Товарищ ленин проснулся вперёд ногами. Убегал убегал вязня в как во сне и положено шагах. Догонявшие шли тоже медленней, но тактика сна не разделяла пре- -следуемых -следователей лишними метрами. А по пути имярек проснулся. Скоропостижно сдобрив маслом разрез булки он попялился в телевизор чай достыл внутри в экране ровный голос диктора заполучая лицо приятно как смотреть выбритое теряясь в хронике ровно рыл торжественную яму в детском саду родного Симбирска. Имярек нажал на цифру ноль пульта посмотрев в окно. Там давали ту же программу, но камера была сбоку, а диктор забыл текст. Подплетясь, ещё позёвывая, к окну, стало видно как трактор, становясь на дыбы, отбойным молотком на манипуляторе сзади делает из асфальта много. Рабочие в божекоровных тужурках отбирали заковшёнными лопатами прямо из-под широченного гвоздя. Имярек глазел смутно проводя пальцем языка по пазухам рта собирая слипшую сдобу. Улица разошлась сиреной тронутой машины – вылитый танк проедет не заметит – сигналила о прошедшей опасности иномарка – денег как квартира сто?ит а конечно откуда нам-то платить если все ездят в таких и никогда не будет. Собака бежала, хвостиком махнула, машина стояла, обомлела и разоралась. И будет орать орать и в дверь ему не сунешь ничего – железная загориться – так меня и зальют вот соседа мне выслали на старость лет жил жил ворочался имярек меж матрасом и одеялом нет ну сколько он не слышит совсем а?
И подкрикнул и сел в кровати имярек. По-над головой шмякнули две ступни, трусанули к окну своего этажа, сосед отжал кричалку, притихнул вместе с улицей. Открыв и почистив зубы открыв и достав маковую булку открыл сдобу надвое и втиснул туда масляную ногу как бы конструируя моллюска. По телевизору взорвалась бомба смеха, и президент становился удивительно белым – так громко раздавалось сверху, что имярек оставлял у себя только изображение. Сверху вниз что-то уронили – да гири у него там что-ли. Чай был вечерний, и даже не заметил: настолько свыкся с безотносительной динамикой новостей, где от перестановки цифр результат безызменен, свыкся с интонациями, как ребёнок мамино настроение знал – сошёл автобус с рельс или ген свиньи увеличили до размера пятачка. А если бы теперь – внимание – за окном можно увидеть лейтмотив размерзающей по всей высоте улицы: за той же, что только что в новостях, оградой детсада громкие должнобытьрабочие оборудовали яму под спешное торжество. Молодцы, зимой трубы рыть – позамирал имярек у окна, чтобы привить одному и тому же ребёнку искусственное воспоминание о каждое утро застывше смотрящем у окна дедушке. Вниз пролетела стремительная белая. Кидай кидай как у чужого за пазухой где живём там и срём – как заповедь. Да ещё настоятельно стукнули три раза об пол. Иди иди выбросил выкурил своё что конопатить-то и не глянул имярек на потолок. По трубам пошла вода, и сосед замылся в ванной. К своим, как к прожитым вчуже, годам имярек не наработал какого-то характера: так всё, по мелочи, словно состоял из черт, как Кандинский: вроде и цвет у каждой и направление с длиной, и вместе всё держится, да неясно о чём.
Полежал чуть проснувшись встал пошёл на афганскую войну в новостях. День раздавался солнечный, у кого выходило – радовался ребёнок, потому что не зная, что всё вокруг есть оттого только, что папа выпил и хотел очень тогда, а мама не красавица совсем была. Имярек не шевелился у окна ему было всё равно.
Это прошло он задвигался встал с кровати намазал булку поперёк и не звонил в возбуждении сыну что в новостях показывают наш сад смотри быстрей быстрей включай первую да. А сын звонил ему, чтобы сказать то же. Я думал слепень ненормальный укусил, я ещё спросонья показалось твой сад детский показывают, смотришь новости? Смотрю – смотря отвечал имярек. Что там роют у вас, перевозят из москвы – я не расслышал, наверху соседский ребёнок с трёх колёс навернулся. Смотрю. Двор ваш передают, копают видишь. Они как всегда зима так рыть мозоля окно отвечал в трубку имярек. Выйди – что там поближе: люди знают. Имярек отошёл отокна вернее – от окна и взял трубку. Потянув до возможности мышцы он отбросил с себя треугольник одеяла и сел на кровати. Как зима – они стучат. Потолок вздрогнул, даже более образно – подпрыгнул. И в одно место стукнули три раза, будто трёхлетняя тройня сорвалась со шведской стенки. Как они ещё ночью спят. Неужели нельзя сигнализацию беззвучно сделать чтоб только сам знал что лезут. Весь дом сиди слушай как она надрывается и ведь не сразу выключает молодой а как глухой живёт. Протопал быстренько к окну, поозирал, расчёсывая живот майки, пригород машины и нажал на капельную кнопку пульта. Догадался пол-утра не прошло. Оранжерабочие оттаскивали от отбойного молотка огромные асфальтины. Растащат грязь заделают абы как а там – и трава не расти только снег падай махнул за окно рукой имярек сказал алло и тут же взял трубку зазвонил телефон. Как по методичке сверху произвели несколько равномерных ударов, отбрасывая части в бок, так что доходило до коридора.
Имярек проснулся похоже от сигнализации и сразу после президента объясняющего причину этого шага подошёл к телефону. Смотришь первый? Детсад курочат весь дом смотрит слушает эту оралку. На все лады завелась и пугает пугает воров эта овчарка уже в кусты наложила забыла как и тронула эту броневичину ну а он пока поднимется знает что не угонят вот и лежится под сирену выслушивает с наслаждением и только потом прерывает, мягко давя кадык на брелоке у распростёртой в полный рост улицы. Мальчик в повязанной шапке ещё раз запомнил дедю у окна и опять повалился в санки. Есть же бог на свете когда сосед заткнулся. Милиции на него что ли нет – ломит и ломит в потолок и так тонкий весь звук просвечивает – кто кому ювентус выиграл евродоллар и всё иностранные новости громче делает как жип свой не спартак не москвич ему бронетанк подавай – машина-то дельная чего таить ну делай под неё укрытие что среди ночи в окно дудит и ревёт ревёт.
Сложив в булку масло имярек проснулся от неспокойного сна бежал бежал и так медленно за ним что ни оторваться ни настигнуть. Позвонил сын и сказал, что и так видно с ранья вздумали копать. Ярко заметно оранжевые тулупчики и на снегу и на глине. Имярек да сколько можно никаких нервов не хватит денег чтоб бесконечно стучать по голове копать и перекапывать копать и перекапывать. Ну зарой один раз нормально и забудь о ней хоть что по трубам пускай – не лопнет уже приехай летом день долгий почему не сделать по-нормальному чтоб самим не мучаться. Ведь кого воспитаешь не думая о других кто под тобой живёт те сами тебе на голову и сядут. Чёртово колесо у джипорожца этого. И гвоздь небось не пропорет. Протянул имярек кончиком языка по дёснам и не обращая внимания на вкус маленьким глотком смёл разлипшую булку.
Открыв себя одеялом имярек вышел из кровати ну о чём столько можно стучать?! Люстра немного походила. С чаем у окна как в каком-то общедоступном стихотворении имярек полный отсутствия живых реакций на происходящее бессомненно пользовался нажитыми и загундел всё же используя окно как экран. Доносилось сверху, показалось за оградой. Сюда, на его родину и перевозят сегодня мощи – а мог бы и услышать имярек, не займись самопальным наблюдением, что совершенно недопустимо в сегодня, потому, что всё уже разъяснили, надо только найти программу. В дверь ещё звонить не хватало! Отключить сына надо попросить кому надо открою а неотложка всё равно не успеет только ёд у них и есть. Перевоз мощей – но верхний сосед уже убавил звук – проходит под патронажем московской и симбирской епархий и комиссии при президенте. Притих вроде так нет опять удвоил удары как заступом орудует не иначе. Ну детей себе завёл – сведут его в могилу. Носятся роняют спасу нет.
Надо вставать чаем заняться ешь хоть и бездумно а всё же постороннее меньше мешает. А ты вот не хочешь а идёшь на улицу днём подышать. Не когда хочешь а когда гонят сверху. Уйду и чтоб пол рухнул. Всё не будет второго этажа первый и третий и дальше. Смотрите наш репортаж с места погребения мощей товарища ленина. Имярека охватил морозец все градусы защипали нос и склеили ноздри. Приятно сморкнувшись к старости меньше и меньше заботит чужое содрогание при виде твоих соплей. Мир делается спокойней ещё пожалеют тебя что болеешь видно а дворник не брезгливый от работы заметёт соплю метлой. Аккуратно перебирая тихие шажки имярек углубившись в карманы пошаркал ко входу в детский сад обругивая работников. Дети липли к стёклам, недавно прошёл и остался новый год, самодельные бумажки в следах симметрично неровной резьбы увешали окна, увеличено перевирая снежинки. Совершенно не зная заранее о мероприятии, детсад накануне канавы перекрасился в достойный жёлтый. Рабочие в оранжевом копали между завтраком и тихим часом, детсад пялился в расширенный телевизор из окна. Воспитатели выставили новости на полный звук и привлекли всех к яме; кому не досталось стекла – в нарушении без наказания бухали по ковру грузовиками и, не умея считать, отнимали и складывали кубики у друга. Яма росла быстро, как по шахматным часам, поставленным на полчаса до флажка, так что рытьё выдавалось интересным, очень наверняка твёрдо став в памяти какого-нибудь ребёнка единственной картинкой, легально вынесенной из сада. Спрашивали самые любопытные и объясняли апатичным, что там под дядю роют. Привезут мощь товарища ленина, он у нас только нарисован, а мощь его в москве была, где кремль большой на фотографии. Я там был – но другие не слушали от зависти. Он здесь родился и гулял, а потом умер. Лежал в москве, лежал и решил мощи сюда везти. Как привезут – он к нам потом придёт, а я его нарисую, нет, его нельзя рисовать, а то плохо будет. А можно я ему.. и всякого разного можно.. а папа говорит.. а почему яма такая длинная.. Малыш зарыдал, упав в полный рост. Девчонка пыталась и не получалось переиграть куклой самосвал. Телевизоры приближались к прямым, доходящим до каждого сердца новостям, дети отбегали от окон, строя, не запоминая кубиков. Имярек подковылял к детсаду. Изо всех отверстий шёл пар: дышали носы, парила канава. Ну что скоро готово?! Да ты первый смотри, отец. Дети набросились на пол, и отчаянная войнушка овладела сердцами, руками, губами. Я – тленин.. нет я копаю.. я – торжественно доставленные мощи.. Чего чего разоралась кому ты нужна – пилил имярек верзилу 4х4 за окном. Что кроме зимы времён других нет? И именно сегодня, отмечая столетний юбилей, было решено перенести мощи на родную землю. А что такое родная земля зимой – ведь её лопатой не возьмёшь. Пар хлещет.
Имярек проснулся от грохота что ли бежал слишком медленно от страха проснулся. Чай вечерний намазал булку маслом. Соседские расколотили уже наверное всю мебель об пол. Невозможно столько лет глупость в живую воспринимать – так по памяти ругаешься, но старческий голос придаёт словам силу. Будто впрямь так разбередила душу эта яма посреди зимы, что и не вставал бы, послушал бы сирену, стихла бы гляди – это хоть один над тобой измывается. А так – всю страну в яме видно. В бездумности. Что делаешь абы как живёшь от случая к случаю не замечаешь что ни попадя а как бы сквозь сито мир держишь так мелко и остаётся. Ты не слушаешь – в ответ тебя пропускают мимо игольных ушей а ты теплишься тебя жизнь к булке приучила снится что убегаешь и никак не поймаешь а ты на душе много больше чего несёшь а только не доносится ни до кого дела нет ни до кому до тебя. Сверху грохнут будто на люстре качаются а в дверь в дверь-то зачем звонить если ничего хорошего донести не можешь нет уже сил вместо старости а когда были почему переносил не задумываясь? Чтобы всегда-нибудь и о тебе не задумывались кто там под тобой живёт стучи стучи вниз может отворят. Пётр с ключами приедет позвонит сначала а сам звонок попросил его выдернуть ну он и отопрёт: включай, отец, первый – нас покажут. Сегодня мы предаём земле, а там и нас предадут. И происходит жизнь не от эволюции а от предательства до предательства. Я так не оставлю этого мира а ну рой обратно детей без теплей оставлять к стёклам пристыли. Грохочут кубиками, разъезжают машины, как по головам идут, танк орёт сиреной, не сигануть бы за борт. Яма она как лодка только внутрь себя плывёт. А чай вчерашний чтоб не прерваться что это ты ещё пьешь а не время подошло и вышло. Отец, отец, иди сюда: тебя показывают, привезли уже. Как не для себя роете. Вон он, вон он! – вспорхнули дети от пола на подоконники. И бегут медленно так, что страшнее быстрого. Булка познания масла и мака.
Откопавшись из-под одеяла выключи звук что орёт как из последних новостей. Мощи товарища ленина дороги сердцу каждого, ребёнком стоявшего напротив неподвижного старика. Тишина въехала в детсад, будто объявленная по телевизору и напряжённо ждала исчезнуть в малейшем кашле: носом вмёрз в стекло, широко открыв. Таким, задумчиво вставшим в приступе детского пантеизма над галдящим ручьём великий писатель и увековечил. Так ведь вечно продолжаться может – смерил имярек стоявших показательным взглядом пальцем подтверждая парящую яму. Широкоглазая машина заткнулась во все уши.
Когда же это закончится путь товарища ленина здесь, в детском саду родного Симбирска от пронзительного звонка отворил постель полакомился булкой с чаем не замечая удовольствие по привычке; марокканские рабочие, звонок сына показывают мощи товарища ленина, холоднокровно вышел на улицу, встав у ямы. До воды докопались до лета теперь оставим? Лета не ждёт только не живущий. Весь звук вышел из машины, детские соседи словно подвисли над своим полом; видишь твоё лицо, вон крям у прая прям у края, имярек смерил яму до отражения было достать. Первый ком выехал вдруг комом из-под правой медленно медленно так что нельзя отступиться. Как показывают случайные любительские камеры, подкрепляя кадр ложным смехом, имярек съезжал в глупую ловушку. Несколько слов от неожиданности осталось на скате канавы. Растерянный, дрожа по щиколотки в отражении поднял ногу в колене из-под воды, пытаясь верно отреагировать. Дети затаили, рабочие потупили. Нет, а?! Из дома от грохота подальше и – на тебе! Руку дайте – сорвалось с сыпучего края языка. Имярек, кряхтя, нащупал ступнёй пружинистый корень в стене и, толкаясь другой, вытягивал руку за край. Нарыли, нарыли – себе под нос корячился имярек, – закрывайте, закрывайте! На всю страну позоритесь! Помедлив сколько принято, рабочие наклонились с лопатами. Имярек закрыл глаза как всегда когда было уже поздно.
14-17января2002