в наше время приобретает эстетическое значение.
Разгульная презентация пришла на смену прежнему суровому
культу торжественных собраний, и именно присутствие активного
кулинарного элемента вносит в него дионисийское, варьетешное
начало, когда сразу за речью модного публициста запросто
может выступить стриптизерша. Я лично был свидетелем такого
рода представления, когда отмечался год создания одного
телевизионного проекта. А вот какого, именно, хоть убей,
сейчас не помню. Помню, только что в баре разливали тогда,
кроме всего прочего, арманьяк и текилу. Текила мне тогда
как-то сразу не понравилась, арманьяк же, который некоторые
по ошибке считают армянским, а не французским продуктом
с тех пор остается моим любимым напитком.
Этот случай свидетельствует о том, что презентации несут
в себе так же и познавательную сторону. Кстати, именно
на исторической презентации «Независимой газеты» я впервые
увидел лицом к лицу Михаила Сергеевича Горбачева, и смог
вблизи наблюдать работу телохранителей самого высокого
разряда. С той стороны, куда направлялся лидер, он и его
ближайшее окружение были абсолютно открыты, но сзади и
с обоих боков нельзя было увидеть ничего кроме широких
спин в пиджаках. А несколько позднее, я видел как в ресторане
«Яр», где все общество собралось вдоль длинных столов
с первоклассной закуской, у стены был размещен отдельный
небольшой столик. С трех его сторон стояли на вытяжку
характерно крепкие молодые люди, а с четвертой в полном
одиночестве отмечал то же что и все Владимир Жириновский,
находившися тогда в расцвете свой славы.
На той же презентации «Независимой» я впервые в своей
жизни увидел устрицы. Кстати, эта презентация происходила
в марте голодного 1992 года, и после нее в вечно недовольной
провинциальной прессе появились заметки о том, что страна,
мол, голодает, а в Москве вот едят устриц. Пользуясь случаем,
я хочу дать запоздалое, может быть, разъяснение – устрицы
никак не могут быть средством насыщения, для того, чтобы
при их посредстве получить запас калорий, равный среднему
обеду, их нужно съесть двенадцать дюжин. Устрица – продукт,
употребляемый из чисто гастрономически-артистических целей,
а гастрономию, то есть искусство принятия пищи, сам Иммануил
Кант считал искусством.
Те устрицы лежали на льду с деревянных корытцах, и двое
французов с чисто галльской элегантностью орудовали теми
самыми устричными ножами, о которых мы столько читали
в сочинениях Мопассана. Готовые к употреблению раковины
поливались лимонным соком и расладывались всего лишь по
две для каждого питающегося на тогда еще не казавшиеся
пошлыми пластмассовые тарелочки. Человек, стоявший передо
мной в очереди за ними наклонился через стол, что-то коротко
спросил по-французски, получил такой же короткий ответ
и отошел от стола без угощения. Моя спутница, знавшая
этот язык рассмеялась: «Он спросил – свежие? А ему ответили
– конечно, нет…». Узнав это обстоятельство, я тоже вышел
из очереди, и оглянулся. Все большое фойе Дома кино было
наполнено непрекращающимся звуком энергичного хлюпанья,
которому предавались все приглашенные, а это был самый
крутой тогдашний бомонд, упоенно отсасывавший импортный
деликатес
Но я до сих пор не жалею, что не присоединился тогда
к этому общему хору, я был вполне удовлетворен внешними
видом устричных раковин – они были невероятно красивы,
все в крупных выпуклых завитках и изгибах. Они все были
сделаны Богом в стиле модерн, и я понял, где взяли его
лучшие представители этого направления ту основополагающую
свободу линий своих произведений – они нашли его на узорах
устричных раковин.
Мясо же устрицы я потом попробовал самостоятельно, купив
с познавательной целью баночку его в копченом виде. По
вкусу оно напоминало нашу родную воблу.
А какого, господа, метрдотеля видел, на презентации же,
разумеется, в одном из первых московских американских
ресторанов! Действо было уже в полном разгаре, и все присутствующие,
разбившись на кучки, провозглашали тосты друг за друга
и, кажется, за демократию, когда из служебного помещения
вышел человек в смокинге и направился к столу с закуской.
Один его вид производил абсолютно магическое впечатление,
хотя он не делал ничего особенного, просто шел в нужном
ему направлении, и, когда завершил свой путь, то посмотрев
на то, что осталось на столе, произнес вполголоса, но
так, что услышали все: «Roastbeeff?...». И тотчас стало
ясно, что главное во всем происходящем, это наличие великолепно
зажаренного мяса, взятого от обеих сторон говяжьего хребта.
Удостоверившись в том, что недостатка ни в качестве, ни
количестве его нет, человек в смокинге так же монументально
удалился восвояси, и почему-то никто не догадался поаплодировать
этому блестящему артистическому выходу - все снова сплотились
в кружки и заговорили о своем, насущном, а я почему-то
вспомнил, что когда-то, служа на флоте, видел, как ясным
майским утром вот так же несокрушимо входил в молы военного
порта авианосец.
Хрущовская оттепель принесла народу поэтические вечера,
перестройка – презентации. Отмена цензуры, вывод войск
из Афганистана, распад империи, забастовки, инфляцию и
терроризм предвидели лучшие политологические умы, и материализацию
их общество приняло достаточно подготовленным. Презентации
же не предвидел никто, поэтому-то они, наверное, произвели
такое назабываемое впечатление. Но, Боже мой, что же такое
именно мы отмечали позавчера?..